ня.
Если бы могла, застонала бы. Глупо, он прав… Рассыпав в лавке артефактора подачку шпиона, я должна была избавиться от всего золота в кошельке. Но я этого не сделала и теперь пожинаю плоды собственной глупости.
— Судьба нагло тебе подыгрывала, — обвиняет Лардо, вытирая кровь с руки платком. — Ты редко бывала в одиночестве, оказавшись в городе. И мне пришлось серьезно потратиться на приглашение, чтобы проникнуть сюда, в катакомбы.
Ирдийский шпион говорит еще что-то, но я не слышу.
Татуировка… Он демонстрировал укус секунды, а картинка под ним застывает перед глазами. Переплетение виноградной лозы со стеблями сон-травы и кистями ядовитых паучьих ягод, а среди всего этого — я теперь четко их вижу — перевернутые песочные часы, опутанные змеей. Случайная татуировка, выбранная ради красоты? Или замаскированный знак Искусителя? Сомнительно, что первый вариант.
И вот теперь осознаю: я не только попалась, но и попала. Поклоняющиеся кровавому богу Эшкилю не щадят даже самих себя. Что говорить о глупых самонадеянных магичках? Когда барон получит патент для своей страны, моя жизнь будет стоить не дороже горсти песка…
Закончив тереть платком укус, ирдиец криво улыбается:
— Готова к путешествию? Тебе понравится моя родина, милая.
Наклоняясь, он протягивает ко мне, обездвиженной, руки.
За его спиной вырастает серая фигура. Кричать я не могу. И кулачище опускается на голову шпиона. Лардо падает как подкошенный… на меня.
Степняк отшвыривает бесчувственное тело и, покачав головой, осторожно берет меня на руки. После того как он что-то произносит на своем гортанном языке, гаснут «светляки», и ход погружается в темноту. И это при том, что на нем антимагические браслеты!..
— Потерпи, принявшая дар. Помогу тебе я.
Ох, лучше не надо! Верни туда, откуда взял!
Но орохоро меня, конечно, не слышит.
Я паникую недолго — вдалеке слышны крики и топот тяжелых сапог. Побег пленника обнаружили! Меня сейчас спасут!
Звуки ближе. По стенам ползут, опережая магов, световые блики.
Четырехрукий замирает, затем отступает к стене. Он держит меня довольно удобно для обзора: правым глазом вижу, что происходит буквально в десяти шагах от нас. Вскоре эта часть тоннеля освещается не хуже, чем пещера с рингом, но… Нас не видят! Степняк стоит у стены, особо не таясь, но никто не обращает на нас внимания, словно мы пустое место! Нас не видят, Создатель!
Зато внимание боевиков привлекает тело на полу.
— Сюда! — Бежавший впереди мужчина — с удивлением узнаю в нем Каррая — опускается на колени рядом с Лардо. — Жив еще? Эй!
Шпион стонет и пытается подняться на ноги. Подскочивший к нему целитель Херт запрещает вставать:
— Лучше посидите пока! — и начинает осматривать пострадавшую голову.
— Вы не видели здесь девушку? Темноволосую, в зеленом плаще и маске?
— Никого я не видел, — глухо стонет лживый шпион. — Никого…
Молниеносный удар в челюсть — и Лардо падает навзничь. Голова ирдийца с приятным для моего сердца звуком шмякается об пол.
— Ларсер! — охает целитель. — За что ты его?!
— Помимо того, что он врет? Он видел Соннэю.
Голос искусника, студеный и бесцветный, пугает до глубины души. Неужели он настолько обеспокоен моим исчезновением? Неужели так сильно переживает?
— Но бить-то зачем?! — не унимается Херт.
Каррай приподнимает руку ирдийца.
— Укус? — недоумевает целитель. — Думаешь, ее зубов дело? Это Соннэя его вырубила?
Его спутник качает головой:
— Смотри не на укус, а на татуировку служителя Эшкиля. Я уже видел ее в ту ночь, когда умерла моя сестра. — Голос Каррая становится мертвенно спокойным. — Видел на руке сбежавшего убийцы.
Гнетущее молчание разрушают Фликс и Мелисса. Запыхавшаяся наставница, поддерживаемая под руку магом, едва не плачет:
— Нашли ее?..
— Нет.
— Умоляю, скажите, что тот парень ошибся! И Соню никто не собирается умыкнуть в степь!
Мое медленно бьющееся из-за зелья сердце даже ускоряет свой ход. В висках стучат, повторяясь, три слова: «Умыкнуть в степь… умыкнуть в степь». Создатель, зачем?.. Вопрос стирается безразличием, странным и неожиданным отупением.
— Я сожалею, но Чарид прав: приняв у орохоро знак племени, Соннэя согласилась стать его невестой.
Что?.. Какая к шэйшу невеста?! Возмущение тонет в накатывающей волнами сонливости.
И все ж я успеваю услышать напевное:
— Будем скоро далеко мы, там, где пламенеют маки и течет ковыль…
Глава 23Орохоро
Мечты любой травницы я могу коснуться рукой. Было бы желание. Сегодня оно есть, и я прижимаю к груди охапку редких трав.
Степь… Бескрайняя, прекрасная, по-весеннему яркая, щедрая на разнообразные краски. На зеленом фоне алые всполохи маков, нежные ирисы всех цветов радуги, белый и розовый дикий лук, синие бубенчики, фиолетовые колокольчики и шлемники, индиговые свечи живокости, золотой пятилистник, молочная звездчатка, голубовато-зеленые лазурьки… Здесь столько видов трав, что устают глаза. Целебные и ядовитые, многолетники и одного сезона, влаголюбивые и неприхотливые, стойкие и увядающие от прикосновения. Степь потрясает многообразием растительного мира. Жаль, что почти вся эта красота завянет дней через десять.
А еще здесь царствует сизая полынь, горький аромат которой сильней всего ощущается в пик жары. Встречаются серебряные вкрапления ковыля, который действительно течет, перекатывается волнами, когда дует ветер. А если провести по сверкающему в лучах солнца растению рукой, можно ощутить его шелковистую мягкость.
Прекрасна степь и бездна синевы над ней…
Спугнув дрофу, иду дальше, куда глаза глядят. Веселые мелодичные песни жаворонков немного разгоняют печаль. Жарко.
О! А вот и самая ценная находка утра — седой барышник. Невзрачный серый кустик, преображающийся, когда начинают распускаться ярко-розовые бутоны, обладает уникальным свойством очищать кровь от яда любых видов. Сорвав с десяток веточек, прячу их в глубине букета. Если старая шаманка, кхм, моя будущая свекровь, решит в нем поковыряться, это не убережет их, но так есть шанс, что пронесу свое сокровище в поселение без препятствий.
Как же все-таки жарко…
— На! — впихивает мне в руки флягу охранница, каким-то образом почувствовав мою жажду. Дождавшись, пока напьюсь, отрывисто бросает: — Домой пора.
Домой… Слово горчит во рту полынью, коей здесь пропахла вся степь.
Я разворачиваюсь и покорно следую за четырехрукой Охрой. Ей, незамужней сестре Нгрна Тш-Кра, моего похитителя, выпала честь присматривать за невестой до ритуала.
Над плечом пролетает темно-фиолетовая бабочка. Я долго провожаю ее взглядом. Любимый цвет моей магиссы. Я смотрю легкокрылому насекомому вслед, заново переживая неприятные воспоминания.
Уснув в катакомбах, очнулась уже в шатре, в степи.
Как Нгрн меня доставил, сложный вопрос. Языковой барьер мешает правильно понять: то ли он шел «тропою предков, благословенных Ма», то ли «путем старших детей Ма». Но логика подсказывает: у орохоро был аварийный телепорт, открывающийся теми древними амулетами, о которых почти забыли. И это правдоподобнее всяких «троп» и «путей». Орохорские шаманы не боятся нечисти, поэтому могут заходить в проклятый город Зореаполь в Туманной долине. Это сокровищница уникальных магических вещиц и кладбище героев.
Очнулась я, когда меня переодевали, заодно лишая украшений. Первым делом сняли серьги, слегка искажающие внешность, и артефакты Фликса. Даже амулет святой Виржии подчинился узловатым пальцам бабки! А магисса… магиссу сначала не заметили — она спряталась в волосах. Лишь когда я села и мне начали заплетать косы, старушенция цапнула бабочку за крыло. Я успела закричать, но подарок Фрайда шмякнули об землю и раздавили ногой… Еще долго ее жалобный писк стоял у меня в ушах.
Теперь пролетающие мимо бабочки, особенно фиолетовые, делают меня слезливой. Привязалась я к магиссе сильно, даже неожиданно для самой себя.
Сегодня в поселении орохоро суета. Разделываются туши диких зубров, жарятся лепешки, варятся ароматные каши, томятся в горячем пепле гигантские яйца шваршей. Последний день перед великим праздником — Расцветом Ма. И его превращают в торжество — свадьбу молодого шамана и его невесты-чужачки.
Я уже не бьюсь в истерике — все-таки миновала неделя с момента похищения «женихом». А может, и больше времени прошло — сколько я находилась без чувств, точно сказать не могу. И это обидно, ведь на днях я стала совершеннолетней…
— Охра, я к шваршам.
Правой удерживая здоровенный букет трав, левой рукой указываю направление. Язык орохоро сложен, и без жестикуляции и гримас не обойтись. Правда, не все гримасы подходят: улыбаться можно только родным, а показывать зубы, то есть скалиться, значит, бросать вызов.
Сестра шамана кивает — она больше нянька и телохранитель, чем надсмотрщица, и тяготится своими обязанностями. На территории племени мне ничего не угрожает, и молодая женщина только рада избавиться от обузы.
Сдерживая радость, степенно шагаю к загону с ездовыми ящерами, которые заменяют степнякам лошадей, гончих псов и кур-несушек одновременно.
Ухаживают за шваршами рабы — две девушки и парень, все трое маги. Та, что постарше, как и я — целитель. Она и подает идею, как не допустить свадьбы: надо просто-напросто бежать. Вместе с ними.
Именно рабы — точнее, упоминание о них — вытаскивают меня на второй день пребывания в степи из истеричного скулежа. Мысль о том, что это могут быть мои родители с братом, придает сил. Увы, надеюсь я зря. Маги, бессильные и вечно сонные от зелий, которыми их пичкают, не осознают сами себя.
Как ни горько, приходится принять тот факт, что я должна думать не о поиске родных, а о собственном спасении. Только через Туманный перевал идти минимум четыре дня. Я не могу рассчитывать на помощь Каррая. Он-то, может, и появится, да только когда я буду замужем, а то и того хуже — помирать после брачной ночи.