— Я и смотрю… в журнале — грозно ответил лейтенант, склонился, поводил головой, затем поднял ее и сказал, — а фамилию-то его знаете? Нет?! Как же я вам найду его без фамилии?!
Ленивое возмущение было столь искренним, что я даже не нашелся, что ответить. Повторять было бессмысленно, и я решил пойти другим путем.
— А майора Лапина могу увидеть?
Выражение лица дежурного мгновенно сменилось. Он настороженно посмотрел на меня и сказал:
— Он уже не майор, а подполковник. Начальник нашего отделения.
— Тем более, — я кивнул, как бы говоря, что мне это не очень важно, — запишите меня, я хочу поговорить с ним.
— У него сегодня не приемный день, — лейтенант все же взял протянутый мною паспорт, но открывать не спешил, видимо, ожидая более убедительных доводов, чем простое желание поговорить с его начальством.
— Пропал человек, важный человек, родственник одного из членов правительства, — я специально склонился к окну и понизил тон, вынудив дежурного податься навстречу — пусть прочувствует ситуацию, — и если выяснится, что он пропал где-то у вас, то…
Я не стал договаривать, надеясь, что дежурный сам «дорисует» картину тех бед, которые обрушатся на голову начальства, а значит, и на их головы тоже. Судя по тому, как быстро вписал он мою фамилию в журнал, лейтенант все «дорисовал», даже не задав себе вопроса, почему я не знаю фамилии, если пропавший и в самом деле родственник какого-то шишки. Наверное, лень было думать…
Кабинет начальника отделения милиции я нашел быстро. Секретаря в приемной не было, и я прошел к другой, начальственной двери. Постучав и услышав резкое «войдите», я открыл ее и вошел в кабинет, где за большим столом сидел знакомый мне майор, ныне подполковник Лапин.
Я прошел к столу, глядя на хмурого, с некоторой досадой во взгляде наблюдающего за моими действиями милиционера, остановился и сказал:
— Добрый вечер, Геннадий Иванович. Я Денис, помните меня?
— Денис? — Подполковник с чуть большим интересом посмотрел мне в глаза, и сказал: — А, точно!
Он усмехнулся, заученным движением указал на одно из кресел и спросил:
— Что, опять к нам попал?
— Нет, — я покачал головой, — сам пришел.
— Сам? — Лапин хмыкнул, постучал пальцем по столу, и спросил: — И что привело?
— Человек пропал, Геннадий Иванович.
— Что за человек, когда пропал, где?
— Знакомый, приехал в Москву, ну, выпил немного, его забрали. Скорее всего, к вам, но дежурный не может ответить, был такой или нет. Геннадий Иванович, помогите разобраться, а я, вы знаете, в долгу не останусь.
— Ладно, — Лапин отмахнулся, — не надо долгов. Как фамилия человека?
Я почувствовал то, что все называют дежа вю, а по мне так просто сплошная нецензурщина. Но сумел сдержаться и подробно рассказал подполковнику все, что знал о Михаиле, не забыв упомянуть и о шапке. Обо всем, кроме денег, конечно. Лапин нажал на кнопку селектора, и я услышал голос ленивого дежурного, ответившего, что ни два, ни три часа назад никаких пьяных и бесфамильных не поступало.
— Да не бесфамильный он! Это я ее не знаю!
Лапин хмуро посмотрел на меня, покачал головой и, отключив селектор, произнес:
— Не было никаких вообще, так что даже не знаю, чем тебе помочь. Увы!
Я поднялся. Задача усложнялась с каждой минутой, и терять время на разговоры было непозволительно.
— Все равно, спасибо, Геннадий Иванович, — сказал я и, не дожидаясь ответа, направился к двери.
— Денис, постой, — Лапин приподнялся над столом, — может, его в вытрезвитель забрали? Проверь, это недалеко…
…До вытрезвителя, адрес которого я узнал у ленивого дежурного, мы доехали достаточно быстро, если учесть, что один раз «Кефир» умудрился-таки заехать в какой-то тупик, из которого долго выбирался задним ходом, сопровождая все свои движения отборным матом вперемешку с площадной руганью. Сеня все порывался пойти со мной (видать, мучила совесть-то!), но я решил, что человек с карабином может неадекватно быть воспринят суровыми ментами из вытрезвителя, и приказал всем оставаться в машине.
В тоскливом одноэтажном здании мне сказали, что пьяных выдают только родственникам и если я не родственник, то могу валить на все четыре стороны. Двадцать американских долларов изменили тон старшего сержанта на благожелательный, а милицейский жаргон почти на светскую беседу.
— Как вы говорите, его фамилия? — Старший сержант сотворил на лице нечто похожее на улыбку доброго милиционера, а я подумал, что начал уставать от однообразия вопросов людей в форме. У меня складывалось довольно стойкое впечатление, что всех милиционеров России интересовало только одно — «Как фамилия?!»
— Не знаю. Михаилом зовут. Забрали из гостиницы, часа два или три назад. Был пьяный и в шапке. Все, больше ничего не знаю.
Я уставился на старшего сержанта в ожидании его реакции, которая не замедлила последовать.
— А, блин, этот что ли?! — Милиционер хлопнул ладонью по столу, встал, подошел ко мне и в третий раз за короткий срок изменившимся тоном произнес: — А вы знаете, что он милиционера, да еще и при исполнении ударил?!
В его голосе явственно слышалась угроза, но я догадывался, сколько примерно она может стоить.
— Ну, так уж и ударил, — я сделал обнадеживающий знак рукой, мол, «решим вопрос, что за проблемы?»
Похоже, что старший сержант все понял, потому что мне довелось услышать еще одну модуляцию тона:
— Это ему так не пройдет! Это ему обойдется! Нападение на сотрудника при исполнении, побег из-под стражи! Это ему…
— Стой! — Я встал, и оказался выше его на полголовы. — Какой побег?!
— Сбежал ваш Михаил! — Старший сержант смерил меня взглядом. — Ударил сотрудника, сбил его с ног и сбежал! И это ему дорого встанет! Не двадцать долларов — у меня сотрудник выбыл из строя!
— Что, совсем выбыл? — спросил я, протягивая пятьдесят баксов.
— Ну, нет, не совсем, конечно, — старший сержант с достоинством спрятал купюру в карман, и я заметил, как он нежно пригладил карман снаружи, приминая иностранные бумажки, — на день, может, на два.
Приблизившись, милиционер дыхнул на меня не совсем свежим дыханием, и почти заговорщицким тоном, добавил:
— Этот ваш толкнул нашего сотрудника, а тот поскользнулся и стукнулся головой об лед. А ваш сбежал! Без пальто, в своей шапке. А у моего человека шишка на голове с кулак. Так что на лечение придется…, — он не договорил, глядя на мои руки.
Но я не собирался платить. Сначала нужно было узнать, где именно Михаил сбежал от милиционера, понять, куда он мог деться в такой мороз без пальто, без денег, без знакомых. Снежный ком неприятностей нарастал, и сейчас реально вырисовывалась угроза гибели пусть и никчемного, но все же человека, за что мне также пришлось бы отвечать.
— Где он сбежал, можете сказать?!
— Ну, точно не знаю, — милиционер откровенно смотрел на мой карман, — где-то в районе моста.
— Какого моста? — Я демонстративно сунул руку в карман.
— Северянинского. С нашей стороны. Он еще кому-то кричал…
— Кому?! Что кричал?! — Мне показалось странным, что Михаил мог что-то кому-то кричать, хотя в кого только не превращаются люди под воздействием алкогольных паров.
— Не знаю, — старший сержант даже кивнул, подбородком указывая на мой карман, но я продолжал смотреть на него, ожидая ответа, и он добавил, — что-то типа, «стой, гад!».
— Гад?! — Я удивленно повторил редко употребляемое мною слово, вытесненное из обиходного словаря более емкими по содержанию, типа ублюдок.
— Ну, да, кажется. Так что ему это обойдется…
— Спасибо, — я вынул руку из кармана, протянул ее, пожал ладонь разочарованного сержанта и вышел из вытрезвителя…
…Пора было звонить в Сибирь, оповещать о случившемся Сергея. Я не знал, какой была бы его первая реакция, но заранее настраивал себя на то, чтобы выдержать первые эмоции, которые могли быть совершенно неожиданными.
Сергей снял трубку с третьего гудка.
— Алло, что случилось?
— Привет, — я помедлил, но Сергей явно что-то почувствовал.
— Говори, что там?
— Михаил пропал. С деньгами.
Секунду трубка молчала, после чего Сергей почти спокойно спросил:
— Когда, где?
— Часа три назад, из гостиницы. За ним приехали из вытрезвителя…
— Он что, напился?! — перебил меня Сергей.
— По словам администраторши из гостиницы — да, и очень сильно.
— Дальше!
— Его забрали, а по дороге он ударил милиционера и сбежал.
— А почему деньги были при нем?
Это был вопрос, которого я ждал и которого боялся. Не ответить я не мог, и мне пришлось вкратце пересказать Сергею историю о квартирной хозяйке и моем переезде. Сергей выслушал, ни разу не перебив, после чего сказал:
— Сними мне номер и встречай утром. Я вылетаю.
И положил трубку. Я постоял немного перед броневиком, думая о том, что мороз становится все крепче, и вполне вероятно, что к моменту, когда Сергей прилетит в Москву, если мы что и найдем, то в лучшем случае это будет замерзший труп Михаила. Что меня, разумеется, никак не устраивало…
Я стукнул в дверь броневика. Уставившиеся лица охранников выражали сочувствие и готовность помочь. Запрыгнув в теплое нутро броневика, я спросил «Кефира»:
— Северянинский мост знаешь?
— Северянинский? — по привычке повторил «Кефир» и тут же добавил: — А, ну! Знаю, конечно! А что?
— Поехали туда, — сказал я, стараясь заглушить нарастающий во мне скепсис и просто откровенный пессимизм.
Оказалось не так это легко. И если я еще как-то справлялся, пока мы добирались до моста, то при виде его все опасения вновь всплыли наружу. Ну и что, что я знаю, где именно он сбежал? Отсюда можно бежать в любом направлении: в центр, на север, на восток и на запад! Куда мог податься пьяный, полураздетый, не знающий города человек? Ответ был очевиден — да хоть куда! И судя по унылым лицам охранникам, они думали, примерно, так же.
«Кефир» медленно вел броневик вдоль высоких грязных сугробов, вглядываясь между ними так, что казалось, он надеется увидеть там окоченевшее тело Михаила, но я не торопил его и тоже смотрел в маленькое бронированное окошко. Просто смотрел, без особой надежды. Мы проехали до разворота под мостом, въехали под широкое полотно моста, доехали до бетонного забора, возле которого «Кефир» неожиданно остановился.