— Видишь ли, Дарья, мужчине неловко быть обязанным женщине, тем более за спасение жизни. Нужно достойно отплатить, желательно той же монетой. Пресветлый согласен взять тебя от вампира и ввести в гарем, дабы обеспечить тебе должные почет и безопасность. И еще пропитание.
Пузо тихонько буркнуло — оно было согласно. А я… а я стремительно краснела и не знала, чего во мне сейчас больше: обиды, стыда или злости.
Не понравилась. Не нужна. Просто пресветлый долг возвращает, вот и все. Потому что недостойно быть обязанным. Пропитание мне собрался обеспечивать. Ах ты…
Я почувствовала, как руки сами собой сжались в кулаки.
— Дарья? — поторопил Микеле. Голос какой… веселый. А Джано молчал… Ему что, все равно? А как же Представление? А «рад, что ты очнулась»? А…
— Дарья, так как?
— Мм?
— Ты должна ответить.
— Мм?
— Согласна или нет?
Я была согласна. Я была так согласна, что челюсть свело. Слова протолкнулись только с третьей попытки.
— Секундочку. Я хочу уточнить, что мне перепадет. — Я мрачно уставилась на эмира. Крепкий такой был мужчина где-то на полпути от тридцати к сорока. Упакован, как все тут, в тюрбан, халат и шаровары, такие, без особого шика. То есть золото не сплошняком, а так, кое-где попадалось. Улыбается он, скажите пожалуйста. Павлин в курятнике… Сейчас ты у меня поулыбаешься, Ромео в шлепанцах! — Комната у меня будет и кормежка, я уяснила. А еще что?
Улыбка эмира как-то привяла и скособочилась. Видно, он думал, что невеста должна быть счастлива уже от того, что в ее сторону посмотрели. Тем более такая невеста. Длинный тип, который стоял рядом, вытащил откуда-то из рукава халата свиток с болтающейся печатью и принялся быстро объяснять, что еще старшей жене положены постель (одна штука), служанки (три экземпляра), новые наряды (раз в луну), драгоценности (по праздникам), благовония (два горшочка)…
Благовония меня добили. Жутко захотелось заполучить их в свои руки именно сейчас… и расколотить на голове самозваного жениха, чтобы ему гарем до конца жизни не понадобился. Я скрипнула зубами. Ну погодите у меня.
— А интим?
— Ш-што?
— Супружеские отношения! — мстительно уточнила я. — Я без интима не согласна!
Белый тюрбан чуть не упал. Эмир дернулся и посмотрел на меня очень нехорошим взглядом.
— Это неприемлемо.
Смотреть эмир умел. Черный взгляд, очень холодный, чуть не заставил меня остыть. Но при виде свитка с перечислением положенных старшей жене привилегий я опять взбесилась, как ояката при виде чипсов.
— Дарья, послушай…
— Подожди, Микеле! Значит, с интимом я пролетаю? И драгоценности только по праздникам… И служанок всего три. Не, меня не устраивает! Какая-то у него маленькая благодарность!
— Дарья…
— А как же сундук золота и ящик халвы? И еще я хочу белого верблюда. И слона. Раз уж я старшая жена!
— Довольно! — не выдержал эмир. — Ты получишь все, чего требуешь, свидетельствую своим словом, Дарья из диких земель. Но ты прав, златоглазый. В жены она не го…
— А можно мне тоже слона? — вклинился в разговор еще один голос. Детский. — Можно не белого, а обычного, — мечтательно продолжил голосок. — Вместе покатаемся.
И только тут я заметила в комнате шестого человека. Бледного мальчишку чуть постарше Тагира. В отличие от сидящих взрослых, мальчик лежал на подушках и кормил одного из сторожков. Наглое растение уже слопало всю кашу и теперь влезло на кормильца с корешками — нацелилось на кусочек халвы, который паренек держал на ладони.
Это милое зрелище слегка пригасило мою ярость. Настолько, что я смогла более-менее соображать. Паренек? Черт, весь этот бред с гаремом и замужеством мы несли при ребенке?
Кажется, это я сказала вслух. Потому что Микеле вдруг усмехнулся в три раза ехиднее:
— Ну а как же еще. Должен ведь жених присмотреться к невесте.
— Что-о?!
— Дарья, вообще-то спасла ты вчера именно его.
А, тот малыш, которого я вчера тащила на плече.
И… И че? Я его спасла, и теперь он должен на мне жени… понятно, почему интим неприемлем, но… Я недоверчиво обвела взглядом всех этих… недоумков. Да кем они меня считают, в конце концов?!
Самым большим моим недостатком (после недостойной лени и пламенной любви к жареной картошке) ояката считал нетерпение вместе с несдержанностью. Они, мол, затмевают мне ум и мешают узреть истину.
Ой, как же он был прав, оказывается. В следующие несколько секунд мой «затмившийся» ум выдал всем и каждому. В первую очередь эмиру, которому лично я не доверила бы управлять даже курятником: куры под таким руководством точно передохнут! Следующим под раздачу попал Микеле, по полной программе схлопотав за дурацкие шуточки в такую серьезную минуту. Микеле попытался возразить, но я уже крыла местные законы и понятия о благодарности, а также советчика с его свитками (чтоб ему одним из своих свитков подавиться!). Потом попало охране, которая оказалась не в состоянии устеречь одного ребенка и, наверное, сможет сохранить в целости только гигантскую черепаху, и то, если животное отрастит, кроме панциря, еще когти и клыки и будет отбиваться самостоятельно… И опять попало эмиру, и опять советнику. Я старалась выбирать приличные слова — ребенок же рядом, но это было нелегко. Один взгляд на замершего Джано — и злость накатывала новой волной, и то, что я не могла сказать ему (потому что стыдно, обидно и горько), выливалось на головы остальных. Прежде чем в дверь вломился Алишер и сунул мне в руки кружку с водой, досталось даже сторожку — за манеру отнимать у детей съестное.
— …сумасшедший мир… да выпью я, Алишер, выпью… не дергай меня…
Чашка почему-то тряслась. Вода выплескивалась…
В комнате было тихо. Только чуть слышно булькал чайничек и затихший было сторожок нетерпеливо шелестел листиками, таки добравшись до халвы. Обжора…
— Я должен сделать вывод, что вот это — формальный отказ? — Эмир выглядел на удивление мирно. Особенно для правителя, которого минуту назад обозвали самцом кукушки.
— Похоже, что так, светлейший…
— Да будет так. Я, эмир этого города Джамал ал Наджиб, милостью Нейгэллаха смогу положить на весы благодарности не только приют в моем доме. Сундук золота и все остальное прибудет в твой дом еще сегодня.
— А слон? — немедленно заинтересовался мой несостоявшийся муж. Алишер тут же посмотрел на него с ба-альшим интересом. Ох, мальчишки…
— И слон тоже.
Что? Да? Имела я в виду такую благодарность! Я попыталась представить прибытие слона… но мозги забуксовали еще на сцене встречи ушастого счастья со сторожками. А еще у нас есть птицежор, ящеричье семейство и котик…
— Не надо.
Эмир отставил чашку.
— Чего не надо?
— Слона. И… остального тоже. Я просто… слегка огорчилась и наговорила лишнего. Простите.
Еще один пронизывающий взгляд:
— Слегка огорчилась? Храни нас Нейгэллах, чтобы не оказаться рядом с тобой, если ты всерьез рассердишься! Не спорь со мной, дочь женщины. Я пришлю все, что посчитаю нужным, в благодарность за спасение своего сына.
Прозвучало это совсем не как обещания наших депутатов — уверенно прозвучало, спокойно. Что ж, поверим… наверное.
— Лучше скажите, как он оказался в нашем саду. В мешке и в компании ядовитых пауков. Как-то непохоже, что за ребенком был нормальный присмотр.
На этот раз на меня уставились все. Даже белый до зелени мужчина, у которого до той поры глаза были полузакрыты. Кажется, настолько наглые кандидатки в жены местным еще не попадались. Ничего, все когда-то бывает первый раз.
— Не говори так! — вмешался ребенок. — Шариф не виноват, это я пригласил его выпить тот кофе. Это я виноват, что нас… что мы…
— Что вас опоили и похитили в этой «кофейне со сладостями», — холодно закончил эмир. — Ты виноват, несомненно, потому что я неоднократно говорил тебе о предосторожности. Но мера ответственности соразмерна не только положению человека, но и его возрасту, а мера вины делится не по желаниям человека, а по деяниям его. Или недеяниям. Шариф — твой наставник, а не товарищ по играм. Он не должен был позволять тебе посещать недостойное место. Он не должен был допускать, чтобы к тебе попали непроверенные кушанья и напитки. В этом виновен он. Что понятно даже женщине.
Вот шовинист. Но сил злиться у меня не было. Ушли куда-то силы. Будто после трех боев на дохё.
Бледный мужчина снова опустил глаза. Видно, он и был этим самым Шарифом. Значит, их опоили и украли… только чтобы подбросить нам в сад вместе с пауками? Бред какой-то. Или…
— Я тоже виновен, — неожиданно проговорил эмир. — Поэтому наказание для всех будет распределено по мере справедливости… и можешь не волноваться за своего наставника.
— А… а в чем?
— Дома, сын, — отрезал Джамал.
Паренек почему-то расцвел. На искусанном лице даже тень румянца проступила. И он тут же переключился на меня:
— А почему у тебя на щеке такие узоры? Это у вас в племени так принято? Красиво.
Узоры? А, помада…
— Спасибо, — устало сказала я. Страсти отбушевали, теперь мне больше всего хотелось удрать и заесть стресс чем-то калорийным. Желательно пиццей. Или шоколадкой. Или…
— А ты правда не хочешь ко мне в жены?
Здрасте, я ваша те… супруга. Это с чего такой интерес вообще-то?
— Хм… а жена — это, по-твоему, кто?
— Кто-то, у кого можно выпросить конфеты, — не задумываясь, выдал кандидат в мужья. — Или халву… Кто заботится. Ну и так далее.
Микеле недипломатично хрюкнул и торопливо схватил чашку — спрятать лицо.
— Ага… — Я поразмыслила над проблемой. — А если я сама люблю конфеты?
Мальчишка окинул взглядом мою фигуру (видно взвешивая, сколько в меня поместится и сколько ему останется при таком раскладе) и углубился в раздумья. Ой, что-то у него слишком хитрый взгляд для размышлений.
— Я воистину благодарен тебе, — негромко выговорил эмир. — Если у тебя есть еще какие-то желания, назови их. Я исполню, клянусь именем Нейгэллаха.