— Не таким я представлял себе наш первый поцелуй…
Аестаса, похоже, тянет на откровения. Что же за дрянь была на шипах богомола?
Я стараюсь не слушать — под действием отравляющего вещества и не такое рассказывают. Вспоминается случай с пандурским бардом Эльяром Даширо, которого поклонница попотчевала приворотом.
Певец в испуге принял антидот широкого действия, который «стер» с зелья отпечаток личности привораживающей. То есть Эльяр испытывал наведенное влечение к любой женщине, которая находилась поблизости. И рядом оказалась моя мама. Столько комплиментов, пылких признаний! Он пел ей песни, сочиняя на ходу стихи и мелодию!
Помню, у меня горели щеки, отец, едва ли не впервые присутствующий на приеме пациентов у жены в кабинете, откровенно злился и одергивал кумира женских сердец. И только мама невозмутимо делала свою работу — смешивала антиприворотные зелья.
На следующий день Эльяр пришел с извинениями и огромным букетом редких и страшно дорогих фиолетово-золотых лилий. Поцеловав маме ручки и поблагодарив за исцеление, назвал ее своей музой. Еще никогда он не сочинял за один вечер столько прекрасных песен… Отец больше не злился — мама его успокоила, сказав, что ненавидит блондинов. А когда он ушел за вазой, дала мне совет. Внешность часто обманчива, нужно смотреть душой. Умная женщина в последнюю очередь обратит внимание на цвет глаз и волос, ведь главное — доброе сердце и надежность избранника.
— Соннэя, ты такая красивая, когда сосредоточена…
Я сбиваюсь на слове-ключе, приходится начинать заново.
— На занятиях нам говорили, что из истерики девушку можно вывести тремя способами: водой, оплеухой и поцелуем. Воду надо экономить, кто знает, когда набредем на источник. Пощечина… да лучше я руку себе отрублю! А поцелуй… поцелуй очень хорошее средство, прав был лектор…
Слушаю признание-рассуждение парня краем уха. Рана затягивается на глазах — в нашей ситуации экономить на силе нельзя. К тому же где-то я обронила пучок черного клевера, который в разы усиливает способность быстро восстанавливать резерв. А еще магические потоки в долине сильны, как нигде на Тарре, черпай сколько влезет… Поэтому я щедро делюсь с парнем своим резервом.
Аестас говорит еще что-то, моими стараниями — сонным голосом. Ему следует поспать, чтобы остатки яда быстрее вышли из организма.
Оставив парня на ложе из мха, подхожу почти вплотную к куполу. Вдруг смогу отыскать взглядом клевер? Недаром же я его рвала? Стенки недостаточно прозрачны, чтобы разглядеть черные помпончики цветка на огрызках стебля, а вот сумку свою вижу. Как и стаю тварей, похожих на маленьких собак, время от времени топчущихся по ней. Шестилапые волосатые псины ошалело рвут еще содрогающийся труп богомола, заглатывая куски величиной с половину своей головы. Страшно представить ширину их пастей…
Усталость приходит вместе с новым приступом паники. А еще самобичевание… оно ест поедом.
Что я натворила? Зачем мне этот несчастный клевер? Ну почему я не сдержалась?! Мало того что влипла по глупости сама, так и Аестас за мной прыгнул в «блуждающее окно»… Родители с ума сходят; как теперь они доберутся до гарнизона, зная, что я здесь?
Потерявшихся искать не будут, чтобы не подвергать опасности других членов нашего маленького отряда. Каррай сказал об этом сразу. Мирнан назвал его предупреждение весьма мотивирующей шуткой, а искусник, немного помолчав, заметил, что не склонен веселиться.
Вывод: придется идти в гарнизон вдвоем с Аестасом. А дойдем ли?..
За слезами пиршество «собачек» не рассмотреть, и я присаживаюсь у стены купола. Мне тоскливо до воя, жаль, я не волк, а то бы спела, может, полегчало бы.
— Не плачь. — Граф присаживается рядом и обнимает за плечи. Он спокоен и собран, яд уже выведен из организма. — Мы выберемся, клянусь тебе. Ты мне веришь?
Сомнение — опасная вещь, оно обрекает на неудачу начинания даже самых сильных людей.
И я вру:
— Верю, Аестас. Нам ведь, главное, выйти к защищенному артефактами перевалу?
Парень твердо отвечает:
— Да, это главное.
— Только как до него дойдем, если не знаем, где мы?
— Не переживай, я изучал карту. Еще немного посижу и взберусь на высокое дерево, чтобы сориентироваться, где мы сейчас находимся.
Сидим, молчим. Мерзкие тварюшки все так же рвут богомола.
— Ты зачем за мной прыгнул? — не выдержав, с осуждением спрашиваю я.
— Потому что.
Странный ответ, ну да ладно — чувствую, сейчас не признается.
— Пойду разгоню мелкоту. Нам пора идти дальше, пока не стемнело. А ты пока посиди здесь.
Аестас быстро расправляется с «собачками» — убегая, они издают звуки, похожие на хрюканье свиней. Подобрав мою сумку, он снимает щит.
— Я переоденусь, и мы идем дальше.
Разорванная куртка признается годной, а вот окровавленную рубашку граф меняет на свежую. Оторвав рукав у испорченной вещи, заворачивает в него срезанный заклинанием кусочек шипа с передней лапы насекомого.
— Зачем тебе он?
— Отдам зельеварам деда, пусть разберутся, что это за вещество, которое так сильно развязывает язык. Если удастся воспроизвести в лаборатории, ему цены не будет.
Вспоминая поцелуй, краснею. Хотя не стоило бы, раз он был лекарством от истерики. Это равноценно отсасыванию из ранки змеиного яда, когда нет возможности пользоваться магией.
Свой цветочный трофей, найдя, прячу в сумку, невольно радуясь, что в ней нет хрупких вещей, — все склянки с зельями у мамы.
Больше часа идем на юг. На возвышенности, с которой хорошо просматривается местность вокруг, обедаем сухпайком. Приходится трогать неприкосновенный запас, ведь охотиться долго. Вяленого мяса и лепешек — на четыре скромных завтрака, обеда или ужина, воды и того меньше.
Немного отдохнув, продолжаем путь. Аестас находит подходящее дерево-одиночку посреди папоротникового леса, и с его верхушки определяет, где мы. После чего корректирует маршрут — мы отклонились от нужного курса на восток.
Пока нам везет и кровожадные обитатели долины не спешат набрасываться.
Ближе к вечеру ситуация меняется: мы встречаем пугливую стаю хрюкающих «собак» и двух мокриц величиной с корову. С последними граф расправляется в считаные секунды. Твари быстры, но с боевиком им не соревноваться в скорости.
Вечереет. Папоротники и мох сменяет холмистая местность с редкими чахлыми деревцами и травой до колена. Прибив энергошаром выскочившую из-под ног упитанную птичку, похожую на курицу, только с зеленым маскировочным оперением, Аестас обеспечивает нам сытный ужин.
На ночевку останавливаемся у ручейка, бьющего из пологого холма.
— Предлагаю сначала освежиться, а потом уже развести костер и приготовить ужин.
В словах парня есть резон. И вскоре я опускаю гудящие ноги в ледяную воду. Чуть пузырясь, она быстро уносит боль, взамен одаривая приливом сил, причем не только физических. Ого, да это маленький магоисточник! Интересно, граф уже понял это?
Он сидит на траве, повернувшись ко мне спиной, шагах в десяти. Дальше, увы, нельзя, пока не выставлен щит, хищник может напасть в любую минуту. Не сводя с ровной спины парня взгляд, кое-как поспешно проделываю необходимые гигиенические процедуры. От холода хочется пищать, но нельзя, если не хочу, чтобы парень обернулся.
Переодевшись в свежую одежду, благо рубашек и нижнего белья, за исключением бюстиков, племя моего бывшего жениха подарило несколько комплектов, быстро стираю то, в чем была сегодня. Спешу, у Аестаса наверняка чешется бок от высохшей крови, которую я не вытирала, — не до того было.
— Я все, — объявляю чуть погодя.
Чтобы не мешать парню, занимаюсь курицей. Общипать перья без кипятка сложно и, помучившись, грею воду прямо во фляге. К моменту когда Аестас вылезает из ручья, очищена половина. Он молча присоединяется ко мне, и в четыре руки птичья тушка быстро оголяется. Хоть и граф, а навыки выживания у него преотличные, по крайней мере, пока я им только восхищаюсь.
— Зажарим на вертеле?
— А есть другой выбор?
Граф пожимает плечами:
— Можно завернуть в листья и прикопать в золе, так вкуснее, но долго.
— Лучше пусть подгорит на палке.
Разговор не ладится. У нас. А вот наши желудки громко перекликаются… И мне ни капельки не стыдно.
Листья все же используем, запихав внутрь птичьей туши дикий чеснок, росший неподалеку от костра. Соль, к счастью, есть и у меня, и у Аестаса.
Когда ужин готов, граф магией тушит костер. И мы оказываемся в темноте, пока не вспыхивают созданные им же «светляки».
— Я поднимаю щит. Или тебе нужно в кустики?
— Нет, — поспешно качаю головой.
Даже если захочу, потерплю до утра или выйду, когда он уснет.
Озвучивать элементарные человеческие потребности… странно, что ли? Понимаю, что в условиях выживания необходимо забыть о стыде в определенных вопросах, но не могу. Одно дело жить на природе с родителями, другое — с малознакомым, как выясняется, парнем.
Птица вкусная и нашими общими стараниями, направленными на своевременное верчение импровизированного вертела, сочная. Легкий запах чеснока придает блюду пикантность. Курочка весила примерно килограмма три, и как мы ни голодны, но управляемся лишь с двумя третями.
После того как отделяю оставшееся мясо от костей и заворачиваю в широкие листья, Аестас тихо сообщает:
— А за нами наблюдают.
По спине ползет мороз.
— Кто?
— Сейчас узнаем.
Граф собирает кости на один лист и вышвыривает через щит, который, само собой, не пропускает только извне. Следом за подачкой невидимому зрителю летит рой «светляков». Уже знакомые нам хрюкопсы, как их называет Аестас, разбегаются прочь, не забыв расхватать угощение.
— А, этих нечего опасаться, — решает он и открывает свою сумку.
Мне же не по себе. Я забываю, что вокруг не старый добрый лес где-то на просторах Кронии, а Туманная долина. А еще начинает мучить вопрос: кого нам нужно опасаться по-настоящему? Кто может преодолеть щит боевика?