доброжелательно и ответственно. Правда, он со всеми вел себя подобным образом.
Навуходоносор очень быстро отставил от себя «египетскую кошку», как называли при дворе третью жену правителя. Всем во дворце пришлось испытать на себе ее несносный характер. Быстро забеременев, она первым делом попыталась полностью оттеснить Амтиду от царской спальни. Мидийская царевна в ту пору совсем исхудала, начала кашлять кровью. Навуходоносор недолго терпел выходки Нитокрис и приказал Рахиму не пускать ее в свои апартаменты. Это распоряжение, высказанное в форме пожелания, египетская кошка проигнорировала и продолжала рваться в покои царя. Тогда царь предупредил ее, что в случае неповиновения он прикажет остричь ее наголо. Нитокрис смирилась, организовала вокруг себя собственный кружок приближенных и слуг, с которыми после прихода к власти Амеля-Мардука и удалилась во вторую ссылку в Борсиппу.
– Мир вам, – приветствовала она «царского голову» и прибывшего с ним молодого чернявого, крупного телом писца, который, как ей помнилось, был приставлен к царскому музею.
Она пригласила гостей в дом. Все прошли через прихожую, из нее выбрались во внутренний дворик, где был разбит цветник и брызгал небольшой фонтан. Здесь было много зелени: по стенам вился плющ, в горшках цвели розы самых удивительных оттенков, в водоеме плавали лилии. Тут же гостей встретил маленький Валтасар. Глаза у него пронзительно-черные, непомерно крупные, указательный палец он держал во рту. Был он тих, что немало удивило Набонида, имевшего опыт общения с этим не по годам шумным буяном.
Нитокрис, Набонид и Нур-Син прошли в маленькую беседку, накрытую в это время дня тенью здания. Здесь было прохладно, тихо. Валтасар, последовавший за матерью, устроился рядом с ней – присел на корточки. Эта поза, отметил про себя Нур-Син, вряд ли допустима для царского сына.
Между тем Набонид объявил цель приезда, передал царице распоряжение правителя перебраться в Летний дворец, где он вскоре намерен посетить ее с выражением самых добрых чувств.
Нитокрис ничем не выразила удивления, вежливо поблагодарила за оказанную честь и поинтересовалась, когда ей позволят переехать. При этом она, томно изогнувшись, перебросила на сторону свои чудесные волосы, принялась перебирать их. Набонид ответил, что этот вопрос решается, затем представил Нур-Сина, назначенного в воспитатели царевича, которого поселят в царских апартаментах и где ему будут оказаны приличествующие его сану почести.
– Понятно, – кивнула царица, – Амель-Мардук решил отобрать у меня сына.
– Вовсе нет, благородная госпожа, – возразил Набонид. – Ему будет позволено в любой день и час, исключая время занятий, посещать вас. Вам также будет позволено в любое время навещать его. Если вы решите задержаться, вам будут предоставлены покои.
На этот раз Нитокрис не смогла скрыть удивления.
– С какой стати такие милости? В Амеле проснулись родственные чувства?
– И да и нет, госпожа, – ответил Набонид. – Государственные интересы требуют объединения царствующей семьи и установления добрых уважительных отношений. Нас ждут трудные времена…
Царица перебила.
– И Лабаши-Мардук будет переведен в царский дворец?
Набонид вздохнул.
– С этим юнцом дело обстоит сложнее. Во-первых, он не царский сын, хотя и член семьи; во-вторых, вам известно отношение нашего владыки к его непристойным выходкам…
– Да уж!.. – Нитокрис не смогла сдержать негодования. Ей тоже частенько доставалось от острого языка Лабаши. Именно он сравнил ее с «необузданной египетской кошкой, почуявшей запах царского мяса».
Царский голова развел руками.
– Ему будет предложено поселиться во дворце при условии, что он будет вести себя достойно и не нарушать семейных традиций. При первом же проступке он будет удален из дворца.
Нитокрис хмыкнула, погладила Валтасара по голове и указала на Нур-Сина.
– Это твой новый учитель, Вали. Слушайся его.
Валтасар громко спросил у писца:
– Ты умеешь стрелять из лука?
Нур-Син растерялся, хотел было напомнить, что его приставили учить царевича наукам: математике, письму, хождению звезд по небосводу, государственному делопроизводству, деяниям царей прошлых дней, но вовремя сдержался. Мальчишка был дерзок, невоспитан, может, лучше для начала подружиться с ним?
– Умею.
– Тогда айда стрелять уток.
Взрослые рассмеялись, после чего Набонид рассудил:
– Неплохая идея!
Нур-Син и Валтасар покинули беседку.
Когда Нитокрис и Набонид остались вдвоем, царица спросила.
– Что там насчет государственных интересов?
– Речь идет о союзе с Египтом. Нам необходимо наладить отношения с Амасисом!
– С этим подонком, захватившим трон?! – воскликнула царица.
– Те же самые слова сказал на днях наш владыка, – ответил Набонид. – Тем не менее мы вынуждены искать с ним дружбу. В этом деле твоя помощь, Нитокрис, будет неоценима. Что собой представляет Амасис, нам неизвестно. Знаем только, что он очень милостиво обошелся с твоим отцом Априем и, если бы не его окружение, которое потребовало выдать его разнузданной черни, Априй был бы жив. Далее, Амасис сейчас крайне озабочен установлением родства с членами предыдущего царского дома. Мы не можем упустить такую возможность. Тебе придется написать ему письмо, родственное по духу и богатое по содержанию. Сам Амель считает ниже своего достоинства связываться с узурпатором. Так что это твой шанс, Нитокрис.
– Вступить в переписку с убийцей отца и такой ценой купить милость того, кто оскорбил меня, сослав в эту дыру? Неужели ты полагаешь, что я соглашусь склонить голову перед сыном этой помешанной?
Набонид тяжело вздохнул, долго молчал.
Нитокрис вела себя спокойно. В ожидании ответа она начала неторопливо перебирать волосы, ловкими движениями изящных тонких пальчиков с длинными ноготками сплетать и расплетать их. Наконец царский голова очень тихо выговорил:
– Ты все о том же. И так громко. Зачем, Нитокрис? Мне бы не хотелось рассуждать на эту тему здесь, на виду у слуг. Я знаю в этом доме место, где нас никто не сможет подслушать. Там мы смогли бы спокойно обсудить, кто перед кем и зачем должен склонить голову и что из этого может выйти.
– Где же это место, Набонид?
– Твоя спальня, царица, – тем же тихим голосом ответил он.
– Ты с ума сошел? – царица тоже невольно понизила голос.
– А что, похоже?
– Ты – единственный известный мне человек, который, как мне казалось, никогда не свихнется в этом гадюшнике. Выходит, я ошиблась. Ты жаждешь меня?
– И это тоже. Но это не главное. Больше всего меня волнует судьба Валтасара – быть ему на царстве или нет.
– Ты хочешь предупредить меня, чтобы я не соглашалась переезжать в Летний дворец?
– Нет, царица, Летний дворец, это тоже моя задумка. Я желаю быть поближе к тебе. Но прежде хочу объяснить, что я силен. Ты же слаба. Но вместе мы можем стать неодолимы и сокрушить тех, кто встанет у нас на пути. Следовательно, судьба Валтасара – моя судьба.
– Твои рассуждения туманны, но что-то убеждает меня, что тебе можно верить. По крайней мере в этом вопросе… Меня хотят многие, – намекнула она, – и что из того? Может, ты отправился в путь, чтобы спровоцировать меня? Всем известно мое отношение к этому ублюдку. Ты приехал для этого, Набонид, или у тебя есть свой интерес?
– У меня есть свой интерес, прекрасная, но об этом в твоей спальне.
– Это обязательное условие?
– Да, желанная.
– Что-то по голосу я не чувствую, чтобы я была уж так желанна тебе.
– Я выучился скрывать страсти.
– Я не говорю – да. Но я и не говорю нет. Подождем до вечера.
– Хорошо. Теперь мне надо срочно увидеть Рибата, сына Рахима Подставь Спину.
– Этого мужлана? Его прощает только то, что он почтителен и учит царевича стрелять из лука и владеть копьем.
Набонид не ответил, долго смотрел на Нитокрис, взгляд его был изучающ, дерзок, однако в нем не было и намека на похоть. Царица оставила в покое волосы, неторопливо, изящно, пальчиком придерживая крышку, налила гостю и себе прохлаждающий напиток. При этом решила, что, должно быть, именно так крокодил выбирает крокодилицу, чтобы вместе выйти на охоту на крупного зверя.
– Как тебе нравится титул «главная царица»! Полновластная повелительница!.. Грозная, указующая!.. – с неожиданной выразительностью выговорил Набонид. – Какое звучное, возвышающее сочетание слов! Его пристало употреблять только по отношению к выдающейся женщине, способной настоять на своих правах.
Нитокрис усмехнулась, глянула прямо в глаза гостю.
– Как тебе слово «царь»[48]? Оно короче и звучнее.
Набонид ответил не сразу, только после короткой паузы подал голос. Сказал тихо, как бы размышляя.
– Я всегда верил, что найду в тебе, Нитокрис, надежную помощницу. Я долго ждал. Вполне могло случиться, что ни тебе, ни мне не дано было дождаться исполнения заветного желания. Но раз уж богам угодно!.. Если создатель Син повернул ход судьбы в нашу сторону, мы не вправе противиться. Что мы теряем и что можем найти? Несоизмеримо…
Он вновь замолчал. Долго разглядывал брызжущую струйку фонтана. Струйка была тоненькая, всего на несколько пальцев врезавшаяся в небо. В верхней точке влага на мгновение замирала, затем распадалась на несколько капелек, но это были именно те капельки, которые камень точат.
– У меня нет выбора, как только пустить тебя в свою спальню, – ответила царица. – Но зачем, если ты не относишься к членам семьи? Если не испытываешь страсть?
– Как знать. Да, я не отношусь к членам семьи. Пока! Как раз в этом ты и можешь мне помочь. О чем собственно мы здесь толкуем? О величии слова «шар Бабили». И что? К тому же, признаюсь, я знаю, что такое страсть, пусть не любовная, но не менее увлекающая, всеохватная, которая все эти годы терзала и тебя. Так что, как ни крути, а мы с тобой в каком-то смысле давным-давно стали любовниками. Я знаю, Нитокрис, ты вправе не верить ни единому моему слову, но если отмести поэтическую шелуху, жалобы по поводу неутоленной страсти, отделить зерно от плевел, окажется, что я нужен тебе не менее, чем ты мне. Смысл моего предложения насчет спальни в том, что я должен иметь гарантии, я должен увидать твое тело. Я должен обладать им!