Вы сейчас ядовито улыбнулись, мой блудливый критик? Не впервой – я в курсе. Тогда читай, унылый фантик, читай историю, трагичнее которой я не слышал, читай и примерь на своё унылое существование. Помоги Вам Господи, как помог Ты рабу Божьему Владимиру в обретении Покаяния.
7 января 1967 года, в Рождество Христово, он родился в тюрьме, куда попала его мать за какие-то экономические преступления. Так как матери было еще сидеть и сидеть, отдали мальчика бабушке и дедушке, которые не очень жаловали вычурных имен и называли ребенка по Святкам – Владимиром. Жили старики в глухой деревеньке у каменного карьера, откуда на неё летели облака каменной пыли, не смываемой даже дождем. Делать в этой деревеньки было решительно нечего, и дети играли на самом карьере, играли в индейцев и ковбоев, играли в альпинистов и войну… Я уже не помню, как они встретили этого «человека» и почему подошли к нему. Очевидно, что НЕ произошло что-то еще более страшное из того, что он мог сделать. Нелюдь взял маленького Вову за ногу и держал над каменной пропастью, мальчишка захлёбывался в вопле и слабо помнил, чем все закончилось. Все в итоге вернулись домой и никто не погиб в руках садиста. Но Вовка стал заикаться, а когда нервничал, так вообще замолкал и только белки глаз наливались кровью…
Он подрос и надо было идти в школу, а это в соседний посёлок, километров за пять-семь, где для школьников тех лет стайка первоклашек из глухой деревни сразу стала изгоями. А основным объектом издевательств стал маленький заика… Моббинг, по-научному это называется моббинг, а по нашему – травля. Когда всё свободное время, все перемены Вовка молча дрался со старшеклассниками, бежал домой новыми путями, чтобы не попасть в очередную засаду… Били и дрался много лет подряд. Каждый день, без перерывов на обед. Пока вдруг не стал давать такой отпор, что агрессоры уже не решались пробовать. К тому же знали, он стал носить с собой нож. И, зная его характер – я уверен, пустил бы его в ход без раздумий.
В общем, рожденный в тюрьме мальчик был усиленно загоняем в тюрьму с самого раннего детства.
Из-за своего заикания и настроения учился плохо, если не более того. Но как-то с горем пополам поселковая школа была закончена. Вовка Баснев сделался квадратным в плечах, голубоглазым блондином с лицом киногероя, к слову сказать, он класса с 5-го начал заниматься дзюдо. Обладая чудовищной природной силой и безудержной агрессией – подавал большие надежды.
Выпускной вечер, выдают аттестаты, и вдруг классный руководитель вызывает за получением – ЭДУАРДА СКИБИНСКОГО.
Класс затих и переглянулся: кто это? Вовка встал и пошел получать аттестат с фамилией и именем, записанными в свидетельстве о рождении.
Вот так из Вовки Баснева мир получил Эдуарда Скибинского, как из унылой и пугающей своей неприятностью гусеницы происходит таинство обретения Мотылька.
Настало время призыва в Армию, он мечтал о ВДВ, разведке или морской пехоте. А его, заику, признали годным только в стройбат. Эдик попал в часть, где Русских было не просто мало, а ничтожно мало, но именно это сплотило славян против представителей Кавказа и Средней Азии. Именно там пролилась первая кровь, это была война, война внутри воинского подразделения в мирное время. Русские тогда не победили, они просто сумели выжить хоть и с потерями. Но выжили озверевшими, и тогда комсомолец Скибинский сделал на плече бесовскую татуировку Way to Hell. Он был свято уверен, что, закончив служить, станет наемником… или ещё кем. Бесы, истязавшие его всю его жизнь от рождения, тащили его от одного кровавого месива к другому, и казалось, судьба этого сильного, но обезумевшего в насилии человека была предрешена.
Он пришел из Армии и переехал в мамину квартиру в Ново-Синеглазово. Начались те самые 90-е. Города стали поделенными на зоны влияния откровенных банд. Ново-Синеглазого более чем не избежало этой участи. Тем более это место всегда было криминогенным, еще с Советского Союза.
Влияние не подразумевало неподчинения или «выскочек». Однажды постучали в дверь и к Эдику. Будучи «доминирующим альфа самцом», он открыл ее, не спрашивая, кто там. В приоткрытый дверной проём всунули обрез, кто-то нажал на спусковой крючок, щелчок и… осечка. Оцепеневший на долю секунды, Эдик перехватывает обрез и буквально вырывает его за ствол из рук «стрелка», тот пытается бежать, но не успевает сделать и пары шагов, как его настигает такая буря ударов этим самым обрезом, что через десяток секунд уже трудно было узнать в этой куче тряпок и мяса – человека. Спасло стрелка только то, что друзья, стоявшие на контроле, сделали еще один выстрел, но промазали. Эдик не стал испытывать судьбу трижды и отступил за стальную дверь.
Через небольшое время после этого нас познакомил покойный ныне Серёжа Воронин. Я только приехал с Кавказа и отлеживался дома у моей Мамы. Сергей попросил помочь хорошему парню, пока его тут не добили. На малой Родине меня знали и, Слава Богу, что так. Поговорив с Эдиком, я не вполне понял, что он хочет от меня, но одна тема его очень интересовала. ОН ХОТЕЛ ВОЕВАТЬ на КАВКАЗЕ, или где угодно, но воевать. Давясь заиканием, спросил про боевую подготовку и какой она бывает. Я улыбнулся, взял суповую ложку и старую разделочную доску, ударив по доске «веслом» – рассек древесину на показательную глубину, чем вызвал укоризну от моей крайне уравновешенной Мамы. Эдик глянул на доску, на ложку и сказал: «Это работает».
Эдик Скибинский
Мы стали общаться чаще. У меня была возможность и я брал его на тренировки по стрельбе в тир «Динамо», показав основные принципы обращения с оружием. Директор тира, приходивший глянуть на мою подготовку, тихо поинтересовался из какого подразделения парень. Я ответил:
– ЭТО ЛОХ С УЛИЦЫ, НИГДЕ НЕ СЛУЖИТ, ОРУЖИЕ ВИДИТ ПЕРВЫЙ РАЗ.
– НАГЛО ВРЕТ! – урезонил прапорщик.
Эдик реально был создан для службы, он с ходу понимал все тонкости процесса и с такой же легкостью реализовывал то, что от него требовали. Брал его на занятия по РБ. Тут все замирали, видя его просто звериную силу и натиск. Это был талантливый и красивый человек с переломанной судьбой. Говорил с ним много и осторожно, чтобы не замкнуть «в раковину». Ясно было, что парня надо спасать ОТ НЕГО САМОГО! И вот однажды Эдик вдруг спросил меня:
– А можно я что-то расскажу?
– Валяй, – ответил я.
И уже через десять минут остановил его:
– Что ты делаешь?
– У меня нет людей, которым я верю, ты первый. Я рассказываю сейчас то, что никто не знает про меня, ПОТОМУ ЧТО ЕСЛИ ЭТО УЗНАЕТ КТО-ТО ЕЩЕ, ЗНАЧИТ, ПРЕДАЛ МЕНЯ ТЫ!
– Умно, только мне-то зачем твоя вера в меня?
– А ЗАТЕМ, ЧТО Я ЗА ТЕБЯ ЖИЗНЬ ОТДАМ, ЕСЛИ ПРИДЕТСЯ!
Девяностые были очень странным временем. Я продолжал служить вне строя и ждал вызовов в командировки, летая при этом в Германию, работая без особых формальностей на перестраховочную компанию «Мегаполис» и организовав самый крупный на то время автосалон на Урале.
И снова Эдик
Эдик всегда был рядом. Этот автосалон был столь очевидно прибыльным, что вызывал просто сексуальные желания у сладострастной братвы. Приезжали, что-то там впружинивали про жизнь по понятиям, но со мной получалось, мягко говоря, не очень убедительно. Я ждал какой-то «обезьяны» – есть масса способов заставить человека делать то, что он не планировал… Дождался.
Приезжают какие-то тревожные граждане на BMW М3 Cabrio. Двое парней открыли двери в машине, и из нее на асфальт посыпались юзанные шприцы.
«От, это персонажи!» – сразу подумал я. Впрочем, вели себя достаточно вежливо и без перегибов, предложили поставить машину на комиссию, особо не торговались и уехали. Эдик сказал:
– Это коллектив «Негодяи» с ЧМЗ, они по Прибалтике выступают, беспредельщики-обдолбыши.
– Да мне-то что, пусть хоть марсиане. Мне главное, чтобы у нас тут был порядок.
Порядок тогда был обустроен в архаичных традициях. Салон размещался во Дворце спорта «Юность», где «Мегаполис» арендовал площади. На входе сидел дед-вахтер… и всё.
Беда пришла вслед за наркоманами. Придя утром в салон, мы нашли связанного дедка с разбитым лицом и показной беспорядок в салоне. Ничего не было украдено, машины выгнать было бы крайне затруднительно, документов мы там не хранили, как, впрочем, и ключи возили с собой. Единственно что пострадало, это то самое спортивное BMW чернильного перламутра, злодеи уничтожили боковые стекла… впрочем, на этом и ограничились.
– ЖДЁМ НЕГОДЯЕВ, – подытожил Эдик.
– И звонка от тех, кто нас с ними лбами столкнул.
Примерно через час позвонил телефон и один из глашпанов города вкрадчиво стал интересоваться, всё ли у нас в порядке. Я поблагодарил за учтивость и сказал: «Слава Богу, всё порядке». Его это более чем озадачило, он переспросил еще раз. А тут спросил его уже я:
– А что за интерес к событиям, о которых знаю только я?
Он, впрочем, и съехал.
– …ПРИЕХАЛИ, – тихо и злобно сказал Эдик.
– Заднюю не врубаем, смотри на меня внимательно.
Заходит пять человек в длинных пальто (чисто Чикаго), так в Челябинске прятали обрезы под верхней одеждой. Подходит вертлявый старший коллектива:
– Поговорить надо.
– Надо – говори, слушаю.
– Отойдем.
– Тебе чуть дальше, чуть лучше слышно?
– Не бодайся, ща поймешь – зачем.
Мы отошли от «группы поддержки» и от Эдика. Я явно понимал, что каждую секунду могут начать стрелять. Но когда пройденный путь лежит в «твоём рюкзаке, за твоей спиной», тогда подобные ситуации встают в череду им подобных, переставая вызывать сухость во рту.
– Я тебя совсем не знаю, и я в курсе, что сделали с машиной…
– Стекла уже заказаны в Германии, через пару недель будут тут, что, в общем, не очень важно, но и уточнить не лишнее.
– Да я не про это. Я тебя не знаю и поэтому решил заехать к одному старому и очень мудрому человеку, советами которого очень дорожу, так он выслушал ситуацию и сказал: «Если решите убить этих «весёлых гусей», обязательно им головы отрежьте, иначе они оживут в полнолуние и жить вам всем осталось ровно столько, сколько батарейка в фанатике горит…». Так я вот как-то против отрезанных голов, давай расходиться миром.