Тара цинично улыбнулась и достала из-под рубашки песочные часы.
– Наш мир погибнет через одну минуту. Скажи мне одну истинную вещь, пока мы не умерли. Тогда я тоже скажу.
– Я не в настроении для игр.
– Это последний раз, Реджи. Самый последний. Постарайся, ладно?
Реджи посмотрела, как сыплется розовый песок.
– Какая-то часть меня всегда ненавидела тебя, – сказала она, глядя в пол.
– Почему? – спросила Тара без тени удивления или гнева.
– Потому что тебя любит Чарли. Потому что, когда я вижу, как он смотрит на тебя, знаю, что он никогда так же не посмотрит на меня. Потому что я – это всего лишь я. А ты… ты похожа на солнце, и все вращается вокруг тебя и желает стать еще чуточку ближе.
Тара обхватила пальцами песочные часы и сильно рванула их, разорвав цепочку. Она протянула сломанное ожерелье Реджи, которая растерянно смотрела на него, не понимая, что делать дальше. Тогда Тара взяла ее за руку, разжала пальцы и положила песочные часы ей на ладонь.
– Какая-то часть меня всегда любила тебя, – сказала Тара. – Звучит иронично и бестолково, да? Чарли любит меня, ты любишь его. Ты ненавидишь меня за то, что я такая, а я всегда хотела быть похожей на тебя. Нормальной девушкой, которая рисует потрясающие картинки, у которой есть мать-красавица, похожая на кинозвезду, и которая живет в классном доме, похожем на замок. – Тара встала и пошла к люку. – Досадно, правда? Никто из нас не получает то, что хочет.
Она стояла, готовая откинуть крышку люка.
– Могу я кое-что спросить? – сказала Реджи.
Тара пожала плечами.
– Теперь песочные часы у тебя. Ты диктуешь правила.
– Это было по-настоящему? Когда голоса рассказывали тебе разные вещи? Ты действительно слышала голоса мертвых женщин?
Тара сунула палец в прореху на рукаве своей рубашки. Она казалась такой… такой несчастной и потерянной. Девочка, вырезанная из бумаги и скрепленная английскими булавками и скрепками.
– Я думала, что да, – сказала она. – Но теперь я думаю, что, наверное, это была я. Может быть, все они – это я.
Она откинула крышку люка и скользнула вниз, а Реджи осталась с маленькими песочными часами в руке и задумчиво переворачивала их, снова и снова наблюдая за тем, как уходит время.
23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
– Сука, – булькнул он, зажимая рукой глубокую рану на шее. Кровь толчками вытекала у него между пальцев. Правой рукой он потянулся в подносу с инструментами и схватил нечто похожее на ножовку, явно предназначенную для отрезания рук. Нептун нанес удар от плеча, неглубоко вонзив зубья в шею Реджи. Она закричала и стала изворачиваться, отчего полотно ножовки еще сильнее вгрызлось в кожу. Реджи обеими руками ухватилась за металлическую раму пилы и толкнула вверх, прочь от себя, пока зубья не вошли слишком глубоко. Он оторвал левую руку от своей шеи, залитой алой кровью, и попытался завладеть ножовкой, но его руки были скользкими, и Реджи вырвала инструмент. Она отшвырнула ножовку, лязгнувшую на бетонном полу, но не смогла проследить, куда она упала.
Нептун снова пошел на Реджи, на этот раз с голыми руками, и схватил ее за горло. Его пальцы были липкими и теплыми. Его сила поразила ее; ей показалось, что он раздавил ей трахею. Кровь на его руках смешалась с кровью, сочившейся у Реджи из шеи. Половина ДНК совпадала: отец и дочь.
Тогда она почувствовала его внутри себя; не спокойного, рационального человека, которого она знала всю жизнь и к которому обращалась со всеми своими бедами, а мрачного убийцу по прозвищу Нептун. Реджи была дочерью Нептуна, и в тот момент она тоже была способна на убийство.
Она пыталась ослабить хватку, хватаясь за его пальцы и запястья, но ничего не помогало. Она взбрыкнула и ударила коленями в попытке стряхнуть его с себя или хотя бы отвлечь. Кровь из его шеи текла ей на грудь, пропитывая шелковую блузку.
– Ты такая же, как твоя мать, – прохрипел он.
Реджи хотела ответить, сказать что-нибудь остроумное в качестве последнего слова, но без воздуха в сдавленной гортани это оказалось невозможно. Впервые за долгие годы ей захотелось стать такой же, как ее мать. Реджи хотела стать человеком, который любит кого-то с такой силой, что пойдет на все, лишь бы защитить его.
Она подумала о своей матери, все эти годы запертой в маленькой квартире, игравшей роль верной и счастливой жены, курившей сигарету за сигаретой, опрокидывающей стопки джина и не имеющей ничего, кроме воспоминаний и телевизора, который составлял ей компанию большую часть времени.
У Реджи кружилась голова, и все начало становиться серым и расплывчатым, как в тот раз, когда Тара душила ее. Сила утекала из ее конечностей.
Сейчас Реджи ясно видела перед собой лицо Тары и слышала ее слова: «Я – Нептун. Почему я делаю то, что делаю?»
Потом Реджи почувствовала, что поднимается вверх и оставляет свое тело. Она посмотрела вниз и увидела себя на полу: глаза панически выпучены, рот искажен гримасой боли и страха, а Нептун душит ее своими изящными руками. Но Реджи видела не только себя, а всех женщин, которых он убил. Их лица менялись, как слайды в диапроекторе – официантка Кэнди, Андреа Макферлин, Энн Стикни, – и на лице каждой из них застыло выражение ужаса.
Тогда Реджи поняла, почему он это делал. Из-за выражения их лиц в эти последние моменты, из-за ощущения власти над ними, которое он испытывал, когда их лица бледнели и увядали в его руках. В конце концов, на несколько коротких минут он получил Веру в свое полное распоряжение и отомстил за все моменты, когда она отвергала его и смеялась ему в лицо.
Когда серость начала сменяться наползающей чернотой, а сцена внизу стала более абстрактной и безличной по мере того, как чувства уплывали в безвестную даль, Реджи внезапно вернулась в свое тело и увидела Тару, стоявшую над ней. Не Тару из своего детства, а ее взрослую версию, избитую и всклокоченную, с подбородком в крови. Она стояла за Нептуном и держала что-то в левой руке, – что-то узкое, с острым металлическим наконечником. Тара замахнулась и воткнула этот предмет в спину Нептуна, сдавленно крякнув от затраченных усилий.
Реджи услышала у себя в голове голос Джорджа, не Джорджа-Нептуна, а того Джорджа, который учил ее чертить планы и чинить велосипед: «Для каждой работы есть свой инструмент».
Нептун отпустил Реджи, и воздух устремился в ее истерзанное горло. Джордж изогнулся и попытался встать, но отшатнулся назад, ослабев от потери крови. Реджи неровными глотками впитывала кислород; разум и силы возвращались к ней с каждым следующим вдохом. Нептун стоял на коленях. Одной рукой он зажимал кровоточащую шею, а другой бесцельно шарил по спине, не в силах дотянуться до отвертки, торчавшей у него между лопатками, словно ключ от сломанной заводной игрушки. Тара отступила в сторону и следила за ним сузившимися глазами. Она оскалила зубы, как будто была готова вонзить клыки ему в горло, если это будет необходимо. Реджи с трудом приняла сидячее положение и заглянула ему в глаза. Она увидела там не ужас, а изумленное недоверие. Потом его тело рухнуло вперед.
Все было кончено.
Потом
1 ноября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
– Разве тебе не нужно вернуться к работе? – спросила Тара. Они находились в комнате Веры в «Желании Моники», и свет раннего вечернего солнца наполнял деревянные половицы ровным сиянием.
Лен сидел рядом с Реджи и держал ее за руку. Казалось, он не хотел оставлять ее ни на минуту после того, как на прошлой неделе ее выписали из больницы. В былые дни это приводило Реджи в ярость, но теперь она находила это приятным. Она незаметно сжала его руку.
Вера только что заснула после бестолковой карточной игры, которая наполовину состояла из рамми и наполовину – из «безумных восьмерок» с элементами покера. Тара то и дело говорила, что это похоже на начало плохого анекдота: «Парочка садится играть в карты с двумя однорукими женщинами…» Вере и Таре приходилось держать свои карты открытыми в надежде, что никто не будет подглядывать.
– Я прекрасно могу работать и здесь, – сказала Реджи, собирая карты. – А пока я здесь, заодно сделаю кое-какой ремонт.
Лен тоже поселился в «Желании Моники». Он совершенно очаровал Лорен и посвятил себя уборке, готовке и выполнению мелких домашних дел. На дом он смотрел с благоговением и говорил, что это все равно что жить внутри огромной скульптуры.
– Да, чуть не забыл, – сказал Лен. – Парень из отдела стройматериалов в торговом центре дал мне имена кровельщиков, которые кладут черепицу. Но я все же думаю, что будет веселее сделать это самим. – Он лукаво улыбнулся.
– А я думаю, что с меня на какое-то время хватит приключений, – сказала Реджи, съежившись при мысли о том, как они с Леном ползают по крутой коньковой крыше. – Давай оставим высотные дела специалистам.
Реджи машинально протянула руку к горлу, как делала по сто раз в день после побега со склада, ощупывая синяки и порезы, которые ныли и зудели, пока она выздоравливала.
В ночных кошмарах Реджи снова оказывалась на холодном бетонном полу и чувствовала руки Нептуна, сомкнутые у нее на горле. Она просыпалась с криком, вся дрожа; тогда Лен включал свет, обнимал ее и говорил: «Все в порядке. Я здесь, тебе ничто не угрожает». Она оглядывалась вокруг, видела мощные каменные стены дедовского замка, ощущала теплый вес бабушкиного лоскутного одеяла и понимала, что он прав. Она была в безопасности. Она была дома.
– Дом порядочно обветшал, – сказала Тара. – Не будет ли лучше просто снести его?
Тара была одета в джинсы и трикотажную рубашку; белые бинты прикрывали то место, где находилась ее правая кисть. Тара уже начала говорить об искусственной руке и записалась на прием для примерки и подгонки. Впрочем, она не просто хотела получить новую руку. Тара говорила, что хочет универсальную руку: покрытую блестками для ночных увеселительных прогулок, с обязательной татуировкой и стихотворением, написанным на ладони.