Впечатление, надо отметить, произвело, хотя и не совсем то, на которое он рассчитывал.
— Я могу ознакомиться?
— С чем? — Не понял толстый страж закона.
— С ориентировкой.
Он озадачено посмотрел на меня.
— Нет, конечно. Это наши внутренние дела…
— По которым вы задерживаете невиновных людей, — перебил я, — вы нашли у него наркотики?
— Наркотики? — переспросил Енаков. — Нет, у него их не было. Но зато в сумке мы нашли…, — он оглянулся и уже тише добавил, — …деньги!
— И что? — Я слегка удивлялся собственной уверенности, которая росла с каждой минутой, хотя, признаться, никаких оснований к тому не было. — У меня в кармане тоже есть деньги, вы и меня задержите?
— Денис, — по выражению лица сержанта было понятно, что он решил сменить тактику и перейти от обороны к атаке, — я позвонил вам, чтобы мы решили этот вопрос до того, как он станет нерешаемым. Понимаете, о чем я?
Я покачал головой.
— Не совсем.
— Поясняю, — сержант явно вошел в привычную и известную ему колею вымогательства, — я обязан доложить об этом дежурному, тот составит акт, и дальше вашими деньгами будут заниматься налоговики, — помолчав, он добавил, — а с этими ребятами трудно договориться. Очень трудно!
— Ясно. Я хотел бы поговорить с Антоном. Это возможно?
— А это, пожалуйста! — радушно отозвался мент. — Это сколько угодно. Пойдемте.
Мы прошли во двор 115-го отделения милиции, где в «Жигулях» шестой модели сидел Антон. Посмотрев на двух охранявших его ментов, я повернулся к сержанту.
— Я могу поговорить с ним наедине?
— Наедине? — Сержант задумался, но потом кивнул, и сказал: — Конечно! Вы же не будете пытаться сбежать?
Он засмеялся, видимо сочтя свою шутку удачной, но, взглянув в мое холодное во всех смыслах лицо, оборвал начавшийся смех и сказал уже более серьезным тоном:
— Говорите, только учтите — наша смена скоро заканчивается, и надо решать, что с ним делать.
— Что значит, что с ним делать?
— Это значит, я должен составить протокол задержания или…, — он так многозначительно протянул «или», что я подумал, что меньше чем на тысячу баксов он не согласится.
— Хорошо, две минуты, — ответил я и сел на заднее сидение «Жигулей»…
…Антон казался спокойным, словно это не его задержали с огромной суммой денег. Я был куда менее спокоен, тем более что перед Антоном не имело смысла разыгрывать невозмутимость. Я посмотрел на большую сумку, втиснутую между его ног, и спросил:
— Все там?
— Да, — коротко ответил Антон.
— Хорошо, — я выдохнул, почувствовав некоторое облегчение.
Деньги все на месте, и это хоть и маленький, но все же успех.
— Что с бумагами?
— Серега забыл привезти доверенность, — невозмутимо произнес Антон.
А это было плохо. Точнее, очень плохо! Потому что даже в те дикие и беззаконные времена менты с опаской относились ко всяким банковским бумажкам, стараясь обирать тех, кто действовал на свой страх и риск.
— Как забыл?! — Это тоже было удивительно, потому что не было похоже на пунктуального и дотошного Сергея.
— Ну, так, — философски пожав плечами, Антон посмотрел на меня, — сказал, ты встретишь на броневике, и бумажка не потребуется.
— Черт! — Досада распирала меня почти так же, как удовольствие при виде обнаженной Майи, правда, в этот раз с совершенно другим знаком. — Черт!
Антон с интересом посмотрел на меня сквозь огромные линзы своих очков, и я повторил еще раз:
— Черт! Нет броневика!
Взглянув на стоящих неподалеку от машины ментов, я подумал, что время на разговор истекает и нужно принимать какое-то решение.
— Ладно, посиди тут, я попробую что-нибудь придумать.
Антон кивнул и тут же сказал:
— Они сказали, что если ты согласишься на десять процентов…
— Что?!
Десять процентов от полумиллиона баксов! А не слипнется?! Все, что я подумал в тот момент, сопровождалось таким количеством связующих матерных слов, что не стану воспроизводить их — что-нибудь все равно упущу. Скажу лишь, что возмущение было так велико, что я тут же выбрался из машины с твердым намерением высказать ментам все, что думаю о них.
Енаков и еще один милиционер в звании старшего лейтенанта смотрели на меня если не с любовью, то, определенно, с симпатией. Я подошел к ним и, взглянув на молодого «старлея», повернулся к Енакову.
— Где мы можем поговорить?
— А хоть где, — с готовностью отозвался толстый сержант, — в моей машине например.
Сев в старый «Скорпио», Енаков радушно разрешил мне курить, что я и сделал, не забыв предложить гостеприимному менту контрабандный Camel, который я покупал у спекулянтов на Киевском вокзале. Затянувшись, Енаков с одобрением посмотрел на сигарету, затем на меня и сказал:
— Импортные! Умеют буржуи!
И столько в его голосе было уважения к буржуям, что я понял — пора начинать торг.
— Товарищ сержант, давайте сразу расставим все точки, — начал я, надеясь, что мой холодный, безапелляционный тон заставит его смирить неумеренные аппетиты.
Я ошибся — ни мой тон, ни холодный взгляд (как мне казалось) не действовали на опытного «волчару». Ухмыльнувшись и обнажив мелкие редкие зубы, Енаков нарочито громко вздохнул и сказал:
— Да чего тут расставлять? Все и так ясно — «черный нал»!
Он был прав — то, что лежало в сумке, называлось именно так — «черный нал», и государственные служащие всеми силами боролись с населением, чтобы этот самый «нал» изъять из еще не окончательно опустевших кошельков граждан. Другое дело, что, отбирая у людей, они перераспределяли этот «нал» по своим карманам, не отправляя нищающему с каждым днем государству ни копейки, но это, как говорится, совсем другая история.
— Нет, — я не собирался сдаваться, — во-первых, это не «черный нал» и деньги принадлежат банку. А во-вторых, я представитель этого банка, и, если вы не отпустите курьера, мы будем вынуждены подать на вас в суд.
— В суд? — Мне показалось, что Енаков даже обрадовался. — А, это ради бога! Мы же ничего у вас не взяли, а деньги передадим налоговой, которая приедет, как только сообщим. Если хотите, мы можем забыть о нашем разговоре, но тогда и Антона, и деньги увезут ребята, с которыми вам будет очень сложно договориться.
Он выжидающе посмотрел на меня и спросил:
— Ну что, вызываем налоговую?
Вот, прижал, так прижал! Мысли лихорадочно скакали в голове, выдавая один идиотский план побега за другим.
— А не боитесь, что я расскажу о том, что вы хотели получить 10 процентов? — Я смотрел ему в глаза, но Енаков уже перехватил инициативу.
— Какие 10 процентов? А, это вам Антон сказал? Нет, не боюсь. Это еще надо доказать, а то что мы передадим всю сумму, — с этими словами он вынул из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его, и я узнал каллиграфический Серегин почерк, — докажет, что мы самые честные менты на планете.
И заржал, причем так искренне, что я не смог удержаться от улыбки — да, Енаков был тертым калачом. С другой стороны, отступать мне тоже некуда — я отвечал за деньги, и даже поломка броневика вряд ли могла бы уберечь от выплаты компании понесенных убытков.
— Слушайте, если дойдет до налоговой, мы докажем, что эти деньги принадлежат банку и рано или поздно заберем их. В этом случае вы не получите ни копейки, а наше руководство приложит все силы, чтобы вы больше не работали в органах.
— Вот как?! — Сержант с интересом посмотрел на меня, усмехнулся и спросил: — И в чем же мы виноваты?! Что задержали подозрительного типа, у которого оказалась огромная сумма неучтенного нала?
— Он учтен! — сухо ответил я, чувствуя, что проигрываю по всем пунктам.
— Ну, задним умом все хороши. А где документы, подтверждающие, что это не наркоденьги, а? Есть хоть какая-то бумага?!
Я полез во внутренний карман, где всегда лежала пачка филькиных лицензий, безотказно действующих на менее опытных ментов, с которыми мне, хоть и редко, но все же доводилось сталкиваться. Выбрав «нужные», я протянул их сержанту, со слабеющей надеждой глядя на его скептически поджатые губы. Посмотрев три бумажки, сержант вернул их мне и, улыбаясь, сказал:
— И что? В них нет ни малейшего намека на эти деньги.
— Банк совершает в день столько операций, что если писать по каждой бумагу, то на это не хватит сотрудников!
— Какой-то неправильный у вас банк, — сержант многозначительно посмотрел на свои часы, поднял голову и добавил, — а у нас не так много времени, так что пора что-то решать.
И я понял, что проиграл. Не хочу говорить, что испытал при этом, но хорошего было даже меньше, чем когда я почувствовал, что ревную Майю к охраннику.
— Ладно, — я сделал вид, что раздумываю, на самом деле наблюдая за его реакцией, — я могу позвонить в банк и спросить, что делать.
Видимо, это никак не устраивало сержанта Енакова, о чем четко сказало его поскучневшее лицо.
— Звоните, — он помолчал и закончил: — Антона придется пока посадить в камеру. Деньги мы пересчитаем и запротоколируем, чтоб никто не обвинил нас в воровстве. А вы можете звонить, кому хотите.
— Назовите вашу цену! — Играть в прятки с прожженным типом было бесполезно. — Только забудьте о процентах. Просто сумму, чтобы возместить ваше потерянное время.
Сержант посмотрел на меня, и в его глазах я прочел… жадность.
— А почему не в процентах? Сейчас все так считают. Например, процентов десять, а? Мне очень нравится это число.
Он откровенно издевался надо мной, понимая, что никакого выхода у меня нет. Точнее, выход был, но он не устраивал ни при каких вариантах — отдать деньги в налоговую в те годы значило проститься с ними навсегда. И я начал торговаться.
— Десять процентов это неприемлемо. Я могу предложить вам…, — тут я сделал короткую паузу, лихорадочно выбирая между пятью сотнями и тысячей долларов но, в конце концов, выбрал последнее, — тысячу долларов.
На лице сержанта появилось выражение обиды и оскорбленной невинности. Вздохнув, как мне показалось, вполне искренне, Енаков постучал пальцем по рулю.