— Ну, так… мы договорились?
Во мне растекалось что-то холодное, заполняя каждую вену, каждую извилину. Я смотрел на вымогателя, видел его жадные глаза и думал, что могу спокойно врезать ему в морду, и он не посмеет ответить, ведь я нужен ему! И потом, правый хук принес бы только моральное удовлетворение, не приблизив к решению главной задачи — вызволить Антона и деньги. Холодное, как космос бешенство удивительным образом упорядочило сумбур в моей голове. Еще не прочувствовав деталей, я уже знал, что нужно делать.
— Одно условие, — я старался, чтобы мой голос соответствовал образу «придавленного обстоятельствами» человека.
— Какое еще… условие? — настороженно спросил милиционер.
— Сейчас я дам только половину, а вторую после того, как куплю на эти деньги валюту, которую должен отправить обратно. Деньги забираю, Антон остается под вашей охраной! Договорились?!
Сержант уставился на меня, а в глазах единственный вопрос — «в чем подвох?» Но сколько он ни смотрел, выражение моего лица осталось неизменным — злой, капитулировавший.
— А если не вернешься? — спросил, наконец, сержант.
— Можете расстрелять Антона.
Брови вымогателя по очереди метнулись вверх, потом также в порядке очередности опустились на место, и Енаков сказал:
— Ладно, вижу, ты человек слова, — помолчал, обдумывая ответ, — забирай бабки! А за курьера своего не переживай! Накормим даже!
Он вновь сделал попытку улыбнуться, но мне было уже совершенно плевать — половина дела сделано!
…Броневик подъехал к зданию аэропорта не через 15 минут, а через полчаса, которые мы провели с Антоном в милицейских «Жигулях» рядом с залом прилета Внуковского аэропорта. Новенькая немецкая бронемашина сияла свежей краской и выделялась внушительным видом — огромный «Мерседес», рассчитанный на перевозку больших сумм, подрулил чуть не к самым дверям и, еще не видя, кто за рулем, я уже знал, что это «Кефир». Я милого узнаю по манере…
Увидев броневик, Енаков пристально посмотрел мне в глаза:
— Я надеюсь, ты человек слова.
— Не сомневайся. Ждите меня у своего отделения.
Я посмотрел на флегматичного Антона, крепко ухватился за ручку тяжелой сумки и открыл дверь, глядя на суетливо мечущегося возле броневика Сеню. Увидев меня, он с силой стукнул заднюю дверцу, из которой пулей вылетел Димон, и они вдвоем побежали ко мне, на ходу стаскивая с плеч карабины. Первым добежал Димон, посмотрел на «Жигуль», где с невозмутимым видом сидел Антон, на меня. Затем обернулся на подбежавшего гиганта и вновь на меня. Сеня открыл рот, чтобы, по всей вероятности, объяснить причину задержки, но я жестом приказал ему молчать и двинулся в сторону броневика. Сеня и Дима окружили с двух сторон, и вскоре я сидел в новеньком броневике, за рулем которого, как и предполагалось, находился «Кефир».
Без лишних слов он сразу же вдавил педаль в пол, и броневик помчался мимо автобусов, таксистов, пассажиров. По дороге Сеня несколько раз пытался со мной заговорить, но я не отвечал на его вопросы, глядя в маленькое окошко и обдумывая свой план, с каждой минутой обрастающий новыми деталями…
К обменнику армянских друзей мы подъехали минут через сорок. От стояния в пробках спасли спецсигнал и разделительная полоса, по которой «Кефир» с устрашающей скоростью гнал огромный броневик, но времени все равно было в обрез — через два часа я должен был довезти оставшиеся 12 с половиной тысяч баксов и «выкупить» Антона. Но прежде чем ехать за ним, надо было съездить в одно место на Новом Арбате и приобрести маленькую, но очень нужную вещицу.
Обменяв рубли на доллары, я упаковал в газету доллары для Енакова и, попросив Армена подержать до вечера остальную сумму, вышел из обменника. Стоявший у броневика Сеня быстро выбросил сигарету и громко постучал в дверь, чтоб «Кефир» открыл ее. Не говоря ни слова, я забрался в машину, сел поближе к водителю и только тогда произнес:
— Поехали на Калининский.
«Кефир» удивленно посмотрел на меня, но промолчал — Калининский, так Калининский. Он завел двигатель, и «Мерседес» мягко покатился по крутой горке Рождественского бульвара. Я ловил на себе взгляды Сени, но старательно игнорировал их — каждому овощу, как говорится. Сначала разберусь с ментами, потом с этим любителем моей женщины….
…Енаков сидел в своем убитом «Скорпио». Ждал меня, как невесту нареченную, если судить по его сияющему лицу и обшаривающим меня в поисках заветных долларов масляным глазкам. Он даже протянул было руку но, вспомнив, что мы расстались всего пару часов назад (а может, что и не друзья мы вовсе?!), остановился в полуфазе.
Мы сели к нему в «Скорпио».
— Ты молодец! — не скрывал радости сержант. — Другой бы плюнул на своего, а ты нет! Мужик!
— Прежде чем я тебе отдам деньги, — никак не реагируя на лесть, я смотрел сержанту в глаза, всем своим видом давая понять, что пить с ним на брудершафт не намерен, — отпусти Антона.
Енаков быстро взглянул на меня.
— Конечно, отпустим! Но хотелось бы увидеть…
Я не дал ему договорить, вынув из кармана обтянутую резинкой толстую пачку стодолларовых купюр.
— Здесь ровно двенадцать с половиной, — получилось суховато, и я добавил: — как договаривались.
— Это хорошо! — Не смог удержаться от улыбки коррумпированный служитель закона. — Давай сюда и забирай своего отмороженного, — Енаков покачал головой и добавил: — никогда не видел, чтобы человеку было так по фигу, где он и что с ним!
— А что с ним?
— С ним все в порядке, — поспешил ответить сержант внуковской милиции, — просто он какой-то отмороженный.
— Ясно, — обсуждать личные качества Антона не хотелось, тем более что у меня была другая задача, — деньги вы увидели, — говоря это, я убрал пачку обратно в карман, — пусть приведут Антона.
— Говно вопрос! — культурно ответил милиционер и, с трудом выбравшись из машины, махнул кому-то рукой.
Удостоверившись, что его поняли, сел в машину и посмотрел на меня.
— Ну вот, ведут вашего Антона. Так что? — Он кивнул подбородком на мой карман. — Закончим наше дело?
— А где те деньги, что я дал вам утром?
Вопрос застал сержанта врасплох. Он удивленно и с подозрением посмотрел на меня, затем в окно на приближающихся Антона и своего напарника:
— А что?
— Ничего, я дал рубли, но мы же договорились в долларах. Я могу взять рубли и выдать всю сумму в баксах.
В коррумпированном мозгу Енакова завертелись ответственные за таблицу умножения шестеренки. Видимо, вертелись они не так часто, потому что понадобилось несколько секунд, чтобы ответить:
— А по какому курсу?
Это было смешно — взяточник и вымогатель боится потерять на разнице курса.
— Вы просто отдаете мне рубли, а я вам 25 тысяч долларов. Причем здесь курс? — Я строго посмотрел на него, как если бы я был его учителем арифметики. — Вы берете у меня деньги только за то, что курьер забыл необходимые бумаги!
— Э-ээ…, — попытался возразить Енаков, но я перебил его.
— И боитесь при этом потерять на разнице! — Я холодно смотрел на замявшегося сержанта. — Не кажется, что это уже перебор?!
Енаков хмыкнул, откашлялся, снова хмыкнул и, указав на подошедшего к машине Антона, сказал:
— Ладно, не будем портить отношения. Забирай своего Антона, отдавай мои деньги и разойдемся, как в море ко…
— Так что там насчет рублей? — Я снова перебил его, и, признаться, мне уже начинало нравиться.
— Да нет их уже! Разделили мы!
Я холодно посмотрел на милиционера.
— Как?! Уже?! Быстро вы. Ну, так соберите и верните их, потому что я должен сдать рубли в банк. Я говорил, что они не мои.
Енаков заерзал на скрипучем сидении, снова откашлялся и повторил:
— Да нет их уже! Я, вот, жене отдал, ребята тоже потратили что-то, — он развернулся ко мне своим толстым туловищем, — а может, просто скажете, что…
Он замолчал, видимо, ожидая, что я сам придумаю, что лучше говорить в банке. Я опустил стекло и сказал Антону:
— Ты как? Нормально? Ладно, иди в броневик. Я сейчас.
Антон ушел. Сопровождавший его милиционер посмотрел на Енакова и тоже ушел. Мы снова остались вдвоем с сержантом. Я достал деньги и, протянув пачку сержанту, сказал:
— Неплохо вы здесь устроились.
— Да, — машинально ответил милиционер, сжимая в руках целую толпу американских президентов.
— И скольких вы уже так… хлопнули? — Я смотрел на толстые короткие пальцы, с нежностью перебирающие купюры. — Таким методом, наверно, не только на велосипед с дачей можно заработать?
— А? — Енаков посмотрел на меня так, словно до него только сейчас дошел смысл сказанного. — Ну, так…, на хлеб хватает!
Я засмеялся. Холодно, мстительно.
— Не надо прибедняться, — я кивнул на пачку, которую он тщетно пытался всунуть во внутренний карман кителя, — здесь и на икорочку хватит. Как я понимаю, рублей вы мне не отдадите?
— Да нет их уже…!
Этот тупой ответ уже раздражал. Впрочем, меня раздражал не только его однообразный ответ, но и сам сержант, его напарники и эта ужасно пахнущая бензином машина.
— Пересчитывать будем? — спросил я, борясь с диким желанием расхохотаться прямо в жирное, наглое и довольное удачным деньком лицо.
— Пересчитывать? — Енаков благодушно посмотрел на меня. — Зачем? Ты ведь не станешь мелочиться?
— Верно, — я взялся за дверную ручку, — тогда пока.
— А, — ему, наконец, удалось спрятать деньги, — ну, давай! А хочешь, оставлю свой номер?
— Зачем? — Признаться, я был немного удивлен.
— Ну, мало ли, — загадочно протянул сержант, — охранять кого или наоборот — арестовать.
Я подумал, что хуже скотины еще не видел, но ответил другое:
— Давай, пригодится.
Енаков быстро написал на клочке бумаги семь цифр, отдал мне клочок и протянул руку. Я посмотрел на нее, кивнул и вышел из машины.
Забравшись в броневик, я сказал «Кефиру», чтобы тот отъехал от бело-голубого здания, и посмотрел на Антона.
— В порядке?