«У тебя есть одна минута на то, чтобы вызволить нас отсюда. Если ты этого не сделаешь, мы обе умрем».
– Где мы? – спросила Реджи, стараясь успокоить бешеный стук сердца.
– В аду, – мрачно ответила Тара.
Реджи вытянула ноющую шею и увидела изогнутые металлические стены, образующие полукруглую арку наверху, как будто они находились внутри огромной консервной банки, разрезанной вдоль. Здание имело примерно 40 футов в длину и 20 футов в поперечнике. Окон не было, лишь большая деревянная сдвижная дверь в дальнем конце и огромный вентилятор над ней.
– Это сборный ангар, – сказала Реджи, испытывая странное облегчение. По крайней мере, это было здание, а не пещера безумного колдуна. Так получилось, что Реджи много знала о таких конструкциях. Она училась в архитектурном колледже Род-Айленда, в том штате, где были изобретены полукруглые металлические ангары. И она досконально ознакомилась с их устройством, когда занималась дизайнерской модификацией такого ангара для пожилых супругов из Беннингтона.
– Эта конструкция получила название в честь Куонсет-Пойнт на Род-Айленде, – сказала Реджи, машинально переключившись на голос, которым она пользовалась для лекций в университете. – Они были сконструированы инженерами ВМФ в начале Второй мировой войны. Им нужно было иметь укрытие – легкое, недорогое, мобильное и пригодное для быстрой сборки с помощью ручных инструментов.
Реджи посмотрела на гофрированные металлические стены и поддерживавшие их стальные арки. Металл потемнел и местами проржавел. Это здание долго простояло на одном месте.
– Твои богатые знания впечатляют, да только от них нет никакого толку, – сказала Тара.
Но Тара ошибалась. Для Реджи это имело большой смысл. Умение разделять вещи на категории, называть их, систематизировать и выделять структурные элементы переводило восприятие, – по крайней мере, сейчас, – из царства кошмаров в реальный и осязаемый мир.
Реджи помнила статью в «Бостон Глоб», превозносившую ее работу над жилым ангаром в Беннингтоне. Там была фотография владельцев за столом на кухне: свет струился через окно, выходившее на юг, шкафчики были выкрашены в жизнерадостный лимонный цвет с ярко-синими акцентами. «Дюфрен – настоящая волшебница, – сказали они репортеру. – Она делает невозможное возможным».
Ангар, в котором Реджи находилась сейчас, вовсе не был светлым и жизнерадостным. Несколько тусклых лампочек на потолке были вделаны в древние цоколи. Сверху и сбоку от сдвижной двери в щели проникал солнечный свет, и ветер неспешно вращал вентилятор наверху, отбрасывавший движущиеся тени на грязный, потрескавшийся пол. Рядом с Тарой стоял старый деревянный стол. За ним виднелись какие-то сломанные механизмы – ржавые автомобильные оси, передняя часть грузового подъемника, система шкивов и блоков.
В разных местах валялись кучи грузовых поддонов и рассохшихся деревянных ящиков. Реджи поняла, что это ящики из-под овощей и фруктов. На ближайшем к ней стояла надпись: «ПРОДУКТ АРГЕНТИНЫ». На ящике имелась цветная этикетка с изображением темноволосой женщины, которая с соблазнительным видом держала большую, сочную грушу. Реджи посмотрела на другой ящик с изображением улыбающихся красных виноградин, которые вроде бы пели хором. Слова песни висели над ними в окружении музыкальных нот: «В АРГЕНТИНЕ ВСЕГДА ПРЕКРАСНАЯ ПОГОДА».
Реджи бросило в холодную дрожь.
Джордж привез ее мать в это самое место. Возможно, и других женщин.
Она вспомнила лица, которые видела лишь несколько часов назад на стене в доме Стю Бэрра: Андреа Макферлин, Кэндис Жаке, Энн Стикни. Все они провели последние дни своей жизни здесь, в этом грязном, холодном месте, где воняло машинным маслом и гнилыми фруктами, забытыми и испорченными вещами. Все жертвы лежали на спине под сводчатым арочным потолком, связанные и беспомощные в этой извращенной Церкви Нептуна.
Реджи подняла голову и посмотрела на Тару.
– Ты была в сознании, когда он принес тебя? Ты помнишь что-нибудь об окрестностях этого ангара?
– Нет. Но мы, должно быть, на какой-то проклятой пустоши. Сначала я кричала и кричала, но никто не пришел.
Реджи прислушалась и услышала звуки садящихся и взлетающих самолетов где-то позади себя. Она посмотрела на часы: 14.15. Солнце находилось прямо за вращающимся вентилятором. По ее догадке, они находились примерно в двух милях от аэропорта. У Джорджа имелись старые склады в самом конце Эйрпорт-роуд. Должно быть, это один из них.
– Как долго я была в отключке? – спросила Реджи.
– Недолго, пятнадцать или двадцать минут. Я услышала шум автомобиля снаружи. Пару минут спустя он принес тебя. А сколько я здесь пробыла? – поинтересовалась Тара. – Я утратила счет времени.
Реджи хотела было солгать, но не смогла.
– Сегодня четвертый день, – сказала она.
Тара свесила голову на грудь и закрыла глаза.
– Теперь уже недолго, – произнесла она спокойным, деловитым тоном.
– Как ты узнала, что это Джордж? – спросила Реджи.
– Я была не вполне уверена, – сказала Тара. – Однажды вечером Вера совершенно вышла из себя. Это было сразу же после его посещения. Она снова и снова повторяла, что она не вернется обратно, что он не сможет заставить ее. Мы полночи не спали, и я не разобрала половину того, что она сказала, но услышала достаточно, чтобы задуматься о связи между Джорджем и Нептуном. Во всяком случае, он держал ее где-то, прежде чем она оказалась в приюте для бездомных. Я отправилась к отцу Чарли, но его не было дома.
– Почему к нему? Он же на пенсии.
– Я решила, что никто не знает всю подноготную этого дела лучше, чем Стю Бэрр. Думала, он знает, что нужно делать. Но… Джордж опередил меня. – Она секунду помолчала. – Наверное, это Лорен рассказала ему, как сильно расстроилась Вера и что я всю ночь просидела в ее комнате. Не знаю… Он как-то догадался, что я догадалась, возможно, с помощью гребаной психической силы серийного убийцы. Он выследил меня, набросился исподтишка и едва не задушил до смерти. Тогда я думала, что умерла, но потом очнулась здесь. Он рассказывал мне всякие вещи. Он сумасшедший, Реджи. Он безумен, как летучая мышь из ада. Из того, что они с Верой рассказали мне, выяснилось вот что. Он годами держал твою мать в какой-то маленькой арендованной комнате в Уорчестере, неподалеку от одного из его складов в том районе. Представлял ее как свою больную жену. Угрожал, что если она когда-нибудь сбежит, то он придет за тобой.
– О господи! – прошептала Реджи.
– Да. Он покупал ей еду, сигареты, выпивку. Ее не запирали, но она была слишком запугана, чтобы уйти. Он приносил ей мобильный телефон, набирал твой номер и давал послушать твой голос, когда ты отвечала. Так она могла понять, что он держит слово и что с тобой пока все в порядке. Еще это была угроза: он показывал ей, что знает, где тебя найти.
– Это была она, – сказала Реджи, вспоминая все телефонные звонки за долгие годы и странное напряженное дыхание на другом конце линии, как будто человек, который ей звонил, вот-вот собирался что-то сказать.
– Но в конце концов она сбежала? – спросила Реджи.
Тара сипло засмеялась.
– Он отпустил ее. Думаю, ему просто надоело держать ее в тайном убежище все эти годы. И, разумеется, она больше не была королевой красоты, она была больной и обезумевшей – словом, настоящей обузой. Лорен все больше нуждалась в его обществе и начала задавать вопросы о его поездках. Он сам высадил твою мать возле приюта для бездомных и заставил поклясться, что если она скажет хоть слово про него, или хотя бы кто она такая, то он придет за тобой.
Мысль о том, до каких пределов дошла мать ради того, чтобы защитить ее, ошеломила Реджи. Она не представляла, что любовь может быть такой глубокой. Вера пожертвовала собственной жизнью и рассудком, лишь бы спасти свою дочь.
Зазвонил мобильный телефон. Реджи повернулась и увидела, что ее кожаная курьерская сумка была брошена на пол в дальнем конце здания, возле сдвижной двери. Туда было не добраться.
Реджи проверила прочность клейкой ленты, связывавшей ее запястья на другом конце железной трубы. Разорвать ее не было никакой возможности. Требовалось что-то острое. Взгляд вернулся к инструментам, разложенным на металлическом подносе примерно в пяти футах от нее: скальпели, пила, пропановая горелка, металлический совок, зажимы, жгуты и бандажи. Оставить их на виду было вызывающим шагом с его стороны. Джордж сделал это ради того, чтобы напугать Реджи, создать прелюдию к тому, что ее ожидало. Но он допустил одну роковую ошибку. Если существовала какая-то область, в которой Реджи не было равных, то это геометрия, пространственные связи, визуализация радиуса круга. Реджи видела закономерности, невидимые для других людей: линии, плоскости и траектории. Она знала, что поднос с инструментами не находится вне зоны досягаемости.
Телефон перестал звонить.
Реджи начала шаркать ногами против часовой стрелки, отталкиваясь ими и приподнимая ягодицы, поворачивая связанные руки вокруг трубы. Ее тело гудело от боли. Реджи пыталась поднять голову, чтобы наблюдать за своим продвижением, но не могла этого сделать. Медленно и осторожно она продвигалась вперед.
Реджи думала о кривых и спиралях, об орбитах планет. О том, как Лен говорил ей, что Нептун находится в ее двенадцатом доме; это делало ее великим архитектором, но также могло привести на грань безумия.
Она думала о словах своей матери, что все в мире соединено невидимыми нитями, что все мы связаны друг с другом такими способами, о которых не можем даже и помыслить.
Сейчас Реджи чувствовала эти нити, связывавшие ее с матерью, с Тарой и с другими женщинами, убитыми Нептуном; с женщинами, которые смотрели на этот потолок в последние мгновения своей жизни на земле.
Движение было медленным, извилистым и судорожным, как у жука, наколотого на булавку, но в конце концов Реджи установила контакт. Ее правая нога коснулась подноса с инструментами, издавшего долгожданный металлический лязг.