— Не так, — засмеялась женщина. — Не помешала бы ненавязчивая поддержка. Но в рабстве, в золотой клетке, дня не выдержу.
— Этого не предлагал, содействие всегда, — завернул я разговор. — Как насчет Нового года?
— С удовольствием, — согласилась бывшая подружка. — Человек ты проверенный, лишнего не позволишь. И деньги останутся при мне.
— О, как заговорила. Разбогатела.
— Что есть, упускать не собираюсь.
— Тогда в порядке.
— Книгу не выпустил?
— Много запросили.
— Не стану напоминать, чтобы не расстраивать. Я за тебя всеми частями тела. Так когда и где?
— Придешь одна или с сыном?
— Мальчик будет у родителей. На дни праздника я свободная женщина.
— А пахать кто будет?
— Две пожилых девушки работают с процента от продажи. Сама кручусь в подсобке. Рядом с Генкой. Заглядывал, когда забегал к нему.
— Не помню… Во сколько закруглишься?
— Отвезу парня и как ветер. Надо сварить, нажарить. У тебя по прежнему колбаса, сок, плавленные сырки, змеиный супчик? Ничего не забыла?
— Про хлеб не сказала. Может, сюда подойдешь? Понятия не имею, что на праздники люди покупают.
— Развелся лет двести назад, с тех пор только временных баб таскал. Какой женщине интересно готовить, стирать, скрести, если на другой день надо убираться.
— Некоторых я задерживал. Но, самому себе иной раз не веришь. Что ты скажешь?
— Приду. Откровенно, на это и рассчитывала. Женщина чувствует, когда мужик один.
— Ну, блин, везде тупой. Что в валюте ни бельмеса, что в отношениях. Короче, жду. С нетерпением.
— Заметано, — мотнув метлой пушистых волос, Наля с места набрала скуттерскую скорость.
Как быстро летит время. Я поглядывал на сидящую напротив модно одетую, причесанную Налю. Силился избавиться от навязчивых мыслей, что седой, старый. Что нашла, когда вокруг…. До двенадцати ночи было часа полтора. Измотанные постелью, сервировкой, опять постелью, мы отдыхали. Поцокивала музыка из магнитофона, темнел экраном телевизор. Толку включать его сейчас не было, на телеканалах тоже готовились к приходу придуманного, наяву никем не встреченного, нового года. Кто видел Бога? Никто. Но сочинили о нем столько книг, что остается положить одна на другую, и, если не получилось с Вавилонской башней, дотянуться до неба с шатких стопок. Так и с Новым годом. У Юлиана был свой календарь, у Цезаря свой, у папы Григория ХIII совсем родной. Но любой из них не дает возможности пощупать нового младенца или уходящего седого старца. Недаром древние книги говорят, что все вокруг суета сует, зыбкий мираж. Сон, если сказать проще. Я успел устать. Наля плавала как в тумане. Незнакомка под вуалью: «вот она была — и нету». Дальше суровые будни для воплощения множества идей в реальность. Есть ли это на самом деле? Расслабленность просочится сквозь телесные поры — и растает. Но в природе пустоты не бывает. Пространство заполнит то, что окажется ближе. А рядом, как всегда, самые большие гадости, от которых отбиваешься чем попало. Опять искания своего пути. Не лучше ли приторчать у придорожного камня, обходясь тем, что вокруг. Нет, это похоже на свинство. Значит, родился, поднял паруса, и лови ветер до конца бытия. Когда будешь не властен даже над пылинкой, чтобы сдуть ее с ладони, пусть Время расставляет поступки в жизни по законным местам.
— Хорошо у тебя. Спокойно, — ровным голосом сказала Наля. — Чувство, словно за пазухой у доброго великана. Никто надо мной, и я никому.
— Спасибо. Ты не ведаешь, что здесь творилось, когда пил.
— Знать не желаю. Не для того набивалась, чтобы выслушивать басни о сексуальных похождениях с крутым мордобоем.
— Ты действительно ощущаешь комфорт?
— А что?
— Однажды мне высказали, что первый этаж с зарешеченными окнами походит на камеру в тюрьме. Если в подъезде что-то случится, даже с дверным замком, деваться некуда.
— Куда побежишь с пятого этажа, если на лестнице что-то произойдет?
— Ну… там балкон. С него на другой.
— Балкона нет? Квартирой ниже тоже?
— Ты права. Решетку и молотком выбьешь. Земля рядом. С пятого этажа планировать больнее.
— С чего такие мрачные мысли? — Наля поудобнее уселась на стуле. — Не перетрахался?
— Устал. Но больше влияние центрального рынка. Как начал там деятельность, появились неприятные раздумья. Чем дальше, тем их больше.
— Согласна, монотонность превращает человека в робота. Ответь, как же на заводах, фабриках? Люди не увольняются десятилетиями.
— Так же, Наля. В учреждениях, лабораториях, институтах одинаково. Почти сто процентов населения составляют роботы, которыми удобно управлять. Включим телевизор, и станет скучно от каждодневного однообразия. Редко картину освежит полет мысли, живая струя. На Западе программы рассчитаны на то, чтобы можно было уйти от будней. Забыться.
— Реальность так страшна?
— Не то слово. В цивилизованных странах люди придумали клубы по интересам. Тесное общение сильное лекарство от дум, поисков смысла жизни.
— А он есть, этот смысл? Если да, в чем заключается?
Положив руки на стол, Наля воззрилась немного восточными глазами, чем подтвердила мысль о прелести живого соприкосновения. Она и сама догадалась, смущенно затрепетав ресницами.
— Странный разговор перед встречей Нового года, — завозился я на кресле. — Тебя это не настораживает?
— Нисколько. Я призналась, что специально подошла, что с тобой приятнее, чем с другими. С ними я успела бы натрахаться, накачаться водкой. И отрубиться под бормотание рядом очередного хряка.
— Мы тоже поработали.
— И остались трезвыми. Может, впервые за взрослую жизнь я встречу приход неведомого как белый человек. Хочу всем существом ощутить волну новизны. Честное слово, заранее начинаю дрожать.
— А когда встречала с Вагитом?
— Значит, нравлюсь, — засмеялась женщина. — Представление о кавказцах у тебя книжное. Хлещут не хуже наших, когда запьянеют, побитой быть обеспечено. Если интересовало это, я ответила. Мечтаю послушать тебя.
— Смысла не ведаю, — задумчиво постучал я по столу ногтем. — В Библии написано без обиняков: плодитесь и размножайтесь.
— И не берите лишнего в рот, — фыркнула Наля. — Прости, я вся внимание.
— И не бери лишнего на себя. Но в той же Библии, в других книгах, прослеживается мысль, что за жизнь человек способен сотворить из себя Бога. Нужно малость — отказаться от мирского. Тогда откроются горизонты познаний.
— Эта малость по меньшей мере странная, — посмотрела на меня Наля — Кто будет растить хлеб, плодить детей? То есть, продолжать род человеческий, его дела. Святым духом питаться?
— О чем сказала, обуревает и меня. Бог отвергает насилие, господство человека над человеком. Но если я отрешусь от земных соблазнов, кто станет насыщать? Будда сидел под деревом, питался яблоками и тем, что приносили. Иисус был из богатой семьи. Обладал даром сотворения чуда. Одним хлебом мог накормить толпу голодных.
— Кувшином вина напоить страждущих, — закивала Наля. — На них работали люди или неведомые силы. Значит, были господами. Не вяжется с тем, к чему призывают умные книги. Откажешься от ничтожных земных благ, за порогом смерти ничего. Если бы Господь показался, тогда возник бы стимул стремиться к вершине. А знаешь, Библия права. Зачем искать неизвестное на неведомом пути. Плодитесь и размножайтесь, растите детей, продолжайте в них жизнь. Что посеете, то пожнете. В изречении смысл бессмертия. Он в потомстве. Грустновато, зато как есть. Сколько набежало времени? О, пора включать телевизор.
На экране поплыли златоглавые соборы, потом застыла картинка с панорамой Кремля. Наверное, с президентом будет поздравлять патриарх всея Руси Алексий Второй. Скажите, если звезды зажигают на небе, это кому-нибудь нужно?.. Позвенев фужерами, я открыл шампанское, наполнил Налин. Плеснул в свой минеральной воды. Был уверен, женщина останется трезвой до утра. Может быть, это окажется шагом в благополучие, о котором мечтает, убегая от веселых компаний к одинокому в возрасте писателю, даже перед событием навязавшему философскую тему. Судя по звездочкам в глазах, азарта достаточно. Интересно. Как — то помог бросить курить Коле челноку, поддержав желание обнадеживающими заверениями, что все сложится хорошо.
Скажите… Да, это нужно всем. И Господь, и звезды. Человек слаб, в жизни должна быть поддержка. Она необходима.
Прокрученный по телевидению праздник две тысячи первого года получился не радостным. Те же лица артистов, сумевших занять Олимп, не приближая никого, пусть им будет Хулио Иглесиас. Создавалось впечатление, что балом заправляет мафиозная от эстрады кучка во главе с Аллой Борисовной, Филей с ногами как у кузнечика — коленками вперед, с Есей Кобзоном. Друзьяками Левой Лещенко с Владимиром Винокуром. Те вытаскивали безголосых Таню Овсиенко, Наташу Королеву и иже с ними. Джентльменская Америка от Пугачевой оказалась не в восторге, во въезде отказала Кобзону, объяснив решение мафиозными связями последнего. Толк в самородках там знали.
Наля ушла на третий день. Счастливая, довольная. Для нее Новый год удался на славу. При ней звонила бывшая любовница Людмила, поздравила с событием. Чтобы окончательно порвать, я рассказал, с кем отмечаю праздник. Услышав отборный мат, бросил трубку. Наля с сожалением посмотрела на меня.
— Ради Бога прости, допекла, дальше некуда.
— Она не оставит в покое, — женщина с сомнением провела ногтем по телефону. — Он готов зазвонить прямо сейчас.
Не успела Наля закончить, как раздался сигнал. Мы взглянули друг на друга.
— Может, кто из знакомых? — предположил я.
— Послушай, — возразила Наля.
Это снова оказалась любовница. Узнать, кто из приятелей не забыл о дружбе не пришлось — я выдернул штепсель. Проведенные с прекрасной женщиной три дня, оставили след ярче, чем все звонки вместе. Тем более, что подлинные друзья поздравили заранее.
— Ты что-то похудел, — когда прискакал на место, заметила Андреевна. — Бледноватый, осунулся.