— Я готов.
— Пошли, — бросил Аслан и, подмигнув Давиду, направился к выходу.
— Пока, парень, — я протянул руку Давиду.
Вместо этого он просто обнял меня…
К Аслану, по его словам, ехать было совсем ничего — Владик не самый большой город в мире. Подъезжая к забору, огораживавшему немаленький участок, на котором стоял его дом, я заметил стоящую на другой стороне улицы машину. Это был старый «Жигуль» и во мне словно что-то встрепенулось, напомнив вчерашнее предчувствие, когда я вдруг испугался, что самолет может упасть. Стараясь говорить спокойно, я негромко произнес:
— Это машина твоих соседей?
Аслан посмотрел на «Жигуль» и покачал головой:
— Нет, — помолчав, он добавил, — у них джип, и он всегда во дворе стоит.
Я почувствовал, как тревога вползает в мою расслабленную душу. Не хотелось прослыть паникером, но что-то с каждой секундой беспокоило меня все больше.
— Аслан, не останавливайся, — негромко попросил я, поняв, что он заворачивает к воротам.
— Ты чего? — Аслан уставился на меня, затем вновь посмотрел на «Жигуль».
Я хотел ответить, когда заметил идущих в нашу сторону двух человек. Мы были между ними и «Жигулями» и с каждым их шагом тревога все сильнее давила на нервы.
— Отъезжай! — Я уже не просил — требовал.
Включив заднюю скорость, Аслан подал назад и в ту же секунду раздались громкие хлопки. В первое мгновение я не понял, что это за звук, но, увидев, как лобовое стекло «девятки» покрылось трещинами, наконец понял — по нам стреляли!
— Ах ты!.. — Выругался Аслан, вжимая педаль до самого пола.
Машина резко подала назад. Не удержавшись, я ударился лицом об стекло. Аслан еще секунду ехал назад, ориентируясь по зеркалам, затем резко подняв ручной тормоз, переключил скорость, одновременно выкручивая руль влево. Нас развернуло так, что я вновь ударился головой об стекло, но теперь уже боковое. Что-то влетело в заднее стекло и несколько пуль попали во что-то железное.
— Жми! — крикнул я Аслану, увидев почти рядом с нами одного из нападавших.
Уговаривать его не пришлось. Взревев, «девятка» помчалась по ночной улице, унося нас от верной гибели. Несколько минут Аслан гнал машину так, словно за нами гнались все черти этого мира. Поняв, что нас никто не преследует, он сбавил скорость и, свернув в узкий переулок, остановился. Мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, истерично засмеялись.
— Черт! Кто это мог быть?! На моей улице, прямо у моего дома! — Аслан непонимающе смотрел на меня, а с его лица не сходила нервная улыбка.
Догадка молнией пронеслась в моей голове.
— Я знаю, кто их навел, — сказал я, нащупав в лежащей на моих коленях сумке дырку…
В Москву я вернулся на следующий день. Встретив меня на броневике, Серега долго и молча рассматривал меня, словно не узнавая, после чего сказал, обращаясь к сидевшему за рулем «Кефиру»:
— Друг, на Таганку и побыстрей!
В машине мы не стали говорить на волнующую обоих тему, зато дома, когда я повалился на любимый продавленный диван, он дал волю словам.
— Мне с утра позвонил твой Жора и сказал, что Тамаза взяли, и он уже признался, что навел на тебя.
— Я так и думал.
— Блин, Ден, какого хрена ты ему про Аслана сказал?! — Взорвался спокойный, даже холодный обычно Серега. — Ты что, совсем?!
— Ладно, не ори, — буркнул я, думая о Майе, — в конце концов, это в меня стреляли и, если бы не сумка на коленях…
— Что сумка?! — Серега посмотрел на нее, поднял, повертел и, найдя дырку, зачем-то всунул в нее палец. — Вот же гнида!
— Повезло. Так что с Тамазом? Надеюсь, его не убили?
— Да плевать мне на него! Пусть твой Жора сам решает, как его наказать и побыстрей! А не накажет, так я его самого порешу! Ты в курсе, что сначала вас хотели по дороге ограбить?!
Я покачал головой.
— Этот Тамаз рассказал, что машина не заглохла, а он специально повез вас с Давидом по глухой дороге, чтобы там на вас напали его подельники, которых он успел предупредить перед выездом. Но вы куда-то пропали! Они там все изъездили, но так и не нашли! Куда вы делись?!
— В горы полезли, — устало ответил я, — думали, срежем путь, а потом заблудились. Ночевали в какой-то пещере…
— Нет, это какой-то бред! — Бросив сумку на пол, Серега возмущенно уставился на меня. — Не пойму — то ли ты везучий сукин сын, то ли просто дурак!
— Везучий дурак, — ответил я, — а теперь иди к черту.
— Нет, я поеду к армянам, а оттуда сразу в порт и домой!
Я кивнул. Усталость одолевала меня, и не было сил ни спорить, ни оправдываться.
— Все! На хрен этот Кавказ! Если хотят, пусть сами сюда приезжают!
— Иди уже, не заставляй ребят ждать, — сказал я, напомнив о стоящем у подъезда броневике.
— Ладно, — Серега чуть сбавил тон, с нездоровым интересом глядя на меня, — ну ты сам-то хоть понимаешь, как вам повезло?
— Пытаюсь, — честно ответил я и зевнул, — ты уйдешь когда-нибудь?
— Пока! Чертов везунчик!
Подхватив сумку, он направился к дверям. Услышав хлопнувшую дверь, я посмотрел на телефон и быстро набрал семь цифр.
— Алло, — произнес голос, от которого внутри меня все растаяло. — Алло? Кто это?
Я вдруг позабыл все слова, что собирался сказать ей, и молчал, слушая ее дыхание.
— Ден?
— Привет, милая. Я так соскучился…
Глава 5
…Зима в том году выдалась суровой и лютой. Настолько, что даже мне, хвалено-закаленному, гордо плюющему на мороз в тоненьком демисезонном пальто, порой казалось, что мир вот-вот замерзнет, а потом расколется. Или сначала расколется, а потом окончательно замерзнет. Но мир продолжал терпеть, чего нельзя было сказать о моей непокрытой ничем, кроме копны волос, голове. Да, я не носил шапок. Ну, не мог я их носить и все! Одни давили, голова потела, как если бы ее всунули в духовку с яблочным штруделем, другие наползали и, что характерно, всегда на глаза. Были которые вроде и подходили по всем параметрам (не давили, не сползали), но мне не нравились. Точнее, это я самому себе не нравился в шапке, и дело было не в ней, а в моей внешности, которой не шел ни один головной убор (корону, правда, не мерил, ручаться не могу — может, и смотрелась бы).
Словом, ходил, а в основном бегал я по улицам замерзающего города без шапки, надеясь на пылкий темперамент, горячую кровь и магическое слово «авось».
— Не помрем! — бодро говорил я, выбегая из теплого помещения биржи и добавляя про себя волшебное слово.
На улице наворачивались слезы, дышать становилось трудно, и кто-то внутри меня гневно кричал о мозгах, которым явно чего-то не хватает. Возможно, речь шла о шапке.
Так я и бегал, живя верой в то, что менингит авось да минует, зима — когда-нибудь, но закончится, и морозов таких наверняка уже не будет. И вера моя была крепка до того самого дня, а точнее 21 января 1994 года, когда…
…Как обычно с утра нужно было во «Внучку» встречать курьера из славного сибирского города. Денег он вез не так много, но Сергей, друг и компаньон, очень просил не опаздывать, и причина, надо сказать, была уважительной. Дело в том, что в этот раз летел новый курьер, о котором я знал совсем немного — сибиряк, 40 лет, зовут Михаил, одет в пальто и соболью шапку с высокой тульей. И еще — его жена была крестницей Сергея, которой он помогал в те нелегкие годы как мог — деньгами, советом, шуткой. В этот раз помощь заключалась в предложении Михаилу поработать курьером, за что полагались неплохие деньги. С одним условием — ни в самолете, ни в Москве Михаил не притронется к спиртному.
Да, Миша был алкоголиком. Из тех, кому нельзя даже видеть спиртное, потому что остановить его в этом случае могла только смерть. Инструкции, полученные от Сергея, состояли из трех пунктов:
1. Не опаздывать, ибо Михаил в Москве в первый раз, мало ли чего. 2. Взять деньги, отвезти в гостиницу, откуда нужно было забрать его, чтобы отправить вечерним десятичасовым рейсом. 3. Ни в коем случае не давать пить! Ни грамма! Именно так, с восклицательным знаком. Сергей начал объяснять, что такое «запойный алкоголик», но я успокоил его, заверив, что он у меня даже из номера не выйдет…
…В семь тридцать я был уже во Внуково. С депутатским залом тогда были кое-какие трудности, и встречать Михаила предстояло в общем зале. Уточнив время прилета задерживающегося самолета, я зашел в кафе на втором этаже, больше похожее на советские стоячие столовые. Заказал кофейный напиток (как было написано в прейскуранте), поискал стол с относительно чистой поверхностью, проверил на качку (качался, но не критично) и поставил на него обжигающий руки пластиковый стаканчик. Запах напитка напоминал военные романы, в которых часто употреблялось слово «эрзац» (галеты, кофе) — от «кофейного напитка» пахло так, словно кто-то на резине жег сахар. А может и наоборот.
Я отхлебнул — что-то горько-сладкое все с тем же замечательным привкусом горелой резины, едва не убившим мои вкусовые рецепторы, но это оказалось именно тем, что было так необходимо полусонному сознанию. Весь вчерашний день мы провели с Майей, с которой у нас совпали выходные. А также вечер и, разумеется, ночь. Ночь, как ночь, только очень уж бессонная. Впрочем, с Майей и не могло быть по-другому — пылкая и нежная одновременно она страстно любила жизнь во всех ее проявлениях, не желая терять ни одной ее минуты…
В итоге мне все же удалось ненадолго забыться, но вскоре был безжалостно разбужен телефонным звонком подъехавшей на броневике охраны. В машине, как ни пытался, доспать не удалось: любитель сгибать монеты Сеня что-то добродушно басил водиле, которым в тот день был «человек дождя» со странным прозвищем «Кефир», а двое других охранников (Димон и Сергей), несмотря на раннее утро, отчаянно резались в дурака затертыми до бахромы картами. После чего так же громко стали обсуждать преимущество немецких биноклей. Сквозь полудрему я видел, как Сергей разглядывал купленный Димоном бинокль, комментируя чуть ли не каждую деталь и проявляя недюжинное знание предмета. А потом мне все же удалось забыться, но голос «Кефира» почти мгновенно вернул назад в зиму: