Вальс одиноких — страница 8 из 9


Пристально смотрит на Мэрилин, делает шаг к ней.


Помню отчетливо свое первое ощущение одиночества — тогда меня поразившее… Мир был огромным, а я был маленьким… И я был чужим и не нужным этому огромному миру… Я боялся его и не понимал, зачем я явился в него?..


Делает еще шаг к ней.


Позабыл имя девочки… Маленькая девочка с синими глазами снизу смотрела на меня… Не знаю, откуда и как, вдруг, она возникала… Девочка из соседнего двора… И потом никогда не мог вспомнить, сколько времени мы молча смотрели друг на друга… Она, вдруг, сказала: хочу тебя полюбить.


Она делает шаг к нему навстречу. Молчат. Внимательно смотрят в глаза друг другу.


Бывают минуты — их долго помнишь, их любишь, по ним тоскуешь… Теперь-то я знаю точно — за жизнь таких минут наберется не много… Возможно, что в конце-то концов окажется, что они, эти несколько мгновений, и были моей жизнью…

Мэрилин (тихо, одними губами). Да…

Антон. Ты помнишь, нам было всего-то по шесть лет. Мы жили поблизости, можно сказать, почти рядом, но я словно увидел тебя впервые. Тогда я не знал, что мне ответить тебе… (С нежностью касается ее руки, затем осторожно, бережно берет ее руки в свои.) Ты, может быть, помнишь: я протянул тебе через решетку руку и сказал: давай дружить. Непостижимо, но ты, вдруг, прижалась губами к моей руке… (И он припадает губами к ее рукам.) Господи, девочка моя, как же я мог не узнать тебя сразу: та же улыбка, не похожая ни на какую другую, та же свобода, тот же покой… Скажи, это — ты? Ты?..


Мэрилин загадочно улыбается.


Ты, ты, конечно же, ты… Маленькая, странная девочка с синими глазами… (Целует ее глаза.)

Мэрилин. О, давно почему-то уже не синие…

Антон. А помнишь — я очень хорошо помню на тебе — серебряные сережки-звездочки… Точно такие — как в раннем небе. Ранние звезды… Они еще есть?..

Мэрилин. У меня было много звезд…

Антон. А еще твой огромный огненно-красный бант в косах… Ты-то сама его помнишь?..


Мэрилин молчит, загадочно улыбается.


Я помню его — точно я вижу его сейчас: красный, огненный, заплетенный в тяжелые косы…

Мэрилин (смеется). Ну, красный — как нравится, пусть будет красный…

Антон. Точно медные тяжелые цепи — косы…

Мэрилин (смеется). Вот, смотри, что осталось…

Антон (проводит рукой по голове, тоже смеется). А я тоже — вот… А у меня тоже — вот…

Мэрилин (смеется). Вот — все, что есть…

Антон. Да, вот и все… И у меня, и все…

Мэрилин. Через тысячу лет мы — какие, посмотри… (Смеется.)

Антон (улыбается). Да, странно, да…

Мэрилин. А еще через тысячу лет, вдруг, увидимся — что останется, а?..

Антон. Не знаю…

Мэрилин. Говорят, что душа остается, а?.. Наши души узнают друг друга, а?..


Тихо, неслышно появляется Джонатан.


(Она улыбается.) Опять сядем где-нибудь в уголку, возьмемся за руки и расскажем друг дружке все новости за последнюю тысячу лет…

Антон (тихо). Через тысячу лет я скажу: я хочу тебя полюбить…

Мэрилин (тихо). Я хочу тебя полюбить…


И снова, как было когда-то, в далеком детстве, тихо возникает мотив Вальса. И оба они плавно и красиво уплывают вверх по течению вечной, прекрасной, одинокой музыки… Темп ускоряется, музыка — все громче, кружение — все быстрее. И кружатся куклы-мужчины на вечной своей карусели… Влекомый неведомой силой, поплыл Джонатан, у него в руках кукла, прижата к груди. А темп все быстрее, а музыка — громче. Внезапно свет гаснет и Вальс обрывается, словно на полуноте… Возгорается свет — Джонатан стоит посреди жилища с куклой, прижатой к груди. По лицу текут слезы. Беззвучно вращается карусель.


Джонатан. Эх, Георгий, Георгий…

Старый ты дурень, Георгий…

Чего же ты хочешь, Георгий?

Хочешь жить?

Или хочешь умереть?

Или ты уже сам не знаешь, чего ты хочешь…

Ты — старый алкаш, брат.

У тебя плохо с памятью.

По ночам у тебя болят ноги и ты видишь плохие сны.

А только никто не скажет: «Георгий, отдохни…

Бедный Георгий… Хороший Георгий…»

Жену ты мало любишь, а больше ты никому не нужен.

Вот — конец…


Рукой размазывает слезы по лицу; осторожно опускает куклу на пол, лицом вниз; достает из кармана тонкую длинную веревку и дрожащими руками вяжет петлю. Неожиданно в ослепительно белом пеньюаре возникает Мэрилин. От чего и жилище, вдруг, осветилось. Джонатан быстро прячет руки с веревкой за спиной.


Мэрилин. Как хорошо, что ты здесь, мы хотели уже тебя искать — ой, чшшш… (Подходит к нему, доверчиво приникает лицом к его груди; шепотом.) Что это я раскричалась, Господи… Ах, наверно, я счастлива, мне так хорошо…

Джонатан (хмуро). Тебе хорошо?..

Мэрилин (шепотом). Хорошо, хорошо, чшшш… Спасибо тебе, спасибо, спасибо…

Джонатан. За что?

Мэрилин. Ой, не кричи, я прошу… Говори, пожалуйста, тихо, он — спит…

Джонатан. Он — спит?..

Мэрилин. Да, он уснул, он устал… Ты же знаешь, какая у него была долгая дорога… (Улыбается, вспоминая.) Представляешь, забылся прямо у меня на коленях…

Джонатан (не выдерживает и кричит). У тебя на коленях?..

Мэрилин. Что ты, Джонатан, что ты, я же тебя просила не кричать, разговаривать тихо-тихо… Ну, что с тобой? Ну, почему ты такой, вдруг, печальный? Все получилось, как мы хотели… Ты хорошо заработал… Не отворачивайся от меня, смотри на меня. А почему у тебя, вдруг, красные глаза?

Джонатан. Сегодня жара.

Мэрилин. Жара… Боже мой, бедный Георгий… Мой хороший Георгий…

Джонатан (вздрагивает). Что ты сказала?..

Мэрилин. Что, Джонатан?..

Джонатан. Как ты сказала: бедный… Повтори быстро: что ты сказала?

Мэрилин (ласково). Устал, милый… Очень устал… Глаза устали, сам устал… Иди-ка домой, мой хороший, отдохни, выспись, стань человеком… (Поглаживает его.) А завтра, пожалуй что — приходи… Ну, утром, когда ты проснешься… Или, пожалуй что — днем, можно даже попозже… Не торопись, хорошо?

Джонатан (хрипло). Что будем делать?

Мэрилин. Ну, длинная жизнь у нас, будем беседовать, пить кофе… Можем — хотите — пойти в русский ресторан на набережной. Ох, кстати, я про него совсем позабыла…


Он молчит. Она загадочно улыбается.


Бедный Джонатан… Хороший Джонатан…

Джонатан. Хорошо. Я пойду. Отпусти меня, Мэрилин.

Мэрилин. Ну, конечно… Сейчас… Сейчас… (Объятий не отпускает.)

Джонатан (удивленно на нее смотрит). Ну, ты отпустишь меня?

Мэрилин. Отпущу… Джонатан… скажи… (Странно, вдруг, смотрит на него.) Что это у тебя, на шее, за левым ухом?..

Джонатан. Х-ху, Мэрилин!..

Мэрилин. Что?..


В роскошном атласном халате, с бокалом шампанского в руках появляется Антон. Видит друга в нежных объятиях Мэрилин — роняет бокал


Антон (тихо). Мэрилин… Боже мой, Мэрилин… (Быстро уходит.)

Мэрилин. Антуан! Антуан!.. (Торопится следом за ним.)


Джонатан же остается один на один с петлей… Только одно мгновение он колеблется… Решительно направляется к карусели, закрепляет веревку, проверяет на прочность. Затем поднимает с пола куклу, старательно затягивает на ее шее петлю, совершает повешение. Тут только мы замечаем удивительное сходство куклы и палача… Он решительно направляется к выходу. Впрочем, что-то его останавливает. Достает чек, возвращается к кукле, прикрепляет у нее на груди — наконец, уходит… Выбегает Антон, на ходу застегивается, отшвыривает от себя атласный халат, хватается за сумку — тут ему дорогу перегораживает Мэрилин.


Мэрилин. Не пущу, не пущу…

Антон. Ничего не получится, нет…

Мэрилин. Антуан…

Антон. Не хочу, уже было со мной — и ложь, и коварство, и ненависть, и тоска…

Мэрилин. Я опять не понимаю тебя! Господи, что ты такое говоришь?..

Антон. Я вас не понимаю! Я ухожу! Это были не вы!

Мэрилин. Что?..

Антон. Да! Да!.. Мне только на миг показалось — мы оба из детства, и, может быть, что мы нужны друг другу! Но мы не нужны! Мы не нужны!..

Мэрилин. Как мне понять тебя, Антуан?.. Что надо сделать?..

Антон. Чушь! Чушь!.. Эта жизнь — только дурацкая череда пошлых и плоских картинок! Мне надоело глядеть на них — пустота!.. Я верить хочу, наконец, — в Бога, в людей, не в кукол! (Идет к карусели.) В Бога, людей, не в кукол… (Замечает убиенную куклу Джонатана и, вдруг, затихает.)

Мэрилин (тоже видит повешенную куклу). О, Джонатан… (Тишина; она плачет.) Бедный Джонатан, что ты сделал с собой?.. Зачем ты так поступил с собой, мой хороший?..

Антон (тоже в слезах). Жора, брат…

Мэрилин. Боже мой, Боже, чего тебе недоставало в этой жизни?.. (Берет чек и рвет.)

Антон. Ах, что же ты натворил, брат, брат…

Мэрилин. Я для тебя ничего не жалела, я бы тебе все отдала…

Антон. И все это ты — из-за меня, брат?..

Мэрилин. Ничего не сказал, не попрощался…

Антон. Брат, Жора, прости…

Мэрилин. О, Антуан, как мне больно, мне плохо… (Обнимает его и плачет.)

Антон. О, Мэрилин… Мэрилин… Мэрилин… (Тоже ее обнимает и тоже плачет.)

Мэрилин. О, мой бедный Антуан…

Антон. Мэрилин… Мэрилин…

Мэрилин. Антуан…


Тихо звучит Вальс. По мере того, как музыка набирает силу — свет медленно меркнет. В темноте Вальс звучит в полный голос — это кружение звуков, кружение судеб продолжается — потому что только Она вечная. Ярко вспыхивает свет — карусель уже в центре жилища, вращается быстро, вращая шесть кукол, одетых в атл