– Ты слышишь, Реджина? Разве это не чудесно?
– Здорово. Просто отлично, – Лгунья. – Это новый парень? Тот, с которым ты познакомилась в кегельбане?
Вера рассмеялась.
– Нет, глупенькая. Это не он.
– Кто же тогда?
– Это сюрприз, но ты скоро увидишь. Я хочу, чтобы ты познакомилась с ним.
– Сейчас? – спросила Реджи. Она попыталась извернуться, чтобы посмотреть матери в лицо, но Вера держала ее крепко. Сила матери часто изумляла Реджи. Но с другой стороны, эта женщина раскрутила огромного пса и швырнула его с балкона, чтобы спасти ее. Реджи выпростала руку из-под простыни и прикоснулась к шрамам на руке матери, вспоминая, как это было.
– Нет, глупышка. Завтра. Встретимся в кегельбане, в семь вечера. Ты придешь, Реджина? Пожалуйста, скажи, что придешь.
Ее голос стал умоляющим, но в нем звучала надежда. Слова жужжали в затылке Реджи, как беспокойные пчелы.
– Ладно, я буду там.
– Хорошая девочка, – сказала Вера и поцеловала Реджи в щеку. – Да, и окажи мне услугу, ладно? Ничего не говори Лорен. Я хочу сама ей рассказать. Но сначала я хочу, чтобы ты встретилась с ним.
– Как скажешь, – пробормотала Реджи.
– Хорошая девочка, – повторила Вера и поцеловала ее в ухо. – Мы будем жить в настоящем доме. Может быть, заведем кошек. Разобьем клумбы. Будем вести нормальную, спокойную жизнь. Тебе ведь это понравится, верно, милая? – Тон матери был таким задумчивым и мечтательным, словно она цитировала реплики из какой-то своей роли.
– Я хочу, чтобы ты убралась из этого дома! – Лорен стояла в дверях комнаты Реджи, и свет из коридора исходил повсюду вокруг нее. Ее лицо оставалось в тени, но силуэт как будто сиял. Реджи посмотрела на часы: было немногим больше трех ночи. Они все-таки заснули.
Вера выскользнула из-под простыни и встала. Она не сказала ни слова.
– Подожди, мама! – Реджи начала вставать. – Тетя Лорен, о чем вы говорите? Сейчас поздняя ночь…
– Ш-ш-ш, детка, не беспокойся, – сказала Вера. – Все будет в порядке. Тебе нужно лечь в постель.
– Но… – начала Реджи.
– Все под контролем, – пообещала Вера. – Теперь немного поспи.
Вера вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь. Реджи слышала, как они спорят в коридоре. Она выбралась из постели, босиком прошлепала по полу и прижала к двери здоровое ухо.
– Как ты посмела унижать меня перед дочерью? – спросила мама.
– Я дала понять, что не потерплю этого, – сказала Лорен. – Здесь не ночлежка, куда можно приходить и уходить, когда захочешь. Как ты полагаешь, что думает Реджина, когда видит тебя в таком состоянии? Мать-алкоголичка!
– Ты не имеешь права, – прошипела Вера.
Пол заскрипел под звук удаляющихся шагов. Потом в разговор вмешался третий голос, тихий и ласковый:
– Давайте все успокоимся. – Голос был, похоже, Джорджа, но что он мог делать здесь посреди ночи?
Лорен сказала что-то, чего Реджи не смогла разобрать, потом добавила:
– Мое решение окончательное. Я хочу, чтобы ты ушла. Сейчас же.
Послышался новый шепот, потом звук шагов. Вскоре все стихло, но Реджи продолжала стоять на коленях, прижав здоровое ухо к двери, пока ее не сморил сон.
17 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
Реджи ворвалась в дом, пылая от гнева после столкновения во дворе с Мартой Пэкетт.
– Кому ты рассказывала о маме? – рявкнула Реджи на свою тетю, когда поставила на стол пластиковые пакеты с покупками. Один из них упал, и наружу выкатился пластиковый тубус с тряпочками для протирки с лимонным ароматом.
– Никому. – Лорен отвернулась от раковины, где промывала кофемашину.
– Ты звонила мне и Таре. Кому еще?
– Никому. – Лорен выпрямилась и оперлась о кухонную стойку.
– Больше никому?
– Мне не нравится твой тон, Реджина. – Лорен потянулась к полотенцу и вытерла мыльные руки.
– Сюда только что приезжала Марта Пэкетт. У нее была мамина фотография, сделанная одним из этих проклятых добровольцев-пожарников.
– Я позвоню их начальнику, – сказала Лорен. – Это нарушение устава, и, разумеется, его накажут.
– Фотография – это меньшая из наших проблем. Марта знает, что мама находилась в приюте для бездомных в Уорчестере. И знает ее диагноз.
Рот Лорен приоткрылся, придавая ей сходство с пойманной форелью, которую она так любила.
– Но как?
– Полагаю, кто-то сказал ей. – Реджи выжидающе посмотрела на тетю.
Глаза Лорен широко распахнулись.
– Думаешь, это была я? – Она поднесла руку к груди и оставила ее там, теребя один из карманов старого рыбацкого жилета.
– Не напрямую. Но мне нужно знать, кому еще было известно о приюте.
– Я уже сказала тебе. – Лорен стиснула зубы. – Тебе и Таре. Я не идиотка, Реджина. Думаешь, я не понимаю, что стоит на кону? Я никому больше не сказала ни слова, и меня возмущает намек на болтливую старушку, которая не умеет держать язык за зубами. Тебе следовало бы знать, что у меня только лучшие намерения во всем, что касается твоей матери.
– Правда? – спросила Реджи. – Какая перемена, да? Ты думаешь, я забыла о том, что ты сделала? Ты выгнала ее из собственного дома, Лорен! – Реджи прикусила язык, прежде чем закончила свою мысль вслух: «Прямо в руки к убийце».
Лорен как будто застыла. Она отвернулась от Реджи и пустила в раковину струю горячей воды. Поднялся пар, и Лорен наклонилась туда, цепляясь руками за стойку, словно ее не держали ноги. Ее словно окутал туман.
– Ангелы ходят среди нас, – сказала Вера. – Они маскируются под людей. Иногда они носят парики, иногда деловые костюмы. Никогда не знаешь, когда встретишься с ангелом. Так говорит сестра Долорес.
– Сестра Долорес говорит умные вещи, – сказала Тара. Она налила в пластиковую ванну теплую воду и обтирала Веру губкой. Вера была наполовину обнаженной; ее ноги закрывала простыня, на плечах лежало полотенце. Груди свисали пустыми мешками на торчащую грудную клетку. Каждая косточка словно просвечивала сквозь бумажно-тонкую кожу.
Реджи торопливо распахнула дверь и теперь замерла в дверном проеме. Она отвернулась от матери и уставилась в пол, чувствуя себя незваной гостьей.
Тара подняла голову, явно не смущаясь ее вторжением.
– Я как раз мою твою маму. Мы будем готовы через минуту. – Она уронила губку в пластиковую ванну и стала аккуратно промокать Веру полотенцем.
– Нам нужно поговорить, – пробормотала Реджи и напомнила себе, зачем она пришла сюда, прежде чем попятиться в коридор.
– Дай мне закончить, и я буду в твоем распоряжении. – Тара аккуратно обтерла Веру, приподнимая ее руки и ноги, искусно пользуясь простынями и полотенцами, чтобы прикрывать сухие части тела, и обращаясь с обрубком правой руки так, как будто он не отличался от всего остального. В ее манере не было даже тени ужаса или отвращения. Она напевала себе под нос, пока работала, и ободряла пациентку короткими фразами: «Осталось еще немного, Вера», «Вы не замерзли, дорогая? Я уже почти закончила».
Вера улыбнулась Таре.
– Думаю, вы одна из них, – тихо сказала она.
– Из кого? – спросила Тара, припудривая ее туловище детской присыпкой.
– Из ангелов.
– Вот и хорошо, поскольку я думаю, что вы тоже одна из них, – с улыбкой сказала Тара и ловко облачила Веру в пижамную рубашку.
Вера закрыла глаза и откинулась на подушку с абсолютно безмятежным видом. Тара подхватила банные принадлежности и понесла их мимо Реджи, по коридору и в ванную. Тара вымыла руки, тщательно намыливая каждый палец, пока Реджи стояла в дверях ванной. Рукава Тары были закатаны, и Реджи смотрела на ее руки, вспоминая шрамы и думая, что видит их слабые очертания. Тара перехватила ее взгляд, и Реджи смущенно отвернулась. Потом их глаза встретились в зеркале медицинского шкафчика.
– Ты случайно не говорила с Мартой Пэкетт?
– С кем?
– С женщиной, которая написала «Руки Нептуна».
Тара озадаченно посмотрела на нее.
– Нет. Понятия не имею, почему она должна была обратиться ко мне. Мне было известно об убийствах не больше, чем тебе. Она была слишком занята разговорами с медиками и полицейскими. К чему ей было возиться с тринадцатилетней девчонкой?
– Я говорю не о прошлом, а о настоящем. Ты разговаривала с Мартой вчера или сегодня?
Тара закрыла кран и отряхнула руки.
– Что за чертовщина, Реджи?
– Совсем недавно она была здесь. Она знает, что моя мать жива и находится в этом доме. Она побывала в приюте для бездомных в Уорчестере. Ей даже известно о болезни матери.
Тара начала вытирать руки.
– И ты думаешь, я рассказала ей?
– Кто-то сделал это. Единственные, кто знал, – это я, ты и Лорен.
Тара стиснула полотенце так, словно хотела задушить его. Реджи вспомнила, как однажды Тара душила ее, прикинувшись Нептуном. Еще несколько дней Реджи проходила с желтыми следами синяков на шее.
Тара заговорила ломким голосом, который сначала срывался на хрип, но потом превратился в рычание.
– Да, ты, я и Лорен… и все, с кем она встречалась в уорчестерской больнице – врачи, медсестры, секретари и водители. Господи, даже уборщицы! Потом были всевозможные копы, которые приходили к ней с расспросами: думаешь, у Марты Пэкетт не сохранилось связей в полиции? А как насчет сотрудников приюта или других бездомных? Любая сволочь могла рассказать ей что угодно!
Реджи попятилась.
– Ну конечно, ты права. Я как-то не подумала об этом. Мне…
– Нет. Ты не потрудилась подумать, а сразу же набросилась на человека, которому меньше всего доверяешь, так? – Глаза Тары сверкали.
– Это неправда. – Реджи шагнула к Таре и протянула руку, желая прикоснуться к ней, найти способ показать, что подруга ошибалась. Реджи снова ощущала себя ребенком, отданным на милость Тары с ее изменчивыми настроениями и отчаянно стремящимся все исправить.
Тара покачала головой и отступила.
– Знаешь, как бы мне ни хотелось быть здесь и ухаживать за твоей мамой, я не уверена, что подхожу на эту роль.