Выбраться из Инфериоры оказалось сложнее, чем забраться в нее — острозубые растревожились и принялись дотошно обследовать каждый угол. Пришлось затаиться в собственном тайнике, переждать волнение и, выждав должное время, прокрасться укромными закоулками в приютивший меня дом…
Однако добравшись до искомого дома, я замер и подумал, что, возможно, зря ушел из башни. Клянусь кольцом пресветлого Нейгэллаха и кинжалом его темного близнеца, там точно было спокойнее.
По словам седобородых мудрецов, именно так выглядит джахрим — место загробного пребывания для заблудших и недостойных. Огонь, обжигающий тело, нестерпимый шум, терзающий слух, и непристойные зрелища, смущающие сердце.
Деревья полыхали, треща и искрясь в темноте, вопли возмущали ночное спокойствие и сеяли страх, а зрелище… Одного вида пожара в саду «солнцеглазого» было уже достаточно для того, чтобы разрушить покой правоверного и его веру в порядок, а тут еще добавилось зрелище моей временной хозяйки, скачущей по саду в своих (о, Шергэллах и его козни!), в своих непристойных шароварах, да еще с открытой шеей!
Разбуженные соседи не знали, куда смотреть: то ли на пожар, то ли на это вместилище многих мер пахлавы…
— Расист неполиткорректный! — вопило вместилище. — Я требую…
Я тут же возблагодарил Нейгэллаха за милости его. Пусть я мутахаллиб, изменчивый, потерявший тело, пусть глава клана моего снова назовет меня неповоротливой ящерицей, но от одного позора я был избавлен: это не моя рабыня сейчас при всех поносила мое имя!
Острозубый добр в ущерб собственной силе или попросту слаб, потому что ни один мужчина не стерпел бы такого… или не слаб…
Застыв от удивления, я смотрел, как одним словом хозяин дома услал это подобие девы прочь, а затем вытянул руку… По земле хлестнуло огнем, и новый костер запылал между деревьев. Так вот как начался пожар: по желанию вампира? Но почему?
«И кто из аргентумов может так?» — промелькнуло у меня в мыслях.
Я не видел такого. И не слышал… даже тогда, когда меня убили. Не потому ли…
— Береги-и-ись! — снова пронесся по саду дикий вопль, и стало ясно, что сегодня именно Шергэллах простер свою длань над этим несчастливым домом. Моя хозяйка вернулась. И к тому же с проклятой тварью из пауков (дэв забери это порождение шайта!), имевшей по отношению ко мне нечестивые намерения.
Я постарался поскорей найти укрытие, ибо земля уже дрожала под ногами торопившихся на шум и пожар соседей, но и у дома мне не было покоя. Во-первых, там оказались мальчишки, а мальчишки — зоркое племя. А во-вторых, моя временная хозяйка воистину была вездесуща и сейчас же возникла рядом. Хвала Нейгэллаху пресветлому, паука в ее руках больше не было, но возрадоваться по поводу этого обстоятельства я не успел.
В следующий миг случилось событие воистину досадное и чреватое многими неприятностями…
Наш многоумный (и крайне скупой!) сосед, увы, не сдержал досады из-за некоего приключившегося на его чердаке разорения и грозящих ему убытков и весьма громко поминал в своих причитаниях мою хозяйку… Та вновь не проявила ни малейшей скромности, присущей девицам, и, на радость собравшимся, вступила в спор, всемерно понося соседскую скаредность. Призвала на его голову какую-то санинспекцию, пригрозила нашествием «профсоюза дворников» и посетовала, что «экологов» на него нету, на «нарушителя Киотского протокола».
Обозленный (и весьма напуганный неизвестными проклятиями) сосед не сдержал гнева и перевел препирательства на внешность злоязыкой противницы.
— Умолкни и устыдись, слону подобная! Приличествует ли девице такое поведение? Увы, мы живем во времена, когда дочери бегемота смеют поднимать голову от пола и указывать правоверному… куда смотрит хозяин дерзкой? Хотя… к чему ожидать силы характера от подобного зайцу…
Хрясь!
Напрасно сосед позволил себе увлечься руганью. Напрасно. «Дочь бегемота» слушала его молча совсем недолго. А потом последовало гневное: «Ах ты, сморчок облезлый!» — от которого зрители испуганно присели, и послышался треск сломанного дерева. Потерявший бдительность сосед потерял заодно и равновесие и, судорожно взмахнув руками, сорвался со своего недоразрушенного чердака…
Прямо в негостеприимные объятия раскинувшейся под стеной дома свалки.
Увы нам.
Премудрый Чшэн (достойный был человек, даром что предавался греху винопития) учил: не рыдай о горестях своих, ибо настанет день, и придут худшие горести, и тогда пожалеет печальный, что не радовался ранее. Да, я тоже не сумел постичь всей глубины этой премудрости. Хотя, кажется, проще сказать так: не расстраивайся, ведь дела всегда могут стать еще хуже!
Когда сосед соприкоснулся с месивом свалки, в воздух полетели всяческие ошметки и остатки, увы, не сдерживаемые теперь густым забором. Вот тогда я и понял про «хуже». Добро бы еще вид, но аромат… пожелаю такого только злейшему врагу!
Собравшиеся зеваки заахали, принялись отряхиваться… и ругаться. Одни злились на соседа, другие на Дарью, зачинщицу всего переполоха, третьи винили всех подряд и предрекали очередной конец света… пока до моей хозяйки не дошло, как ее на этот раз обидели.
— Так ты еще и наш двор решил испакостить? — взвыла эта дочь горести голосом дэва, не кормленного неделю. — Ты… да ты… Да чтоб у тебя в гареме были самки таракана мадагаскарского! Да я тебя в «Даместосе» утоплю! Да ты… хакарл тебе в штаны и за шиворот!
До сих пор я ни разу не видал, чтобы дерево падало от одного голоса… и почитал это невозможным в принципе!
Оказывается, возможно.
Полыхающее дерево дрогнуло ветками, треснуло… и полетело вниз. На свалку. Горящие ветви усыпали мусор.
Стало тихо.
— О… — после паузы пробормотала хозяйка.
— Сильна… — пронесся уважительный шепот.
— А где этот-то? — нерешительно поинтересовался кто-то из толпы за забором.
— Сгорел? — предположил второй голос.
— И-и-и-и! — тут же с готовностью откликнулась плакальщица.
— Правоверные! — неуместно радостно провозгласил кто-то на высокой ноте. — Восплачем о собрате нашем, ныне оборвавшем нить земной жизни! И пожертвуем на храм, дабы облегчить путь его в светлые сады Нейгэллаха пресветлого…
Правоверные не всегда готовы поверить, что именно возносители славы божьей ближе к Плетущим судьбы (слишком часто божьи слуги уделяли внимание не столько душе собеседника, сколько размеру и содержимому его кошелька). Но в этот миг неверие многих было поколеблено. Свою волю по поводу нового поселенца бог выразил тут же: полыхнуло так, что все сразу перестали спорить, а взялись за ведра и воду.
Дело шло дружно (никто не желал распространения пожара!), ведра так и летали, хозяйка, позабыв об обидах, рвалась помогать и уже попала кому-то ведром по колену. Возноситель путался у всех под ногами и призывал жертвовать во имя счастливой загробной жизни погибшего собрата-правоверного. Люди вздыхали, но жертвовали… и все бы ничего, но в разгар пожертвований «погибший собрат» вылез из какой-то дыры прямо из-под ног Дарьи и кротко попросил прощения за недостойные слова. Оказывается, он каким-то образом прорыл подземный ход и тем самым избежал огня. И теперь желал услышать, что его прощают…
— Прощаем-прощаем, — пообещал молодой вампир. — Пойдемте в шатер, почтенный, поведаете, кто сегодня снял комнатку на чердаке…
— А как же пожертвования? — спохватился водонос Али.
Правоверные оживились:
— И впрямь…
— Как же пожертвования-то? Если он живой, то и деньги назад!
И все стали ловить возносителя, туфли которого шлепали уже по камням улицы…
Благослови Нейгэллах мою хозяйку.
Под шумок мне удалось удрать. Я быстро-быстро семенил своими не подросшими пока ножками от тени к тени, не забывая поглядывать на Дарью, которая никак не могла попасть в дверь. Не видела, что ли? Или не вписывалась? Так или иначе, но порог, косяк и занавесь по очереди становились непреодолимыми препятствиями, а обещания Дарьи покрошить кого-то на суши делались все громче. Наконец один из мальчишек подтолкнул мою временную хозяйку в спину, второй потянул спереди, и неизбежное свершилось… Правда, грохот в коридоре тут же показал, что неизбежно было не только прибытие, но и падение… а следовательно, и ночевка девушки на месте падения. Перенести такое тело под силу только вампирам, а они сейчас заняты.
— Дарья! — подтвердил мою догадку сердитый мальчишечий голос. — Ну встань, а? Ну Дарья…
— Ты нас вообще слышишь? — вступил второй голос, принадлежащий парнишке по имени Рад. Непростой он мальчик… но сейчас не об этом.
— Кхе, — отозвалась моя хозяйка. Слышит, значит?
— Миу! — раздалось за моей спиной. А, зверь хозяина. Кот Лев.
— Ну вставай. Ты же знаешь, что нам тебя не поднять.
— Знаю… знаю, знаю — не пустяк… — вдруг вывел проникновенный голос. Мальчишки опять что-то уронили, судя по звуку, вряд ли подушку — что-то стеклянное. Но Дарья не обратила на это никакого внимания. Она пела. Если это можно так назвать.
Знаю… знаю, знаю — не пустяк…
Чет так мне вдруг стало одиноко!
Петь она не умела. Но очень старалась. На весь дом. Интересно, у вампира все зелья в лаборатории свернутся, или что-то останется? Котенок рядом фыркнул, дернул ухом и потопал утешать хозяйку. Та надрывалась:
Это был случайный первый шаг,
Зачем к себе сейчас я так жестока…
Так жестока…
— Я позову Джано, — пробормотал мальчишка.
— Миу, — одобрил котенок.
Дарья озадаченно замолкла, и я успел вознадеяться, что она отвлечется от своих песнопений. Напрасно…
— Я беременна! — с новой силой рванула песня. — Я беременна! Это временно! Это временно!
Мальчишка больше ничего не сказал. Видимо, у него не было слов. Меня потрясение тоже лишило дара речи. Воистину такая песня могла быть придумана только дикарями. Варварская откровенность! К счастью, энтузиазм у моей хозяйки кончился очень быстро.