Три модели, включая меня, а также два стилиста, редактор и фотограф направляются в Халкидики, Греция, на Эгейское море. Руби, моя бывшая рыжая соседка по комнате, оказывается одной из моделей.
В первый же вечер Руби теряет сознание, ее голова падает боком в миску с супом, и нам приходится перенести ее в номер. На следующее утро в отеле болеют уже все, включая персонал отеля. Фотограф Пьер и я – единственные, кто не заразился этим жутким вирусом. Я намерена переждать эту напасть на пляже, заниматься водными лыжами, виндсерфингом и плавать в кристально чистой воде. К счастью, водитель глиссера здоров.
Прошло пять дней, но всем по-прежнему нездоровилось, так что Пьер принимает решение начать съемку. На площадке мы вдвоем, и он начинает интенсивную кампанию флирта со мной. Между нами установилась тесная связь, и мне льстит его внимание, но мне известно, что он женат, я не хочу действовать исходя из этого взаимопонимания. Вместо этого балансирую на тонкой проволоке, уклоняясь от его щенячьих приставаний и одновременно стараясь не вызвать в нем злость. Он грозится перебраться через балкон и проникнуть в мою комнату – уж не знаю, серьезен ли он или дразнит. Пьер оказался безвредным, и работать с ним было одно удовольствие.
Когда остальные участники съемок постепенно выздоравливают, собирается вся команда, чтобы закончить работу. По дороге в деревню мы останавливаемся из-за стада овец с пастухами, которое переходит дорогу. Деревня, лежащая за холмами, расположена недалеко от моря, что удобно для рыбалки и торговли, но скрыта от пиратов. Яркие дома выглядят так, будто они пережили землетрясения и бомбардировки. Их фасады целиком сняты и открыты для морского бриза; во многих домах можно увидеть скромную обстановку. На деревенской площади мужчины с дубленой кожей курят и пьют эспрессо, играют в карты и кости. Когда мне понадобился туалет в кафе, на деле это оказалось пластиковое ведро в деревянной будке. Их бедность вызывает невольное чувство вины, но при этом они великодушны и дружелюбны. Группка детей сопровождает нас, показывая нам фотографии «Ангелов Чарли», думая, что мы, три модели, похожи на них.
Мы возвращаемся в бухту, наполненную красочными, покрашенными вручную рыбацкими лодками. Рыбаки втягивают свои сети, кишащие рыбой. Пока я меняю одежду на открытом воздухе, Пьер предлагает сделать снимок «топлесс» (с обнаженной грудью). Во Франции многие обложки журналов, посвященные летней моде, демонстрируют снимки «топлесс», и я всегда считала, что они красивы и сделаны со вкусом. Мне немного не по себе, но я все равно снимаюсь.
Через пару недель мы встречаемся в студии, чтобы посмотреть отснятый в Греции материал. Все фотографии красивы! Пьер необыкновенно талантлив. Просматривая слайды, натыкаюсь на снимки «топлесс». Пытаюсь смотреть на них объективно, но не могу. В памяти всплывают журналы Playboy моего отца, и я невольно провожу параллели.
Я совершенно не могу видеть в них то, чем они являются – красивые, художественные фотографии молодой женщины в Греции. Все находят их прекрасными, но не могу справиться со смущением. В панике беру ножницы и режу слайды прямо в мусорную корзину.
В состоянии шока отхожу от стола с подсветкой для просмотра слайдов и слоняюсь по студии. Жена Пьера конфиденциально сообщает мне:
– Много лет назад, когда мы с мужем открыли свое дело, он никогда не смотрел на моделей таким образом, вы понимаете, что я имею в виду? Они служили лишь инструментом для него, как штатив, стол или стул. Но теперь он видит их по-другому и ко мне относится как к стулу.
На бульваре Маджента незадолго до того, как у меня сломалась молния, Париж, 1980 год
Моя сломанная молния
Пару недель Аднан не дает о себе знать, и я размышляю, уж не забыл ли он обо мне. Мне не понятны эти перерывы. Наконец Пеппер говорит, что Аднан пригласил ее и меня на ужин в свой парижский дом.
Не могу дождаться встречи с ним. Надеваю красный бархатный комбинезон без бретелек, который купила на блошином рынке в Клиньянкуре, с гармонирующими красными атласными туфлями. Скручиваю пряди волос спереди и укладываю их крест-накрест наверху, в стиле Фриды Кало, оставляя распущенные волосы сзади.
Пеппер и меня провожают в приемную, где ждут еще четыре девочки моложе меня. Почему они здесь? Пеппер воспринимает это спокойно. Аднан присоединяется к нам, и мы все пьем аперитив, собравшись вокруг небольшого круглого стола для коктейлей. После дружеского приветствия Аднан начал разговор: «Итак, у кого из вас, девушки, был опыт лесбийской любви?»
Одна девушка, похожая на старшеклассницу, настолько смущена вопросом, что набрасывает пиджак себе на голову. Затем он говорит: «О, с тобой это точно случалось, раз ты так смущена, – значит, что у тебя кое-что было!» Я надеялась, что он больше не будет меня втягивать в такие откровения.
И в этот момент чувствую, как моя молния расходится. Воздух холодит мою кожу, и вскоре моя спина обнажается. Дешевая одежда с блошиного рынка! Это кошмар. Я шепчу Пеппер:
– Приходи в ванную, что-то происходит с моей молнией!
Она смотрит на мою спину.
– Вот черт! Твоя молния сломалась!
Она рассмеялась.
– Ты можешь подержать и пойти со мной?
Стараюсь вести себя так, будто ничего не случилось. Пеппер идет за мной, смеясь и скрепляя края моей одежды.
Она пытается застегнуть молнию, но та сломана.
– Эта молния определенно не хочет застегиваться.
Аднан прислушивается за дверью.
– Девочки, вам нужна моя помощь?
– Ее костюм сломался! – говорит Пеппер, хихикая.
– Что мне делать, Пеппер?
Аднан говорит игриво:
– Что там происходит? Откройте дверь, девочки.
Я приоткрываю дверь и выглядываю. Он стоит с ухмылкой и наслаждается ситуацией.
– Пойдем со мной.
Он берет меня за руку и ведет в гардеробную, такую же большую, как и спальня. Каждая стена представляет собой нишу, заполненную прекрасной одеждой.
– Давай посмотрим. Держу пари, мы можем найти что-то подходящее для тебя.
Передо мной невероятные гламурные наряды. Вот мелькает ярлык – Paris Haute Couture (Парижская высокая мода). Мое дизайнерское нутро приходит в волнение. Аднан начинает доставать наряды.
– Тебе что-нибудь приглянулось?
– Это так неловко.
Я стою и держу перед собой свой комбинезон с расстегнутой спинкой. Хочется зарыться в нише и перемерить кипы этих платьев. Но как мне быть в сложившейся ситуации? Жду его реакции.
– Как насчет этой модели? На ней тюльпаны. О, вот красная юбка, которая пойдет. Примерь.
Беру вещи в ванную комнату и вешаю их на крючок. Я так взволнованна! Блуза покрыта ручной бисерной вышивкой – красные тюльпаны с зелеными листьями. Должно быть, она весит фунта три (около 1,4 кг). На ярлыке, вшитом в горловину, указано “Emanuel Ungaro Couture Paris”. Невероятно. Юбка, легкая как перышко, сшита из красного шелка. На ее ярлыке красуется надпись “Christian Dior Couture Paris”. Она спускается с моей талии, как перевернутый тюльпан. Не могу поверить, что одета в вещи от Dior и Ungaro. Они сидят так, будто сшиты на меня. Я открываю дверь.
Аднан ждет.
– Дорогая, ты выглядишь прекрасно. Это смотрится на тебе намного лучше.
– Это действительно красиво. Вы уверены, что я могу это надеть?
– Да, конечно. Пойдем присоединимся к вечеринке.
Классическая музыка заполняет столовую. Длинный стол сервирован для пиршества, достойного короля, – свечи, хрусталь и серебряные блюда с морепродуктами, овощами и фруктами. Два повара вносят жареного ягненка на массивном блюде. Они ставят блюдо посреди стола и разделывают ягненка. Это напоминает времена Римской империи.
Аднан усердно развлекает гостей. Все мы, девушки, вальсируем вместе. Наконец мы с Аднаном танцуем одни, и так заводимся, что бегаем друг за другом по комнате, под баром и за столиками. Он ведет себя не как сорокачетырехлетний мужчина, с ним веселее, чем с любым парнем, какого я только встречала. У двери глубокой ночью он целует меня в щеки и протягивает мне экзотический колючий фрукт:
– Знаешь, что это такое?
– Нет, не знаю.
– Это особый плод. Когда увидимся в следующий раз, хочу, чтобы ты рассказала мне, что это такое.
Он провождает меня, подсаживает на заднее сиденье черного лимузина «роллс-ройс» и сообщает водителю мой адрес – дом 76 по бульвару Маджента.
Не могу поверить, что меня везут по Парижу в этой фантастической машине и в этом невероятном платье.
Хочу, чтобы этот вечер не заканчивался никогда, и не могу дождаться, когда снова увижу Аднана. Открываю ключом массивную деревянную дверь, пробираюсь через двор, мощенный булыжником, и поднимаюсь по темной лестнице. Отпираю квартиру, на цыпочках иду по коридору и ложусь на кровать. Снимаю одежду и изучаю бисерную вышивку на блузке, пытаясь оценить, сколько месяцев потребуется, чтобы вручную пришить все эти крошечные бисеринки.
Лежу на подушке, изучая загадочный колючий оранжевый фрукт. Почему он дал мне его? Что это значит? Может быть, он ядовитый? Наконец я сдаюсь и натягиваю одеяло до шеи. В моей грязной комнате впервые чувствую себя принцессой.
В блестящем платье, Париж, 1980 год
Сливочные круассаны
Даже не догадываюсь, что стою на пороге радикальных перемен. Как и все остальные, я поглощена бесконечными делами и заботами, которые наполняют мои дни. Начинаю получать удовольствие от работы моделью. Тем не менее, осознав, что успех не решит мгновенно всех моих проблем и не даст мне вожделенного волшебного ощущения, я не готова умереть ради него или пожертвовать своим достоинством и душевным покоем.
Утверждаюсь в этом мнении всякий раз, когда вижу себя в новом номере журнала или на постере/плакате. И чем меньше это меня волнует, тем больше все хотят заполучить меня. Поди разберись!
Следуя заведенному правилу, по нескольку часов сижу в кафе и веду свои записи. Когда я брожу в одиночестве по улицам, вслушиваюсь в свой внутренний голос. Мне хочется протянуть руку и подарить улыбку всем и каждому, кто в этом нуждается. Париж вновь отвечает мне взаимностью, и я по-настоящему счастлива. Все больше и больше ощущаю, что это мой дом.