Я ушел в лес, долго плакал, потом решился – была не была! Господин, я все сказал, как оно случилось. Я не предатель, просто понадеялся на удачу. Здесь меня подвергли бичеванию.
– Послушай, Шума, ты не глуп, – сказал Нур-Син. – Ты сам должен понимать, что твой побег выглядит нелепо. Зачем было посылать тебя за линию пикетов? Может, для того, чтобы ты к нам сбежал?
– Я так и решил, господин.
– Интересно, – вступил в разговор Лабаши. – Если ты так решил, то зачем обижаешься, что тебя подвергли бичеванию. Ты же знаешь, как поступают со шпионами. Ведь тебя могли счесть за шпиона?
– Могли, господин. У меня не было выбора, господин. Если бы я вернулся в лагерь пиринду, пусть даже набрав хворост, меня забили бы палками до смерти.
– С какой стати?
– Почему я оказался глуп и не попытался воспользоваться возможностью сбежать, – ответил перебежчик. – Стражник неспроста указал мне направление, в котором расположен наш… ваш лагерь, господин. Добравшись до вас, я мог рассчитывать на освобождение. Если, конечно, меня не казнят до того момента, как начнется сражение.
– Ты сообразительный человек, Шума, – заявил Нур-Син. – Допустим, что все рассказанное тобой правда. В таком случае, с какой целью тебя выпустили из лагеря?
– Чтобы государь Вавилона усомнился в моих словах и решил, что его ждут у Киликийских ворот.
– Ты полагаешь, что это не так?
– Нет, господин. Сосновая долина или долина Рибани – вот самое удобное место для засады. Если бы Аппуашу сделал ставку на Киликийские ворота, он не стал бы созывать войска в Сосновую долину, а об этом я знаю точно. Господин!.. – голос Шумы вдруг взвился до истеричной нотки. – Вы спрашиваете меня о том, чего я не могу знать! До чего дошел своим умом!.. Если я окажусь лгуном, меня казнят.
– Но если ты сказал правду, если твоя сообразительность не подвела тебя, тебя ждет награда. Как вы считаете, князь? – Нур-Син с почтительностью обратился к Лабаши.
Тот вмиг обрел величавость, задумался, затем внушительно кивнул.
– Поэтому давай разберем до тонкости все, что тебе довелось увидеть и услышать в лагере пиринду, – добавил писец-хранитель.
Они провозились около часа, пока в палатку не явился Нериглиссар, и допрос повторили, на этот раз уже с некоторым доверием к словам Шумы. По всему выходило, что Акиль и Хашдайя были правы. Перебежчик особо подчеркивал, что Сосновая долина является любимым местом охоты Аппуашу, и он, Шума, сопровождавший царя в этих поездках, хорошо изучил местность. Там, в сосновых лесах обитают их боги, добавил Шума. Там целебный воздух… К тому же скаты обрывисты и удобны для стрельбы из луков, кое-где, по заросшим кустарником, пологим распадкам открываются удобные спуски, через которые Аппуашу может выпустить на врага крупные конные отряды или пехоту, способные порвать линию врага и разрезать вражескую армию на несколько частей. Шума поклялся именем Мардука, что горцев в несколько раз меньше, чем вавилонян. Немного у них и конницы, поэтому они никогда не решатся выступить против царя в открытом бою. Лучники пиринду неплохие, стреляют метко, но вразнобой и без команды. Эти наблюдения согласовывались с теми, что доставили армейские разведчики. Совокупность сведений подтверждала, что Аппуашу мог рассчитывать только на засаду, в прямом противостоянии с куда более многочисленными и лучше вооруженными вавилонянами шансов у него не было.
В конце допроса Нериглиссар обратился к Шуме.
– В горах есть обходные тропы, чтобы напасть на пиринду с тыла?
– Да, господин.
– Ты их покажешь?
– Да, господин… – он примолк, опустил голову, потом вскинул ее. – Господин… я бы хотел помочь своим. Я… мечтал об этом все три года. Господин, дозволь, чтобы мне разрешили взять в руки меч.
Нериглиссар пристально посмотрел на Шуму, затем замедленно кивнул.
– Разрешаю.
Он приказал увести перебежчика. Когда царь, его сын и Нур-Син остались одни, Нериглиссар спросил:
– Что дальше?
Лабаши заговорил горячо, разрубая воздух ребром ладони.
– Если Шума не врет, а похоже, он говорит правду, мы должны спешно поднимать людей и, разделив армию, попытаться окружить Аппуашу в его лагере…
– Сын, делить армию – это последнее дело. На это можно пойти только в исключительном случае, если твердо уверен, что твое решение правильно. Пойми, что, разделив войско, ты уже не в состоянии обеспечить единое командование. Каждому отряду придется действовать самостоятельно. Это не так просто, Лабаши. А я до сих пор не уверен, что Аппуашу ждет нас именно в Сосновой долине.
– Но почему, отец! – вновь загорячился юноша.
– Потому что армия – это единственное, что есть у меня на сегодняшний день. Это не мало, но и не много. Все остальное в государстве в руках Набонида. Если я проиграю сражение и потеряю армию, тебя, Лабаши, ждет незавидная судьба. Впрочем, меня тоже.
– Так отставь его. Предай суду, казни! – воскликнул наследник.
– Экий ты быстрый. А что дальше? Смута в государстве, сумятица в делах, жрецы в храмах впадут в ярость, начнут бодаться, перестанут делиться доходами. Ты жаждешь нововведений, а это бунт, кровь и, не дай Мардук, гражданская война, о которой только и мечтают Аппуашу, Крез, этот пронырливый фараон из Саиса, Мидия.
– Как Мидия? – изумился Лабаши. – Но Астиаг наш верный друг!
– Да, Астиаг нам верный друг, но он стар, а его окружение спит и видит, как ловчее порвать Вавилон на куски. Ты этого хочешь?
– Но я не понимаю… – развел руками Лабаши.
– Вот именно! – подчеркнуто резко заявил Нериглиссар. – А ты понимаешь? – обратился он к Нур-Сину.
– Теперь понимаю, – едва слышно выговорил писец и облизнул губы. – Ты, государь, хочешь иметь своего человека в окружении Набонида. Ведь ваш сын считает меня прихвостнем «царского головы».
– Ты тоже ничего не понимаешь, – обреченно махнул рукой царь. – Послушай, Нур-Син, много ты знаешь о замыслах Набонида?
– Нет, государь. Он никогда и никому не открывает своих тайн.
– А я знаю. Он рвется к короне. Он уже закусил удила! И я ничего не могу с ним поделать. Если этот поход окончится ничем, если добыча, взятая в Пиринду, не будет обильна, мне и моему сыну конец! Рано или поздно!.. Но даже в том случае, если я выиграю войну, это ничуть не ослабит позиций Набонида. Я могу подослать к нему убийц, но и это ничего не решит. Если он погибнет, подобная дерзость вызовет гнев богов. Они не любят, когда кто-то пытается вмешаться в их замыслы. Если же он останется жив, то я даже не хочу загадывать, что случится потом. Расплачиваться придется тебе, Лабаши. Это тебе понятно?
Сын не ответил.
Нериглиссар продолжил.
– У меня есть только одна возможность справиться с Набонидом, я должен обыграть его. Доказать, что он слишком долго сидит на одном месте. Что страна плохо управляется. Что мы постоянно упускаем возможности увеличить славу Вавилона, а этого можно добиться только реформировав власть. После чего Набонида можно раздавить и отпустить с миром! Пусть потешится на старости лет со своей египетской кошкой. Но это имеет смысл только в том случае, если я сумею заменить его человеком, который с ходу возьмет в руки поводья государственной машины и, не допуская ни малейшего сбоя в ее работе, начнет действовать бодро, с пониманием необходимых перемен. Мне нужен человек, который был бы способен реорганизовать работу государственной машины. Этот человек также должен быть угоден великим жрецам. Его должны знать в стране. Он должен быть не глуп, разбираться в обстановке и пользоваться авторитетом у соседних правителей. По крайней мере при составлении своих коварных планов они должны брать его в расчет, как это имеет место с Набонидом. Он всегда самый крупный выкид на игральных костях, который может выпасть при любом броске и решить игру в чью-то пользу. Есть у меня такой человек? Нет у меня такого человека. Но есть кандидат. Это ты, Нур-Син. Я давно приглядываюсь к тебе. Все считают тебя человеком Набонида, но ты нигде и никогда не высказал своих пристрастий открыто, руки у тебя не связаны. У тебя, по сути, нет врагов. Завистников, недоброжелателей – этих навалом, но нет злобствующих против тебя. Ты сын Набузардана, а это имя до сих пор звучит в Вавилоне. Ты не глуп, сумел договориться и тем более произвести впечатление на Креза, а это отличная характеристика. Пока нам совсем ни к чему ссориться с Лидией. Ее черед придет, но спешить нельзя – споткнешься, лоб расшибешь.
Он помолчал, прошелся по шатру, придавил ногой запекшуюся на земляном полу кровь.
– Вот так, сын Набузардана, моего лучшего друга. Теперь у тебя тоже нет выбора, ты будешь преданно служить мне и моему сыну. Ты слишком много знаешь. А ты, – он обратился к Лабаши, – укороти язык, иначе я тебе его сам укорочу. С кем ты собираешься править в Вавилоне? Со своими пьяницами и бабниками, дремучими завистниками, не способными ни к какому делу задирами? С любителями стишков? Лабаши, ты играешь со смертью, это тебе понятно? Ты не имеешь права потерять власть, это гибель и для тебя, и для всей семьи. Скажи, ты способен сработаться с Нур-Сином?
Лабаши при последних словах отца страшно покраснел, сжал руки в кулаки, однако после заданного отцом вопроса, юноша сумел взять себя в руки, ответить спокойно, после раздумья.
– Постараюсь, отец. Он сын Набузардана, этим все сказано.
– Ну, хвала Мардуку. Теперь, ребята, давайте обсудим, как нам ловчее поступить с Аппуашу. Я должен действовать наверняка, посему давайте-ка еще немного поиграем с Аппуашу.
На следующий день царь приказал выставить на дальних подступах к долине Рибани усиленные секреты. В полдень в лагере было объявлено, что завтра войска выступят в поход и спешным маршем проследуют к Киликийским воротам, захват которых сулит скорое окончание войны. К вечеру секреты поймали нескольких перебежчиков-горцев из союзных отрядов. Двоим дали уйти. Тех, кому не повезло, жестоко казнили на глазах у войска.
Наступило утро, миновал полдень, однако приказ выступать так и не был оглашен. Тем не менее отдельные кисиры тяжеловооруженной пехоты, легковооруженных воинов, а также конные отряды начали сниматься со стоянок и без лишнего шума исчезали в окружающих лесах. Только утром четвертого дня огромный обоз, со