ИПП[12] и жгут оставил на месте. Пригодятся. В том же подсумке оказалась с виду обычная оранжевая армейская пластиковая аптечка, где в специальных зажимах находилось десять шприц-тюбиков. Они были абсолютно одинаковы, только на пяти присутствовала надпись латиницей «Rad». Что это такое, я не знал, но примерно предполагал для чего. Либо антишок, либо сильное обезболивающее средство, возможно, наркотическое, как тот же промедол, либо то и другое вместе. Иначе зачем держать их в том же подсумке, где находилось все для оказания первой помощи при ранениях? Из медицинских препаратов больше ничего не нашлось. То ли Цемент надеялся на авось, то ли этого набора вполне достаточно.
Мультитул, бинокль, два светодиодных фонаря – один совсем маленький, второй средних размеров, две фляги, большой складной нож, среднего размера охотничий – именно его использовал Цемент для потрошения тварей. Довольно удобная рукоять, толстое широкое лезвие – отличный товарищ для путешествий: и палку заострить, и шкуру снять, и мясо разделать. Еще присутствовал кинжал. Прямой, обоюдоострый, с лезвием длиной около двадцати-тридцати сантиметров, крестообразная гарда, массивная рукоять. В руку он ложился как влитой. Махнул пару раз перед собой крест-накрест, убрал в ножны.
Следующая вещь вызвала изумление. Сначала я не сообразил и долго не мог понять, что держу в руках. Вертел и так и эдак. Твою мать, это же клевец, использовавшийся для пробития доспехов в Средние века! Металлическая рукоять, обмотанная парокордом, сантиметров пятьдесят длиной; острый прямой четырехгранный хищный клюв; на обухе небольшой восьмигранный боек молотка. Вот на фига такой нужен? Цемент был хоть и на всю голову отмороженный, но должно же быть функциональное назначение у этого девайса. Стоп, он же сказал в подъезде, мол, холодняком можно обойтись, если бы не спешка. А почему его, например, тот же пистолет с глушителем не устраивал? Зачем сходиться с любыми тварями в рукопашной схватке, когда есть огнестрельное оружие? В чем может быть причина? Бесшумность? Вполне. Но у него глушитель имелся. Пусть и звук присутствует, но… Что еще? Патроны! Точно, именно расход боеприпасов играет решающую роль! Значит, они действительно ценятся. Это дефицит. В противном случае не нужны никакие, пусть и зарекомендовавшие себя в веках, штуки-дрюки.
Да, покойный все же продолжает делиться информацией. Не такой ты мудак, Цемент! Настроение сразу улучшилось. Всегда так, разгадываешь какой-нибудь ребус, решаешь задачу или пытаешься что-то спрогнозировать, и когда картина складывается и оказывается реальной, то возникает строго пушкинское ощущение: ай да я, ай да сукин сын!
Не зря мой хороший знакомый – тут можно употребить даже громкое слово «друг» – Пол Далтон, американский профессор-антрополог, с которым я познакомился в Конго, говорил так: «Мальчик мой, вот ты говоришь, только мертвецы молчат. Не спорю, красивые, емкие слова. Но, к сожалению, к реальности они не имеют никакого отношения. В девяносто девяти процентах случаев любой труп рассказывает больше о себе, чем мог бы сказать при жизни. Надо только уметь задавать себе правильные вопросы, смотреть под правильным углом, подмечать детали, сопоставлять. И твои мертвые заговорят. Нет, они закричат! Они тебе поведают и о своей жизни, и о смерти, и об окружающих их вещах. Обо всем. Только нужно уметь спрашивать. И очень много-много знать…»
Хороший был мужик, цельный. Являясь гражданином США, заслуженным научным деятелем с не одной сотней публикаций, последние годы провел в Африке – на родине затравили, не тот предмет он выбрал для изучения. Ставил научную составляющую выше политической. Вот только практически в любой цивилизованной стране наука, особенно гуманитарная, должна действовать и исповедовать взгляды в духе линии партии. Так было у нас в советские годы, когда ни один научный труд не обходился без апелляции к марксизму-ленинизму, так происходит сейчас в Америке, когда речь заходит о расовых и гендерных вопросах. Табу на государственном уровне. Справедливости ради подобные тенденции стали проявляться и у нас.
Следующий предмет вызвал кривую улыбку – вот это комплексы! Огромный револьвер «РШ-12» весом под два килограмма, длиной сантиметров тридцать пять, калибра 12,7 миллиметра. Массивный, с прорезями кожух ствола, что снизу, что сверху рельсовая система под Пикатинни. Стрельба велась из нижний каморы.
Это он так душу тешил? Или нивелировал длину члена? Конечно, к такому подонку хочется применить все самое гадкое, но разум, в первую очередь разум. Ведь, как известно, есть дураки двух видов: одни умнее нас, другие глупее. Не уподобляюсь ли я тем, кто заведомо считает других ниже себя? Так и ошибиться фатально недолго.
Итак, имеется холодное оружие, слонобой для ближних дистанций, винтовка для дальних, плюс еще один девятимиллиметровый пистолет Ярыгина. Вопрос: что тут лишнее?
Сама концепция, хоть я еще и не вступал в противоборство с зараженными, стала более или менее ясна. Для пустышей и ежи с ними – клевец, дальше как повезет, а «РШ-12» – оружие ближнего боя, эдакий импровизированный последний шанс против приближающихся к элите зараженных. Ручная пушка. Калибр 12,7 – все же это сильно. Может кушать те же патроны, что и «Выхлоп». И гораздо легче хорошего дробовика, а пять патронов в барабане тоже дорогого стоят. Не знаю, где этот револьвер применялся и применяется в силовых ведомствах, но здесь, в Улье, назначение стало понятно, очевидно, целесообразно. Винтовка «TRK-10» – для средних и дальних дистанций. «ПЯ» же для борьбы против человека? Так. По крайней мере, очень на это похоже.
Два десятка патронов к слонобою в специальном подсумке, где они были составлены донцами вверх. Следующий – широкий и длинный подсумок, защищенный от влаги. Внутри находились карты и блокнот, все было аккуратно упаковано в полиэтиленовый пакет. Массивная кипа получалась. Но это хорошо.
Ремень у Цемента был хитрый. Широкий, мощный, с внутренней стороны почти на всю длину были пришиты небольшие кармашки. И что же у нас тут? А там было двадцать две уже виденные и даже опробованные мной жемчужины. Восемь красных, остальные черные. Я от избытка чувств даже в сторону сплюнул, выругавшись сквозь зубы. Вот ведь хапуга, а! Журавлей ему, понимаешь, подавай! Нет чтобы жить и радоваться! Как я понял, именно это и есть основная ценность в Улье для иммунных.
Если ублюдок решил пойти на любые преступления за десять штук, значит, сейчас у меня в руках оказалось целое состояние. Аналогия в голове возникала одна – нашел на улице в пакете брильянтов на сто миллионов евро. Но я не спешил орать от восторга, и даже радости этот факт не вызывал.
Огромные деньги, даже гипотетически никому не принадлежащие и вдруг возникшие у обывателя, привлекают внимание не только налоговой службы и еще каких-нибудь государственных инстанций, но и криминала. И это обычный себе товар, обладающий наивысшей ликвидностью. Брильянты же необходимо сначала превратить во всеми принимаемое платежное средство, то есть нельзя прийти в магазин с драгоценным камнем и купить что тебе требуется. Вроде бы очевидно настолько, что можно воскликнуть – КЭП, но… эйфория и обоссанные от счастья штаны на первых порах у обывателя неизбежны. Хотя чему тут радоваться?
В девяносто девяти процентах случаев, не имея нужных связей, он вряд ли сможет реализовать свою находку не только за полную стоимость, но и просто получить за нее хоть что-то. Не обладая за плечами чьей-то мощной поддержкой, не представляя из себя ничего, то есть не входя в какую-то сплоченную структуру, удержать такие суммы и остаться в живых очень и очень трудно. Особенно когда речь идет не о цивилизованной стране, а о тех местах, где закон отсутствует как таковой.
Кто я сейчас здесь, в Улье? Пока никто и звать меня никак, точнее, зовут меня Вальтером, но этого мало. Поэтому жемчуг надо убрать, и настолько далеко, насколько это возможно. Есть еще один вариант – оставить здесь и забыть. Но, по мне, лучше что-то иметь и решать сопутствующие проблемы, чем не иметь и жить спокойно. К тому же жрать жемчужины не просят, пусть лежат до лучших времен. Так что обратно в кармашки, и не все. Одну черную оставлю и суну в ладанку того же Цемента, а ее на шею. Для чего? Так надо.
Нашелся еще и злополучный прибор, напоминающий сотовый телефон девяностых годов выпуска, кирпич с двумя выдвижными антеннами, с десятком кнопок и небольшим экраном.
Остальное даже перечислять не стоит, все по мелочи: средства для чистки оружия, гигиенические салфетки, две связки ключей, тактические очки, с десяток пластиковых хомутов, которые, видимо, предполагалось использовать как одноразовые наручники. РПСка Цемента пока меня всем устраивала, поэтому я, подобрав под себя легкий бронежилет из кучи барахала с системой крепления подсумков Молли, начал подгонять ее под себя.
Из оружия выбрал самый понтовитый АС «ВАЛ»: тактическая рукоять управления огнем; подствольный фонарь; обычная пистолетная заменена на анатомическую, попробовал, будто для меня сделана, даже если штурмовые перчатки надену; коллиматорный прицел EOTech размещен над ствольной коробкой на специальном кронштейне-переходнике; трехточечный ремень; на складывающемся прикладе подсумок с дополнительным магазином. Не знаю, свои деньги тот, кому раньше принадлежал автомат, на тюнинг тратил или государственные, но получалось загляденье просто. И мой выбор был обусловлен, кроме удобства, следующим заключением: если человек так относился к оружию, значит, он за ним тщательно следил. Что и показали поверхностный осмотр и неполная разборка. Приложился к прикладу – вроде бы удобно, повертелся и так и сяк. Неплохо-неплохо.
Коридор в подземной тюрьме был метров под тридцать длиной. Пристроил у дальней стены бронежилет, прицепил к нему этикетку от ИРП, навел точку прицела и утопил спуск. Попал, куда хотел. Нормально.
Пороховая гарь сейчас была просто изумительная, вдыхал ее полными легкими, надышаться не мог, как «Шанелью № 5». Но трупная вонь сдаваться не думала и уже через пять минут опять щекотала ноздри чуть сладковатым запахом гниющего человеческого мяса.