На фабрику сумок отправили заключение, из которого следовало, что фурнитура в порядке, а стало быть, причиной брака является нарушение техпроцесса при ее установке.
И будто в наказание за подлог в лабораторию перестали поступать заказы. Потом сломался прибор для измерения растяжения кожи. Иветта скучала без дела, но Бузыкин не унывал. В этом месяце он уже получил свой навар, и теперь можно было отдохнуть, побеседовать с любимой сотрудницей. В свои семьдесят он стал еще болтливее, хотя в остальном возраст на нем не сказывался. Бритый наголо старик еще внушал страх клиентам, зависимым от его экспертиз.
С Иветтой Бузыкин был благодушен, как никогда. Посетовал на тяготы холостяцкого существования, пожаловался на дочь с зятем. Те, якобы имея виды на его квартиру, предлагали съехаться. Не у него еще достаточно сил, и он не собирается раньше времени превращаться в дедушку-приживалу при молодой семье. Он еще найдет порядочную женщину… далее пошла знакомая Иветте песня:
— Веточка, дорогая, мы столько лет знакомы, притерлись друг к другу… Давай объединим наши судьбы?
Бузыкин по-прежнему считал, что Иветта свобод на. Но тут она, раздраженная липовым заключением, злорадно бросила:
— Ну о чем вы говорите, Георгий Андронович! Я давно замужем.
Иветта впервые ощутила себя настоящей, законной женой Глеба. И чего она, дурочка, стеснялась, зачем скрывала?
— Что-о? — Бузыкин охнул и подбежал ближе к Иветте. — Когда? За кем? Почему же ты не пригласила меня на свадьбу?!
Иветта виновато улыбнулась, чтобы смягчить Бузыкина:
— Это случилось давно. Но для вас есть и свежая новость. Одна моя приятельница не прочь познакомиться с вами.
— Ах, Иветта Николаевна, вы убиваете меня своей жестокостью! Разве может другая женщина сравниться с вами? Да-с. А сколько ей лет, кто она?
— Ей чуть за шестьдесят. Она доктор филологических наук, еще работает, занимается в литобъединении, пишет прозу. Живет в отдельной квартире, в Петергофе.
— Гм. Я, конечно, уважаю образованных женщин, но доктор наук — это перебор. А писательницы вообще малопригодны для семейной жизни, у них одни фантазии на уме.
Вы заблуждаетесь, Георгий Андронович. Моя приятельница — образцовая хозяйка. Какие торты она выпекает по праздникам! А видели бы вы ее сад на подоконнике! И здоровье у нее отменное. Каждое утро бегает в петергофском парке.
— Что ж. В моем возрасте привередничать не стоит. И это хорошо, что квартира в пригороде. Зимой будем жить у меня, а летом у нее, как на даче. — Бузыкин уже примеривался к невесте.
— Значит, договорились. Скоро у меня день рождения, знаменательный юбилей, и я приглашу вас обоих.
— Какой юбилей?! — Бузыкин шевелил губами, что-то подсчитывая. — Ну, конечно, пятьдесят. Ты еще так молода! Ах, где мои полета! — с сожалением воскликнул семидесятилетний кавалер.
Иветта усмехнулась: молодой она могла показаться только старику. И добавила, что на юбилее он познакомится наконец с ее мужем.
До юбилея оставался почти месяц, когда Глеб и Анна с разницей в один день возвратились в Петербург. Оба загорели и выглядели посвежевшими. С Глебом все ясно — он нежился у теплого моря. А где посмуглела Аня, Иветта не могла взять в толк. Москва, кажется, не баловала теплыми днями? Но Анна сама упредила вопрос матери. Она обронила, что в Москве неприлично ходить бледными, как в Питере, и все бизнес-леди посещают солярий.
Аня и Глеб еще на курорте обсудили дальнейшую тактику поведения с Иветтой. Они решили не открываться ей до юбилея: пятьдесят и так устрашающая цифра для женщины, Иветта не перенесет два стресса. Отдаляя момент признания, молодая пара надеялась смягчить удар. Когда-то Иветта высказывала опасение, что Глеб не вынесет вида старости и бросит ее. Случилось то, чего она боялась. Именно в канун ее солидной даты в жизнь Глеба вошла молодая женщина, Анна. А вернее — ворвалась и все перевернула с ног на голову.
Юбилей справляли на квартире Иветты, а не в ресторане. Так было привычней и дешевле. Но, следу;; новым веяниям, заказали готовые салаты в магазине да пригласили двух женщин в помощь. Все затрат), оплатил сын — это был его подарок на юбилей. И Анна внесла свою лепту, собственноручно прибрала квартиру, все вымыла и вычистила. Народу ожидалось много: Сергей с семьей, знакомые с работы, соседи, Бузыкин, приглашенный для знакомства с Тамарой Константиновной, Владимир и, разумеется, Глеб. В общем, толпа ожидалась немыслимая. Аня пригласила Алексея, и Иветта поняла: зря возлагала надежды на Романа. Ей было невдомек, что Анна позвала старого дружка для отвода глаз, чтобы об их связи с Глебом ни у кого не могло возникнуть и мысли. Ведь незримая аура, окружающая любовников, чувствуется посторонними, и наблюдательная Анна это знала.
Глеб пришел в дом жены накануне юбилея, заночевал в ее комнате. Анна ходила с непроницаемым лицом, и Глеб не ведал, какая буря бушует в ее груди. Он по-прежнему радовался, что Анна так терпима к его отношениям с Иветтой. К приходу гостей Глеб принарядился в парадный костюм, чтобы встречать с Иветтой гостей, как положено хозяину дома. Именинница выглядела великолепно. Изысканное шелковое платье в японском стиле — подарок Глеба — отвлекало внимание от возраста юбилярши. Молодила Иветту и модная, как у Анечки, стрижка: волосы, приподнятые надо лбом, были пушисты и светлы. Сквознячок, гуляющий в квартире, выхватывал отдельные волоски и играл с ними.
Первым явился Георгий Андронович. Он церемонно познакомился с Глебом, про себя отметив его возраст: теперь понятно, почему подчиненная не афишировала брак. Он преподнес ей цветы и довольно интимную вещь — муаровую ночную сорочку, оставшуюся нетронутой после его второй жены.
— Георгий Андронович, — смутилась Иветта, — как-то неловко мне принимать этот подарок. Что о нас подумают? Глебка, ты что скажешь?
— Отличная вещица! — воскликнул Глеб: со старика спрос невелик. Он был наслышан об этом сумасброде и ничему не удивился.
Георгий Андронович развернул еще один букет и попросил Иветту пристроить его на время в воду:
— Это для милой дамы, с которой вы любезно обещали меня познакомить, Веточка!
Но пристраивать букет не пришлось. Тут же раздался новый звонок, и «милая дама» возникла на пороге. Иветта представила гостей друг другу — одной головной болью стало меньше.
Теперь звонки трещали не переставая. Гости наполняли дом. Сашка затеял возню с соседскими детьми, превратив коридор в поле брани. Чтобы спасти гостей, всех немедленно пригласили к столу.
Первым заздравный тост поднял Бузыкин. Он произнес традиционную лесть: «Трудно поверить, что вам пятьдесят!» Иветта улыбнулась про себя: сколько раз она читала эти строки другим! Как фальшиво они звучали для молодежи и как приятно их слышать сейчас. Ей отчаянно хотелось поверить в свою особенную участь, в свой моложавый вид. Иветта обернулась к Глебу, и он ей улыбнулся. Глеб любит ее, а значит, возраст и вправду не играет роли. Муж, казалось, прочитал мысли и положил ладонь на ее колено, будто их близость только начиналась. Затем произносились другие тосты, превозносились заслуги Иветты. Тамара Константиновна предложила выпить за будущие книги талантливой поэтессы. И эти слова согрели Иветте душу. На правах старого друга выступил Владимир Амосов. Он «вспомнил», что игра Иветты в школьных спектаклях тоже была отмечена искрой таланта и даже в небольших ролях она блистала. Предполагалось, что друг детства хорошо помнит их общие годы. Иветта не стала его опровергать — какое это теперь имело значение!
Заминка вышла только с Глебом. Обычно красноречивый, на этот раз он как-то стушевался. Отметил, что Иветта замечательная мать и бабушка, и эти слова прозвучали диссонансом с прочими, возвышенными речами. Иветта немного обиделась, что муж не нашел для нее каких-то особенных, красивых слов. Все равно что подарил кастрюльку на праздник! Даже Бузыкин выступил лучше.
Бузыкин тем временем уже подбирался к предполагаемой невесте. Он похвалил ее нарядный шарфик. Затем спросил, какое вино она предпочитает. Тамара Константиновна указала на графин с соком. Бузыкин решил сократить дистанцию с новой знакомой. Он разлил по стаканам ярко-оранжевый апельсиновый сок и предложил:
— Давайте, милая Тамара Константиновна, выпьем на брудершафт, перейдем на рельсы приватного общения.
Они переплели руки и опорожнили стаканы. Тамара Константиновна с любопытством ждала, что будет дальше. Она чувствовала в тоне кавалера какую-то фальшь, но не препятствовала его саморазоблачению. Ей хотелось понять, почему тот ее раздражает. Бузыкин разоткровенничался:
— Понимаешь, Тамарочка, я немолод, но еще ориентируюсь в лабиринтах российского бизнеса. А ты как думаешь, сколько мне лет?
— Сорок пять, — то ли польстила, то ли съязвила «невеста».
— Вы правы, — как обычно, мешая «ты» и «вы», согласился Бузыкин, — дело не в возрасте. Диалектика жизни — штука сложная. Для кого-то ты мальчик, для другого — древний муж. А скажи, Томочка, в твоей квартире есть балкон?
— Балкон? — удивилась скачку его мыслей Тамара Константиновна. — Нет, балкона у меня нет, Георгий Андронович.
— Просто Георгий.
— Нет балкона, просто Георгий.
— А у меня есть балкон! Знаете, как чудесно ранним утром распахнуть дверь, взлететь над городом. Розовые сполохи еще только-только…
— Да вы поэт, Георгий!
— Увы, Томочка. Но поэзию я чту. Вам знакомы эти строки Брюсова?
О чем-то странном и высоком,
Как приближение весны…
В душе, с приветом ненароком…
— С приветом и упреком, — механически поправила Тамара Константиновна, будто перед ней был студент, а не поклонник в летах.
— Не понял?.. — растерялся и замолчал Бузыкин. Он привык, что это стихотворение всегда сражало Дамочек наповал, но с годами начал его подзабывать.
— Вы сказали «с приветом ненароком», а у Брюсова — «с приветом и упреком».