сла: мало ли куда портал откроется. А храм… Была Кара в том храме, куда ее обрядом вынесло, да ничего хорошего не выяснила: стараниями Глэна и сотоварищи пентаграмма разрушена. Удивительное дело, что им вообще удалось заставить ее работать!
– Госпожа Кара! Госпожа Кара! – окликнул кошку зеленщик. – А что ж вы мимо-то идете?
И что на это ответить? Примерно то же, что и спросившему в храме: «Это зеркало?» и указавшему при этом на подсвечник, то бишь ничего.
– Добрый день, тин Зурон. – И где взять столько терпения бедной кошке, которая вообще-то мяско любит, а не всякую там траву-мураву?
– Добрый, добрый! Так что ж не заходите? У меня сегодня вся зелень свежая! Даже травница из дома с резными окнами у меня травки разные берет! – горделиво приосанился зеленщик. Учитывая, что росту в нем – три вершка, да и те в прыжке, выглядело это забавно.
Пришлось кошке щебетать всякие глупости, дабы не обидеть «милого тина Зурона», а то еще подсунет от обиды зелень плохую, а от зелени отравление страшное может быть. Да-да, лечить приходилось. Кстати, от случайно затесавшегося среди всяких кориандров да базиликов пучка мяты отказываться не стоит – пора бы уже на дом защиту наложить!
– Маловато вы сегодня берете, вот травница Нжижа полную корзину набрала! – недовольно нахмурил брови зеленщик.
– Тин Зурон, так ведь она – травница! Настоящая травница, представляете? И кто я? – кошка захлопала глазами, изображая полнейшую наивность, а сама думала: ну какая нормальная травница будет покупать травы в обычной лавке зеленщика? Да полно, травница ли это?
Считалось, что чужие разговоры слушать будет лишь тот, у кого своей жизни нет. Вот только это «считалось» осталось там, в Найрабе, а посему кошка искренне наслаждалась, бродя по торговым рядам и выслушивая, прислушиваясь, слушая…
– Вай, Тарзун, ты разве не знаешь? Давеча Саронт зелье прикупил, ну что б этому делу поспособствовать.
– Какому этому?
– Да такому! Ну, силы мужской добавить!
– Ну и как, получилось?
– Что ты! Он его в грибы жареные налил.
– Ну и…
– Что «ну и»? У Тарзуна от грибов завсегда понос бывает! Вот и давеча: сила вроде добавилась, конкретно так добавилась, а некогда ею попользоваться!
А рынок шумит, ворчит, хлопочет. Вон бабулька какая-то мешки с картошкой набрала, сама явно до дому не дотащит, вот и кричит:
– Насильник, насильник!
Усталый носильщик с расшатанной тележкой пытается вяло поправить крикунью:
– Да не насильник я, а носильщик.
– А, – недовольно кривится и машет рукой владелица корнеплодов. – Все одно потаскун…
Подозрительного вида субъект с бегающим взглядом на что-то подбивает солидного горожанина:
– Ну так что?
– Овощ в помощь! – отмахивается тот.
– А конкретнее?
– Хрен с тобой…
А вот явно студиозы у трактира медитируют на дивные ароматы:
– Магистр говорил, что от всякой болезни можно таблетку изобрести! Интересно, а вот есть таблетки от голода?
– Есть, конечно, только они большие.
– Да какая разница – большие или маленькие, лишь бы помогали.
– Они точно помогают, – тяжко вздыхает студент.
– А как называются? – отвлекаясь от дивного запаха, интересуется второй.
– Котлеты… – с нежным придыханием отвечает первый.
Радетельная жена мужа выкликает:
– Иди есть кашу!
– Ты же вроде суп варить собиралась? – отвлекаясь от покраски навеса над лотками, удивленно интересуется муж.
– Мало ли что я варила! Ну, собиралась! Ну, подумаешь!
Чего только не услышишь. Разговаривают явно подруги, точнее, одна другую наставляет:
– Что значит «не любит»? Ну что ты как маленькая? Пару раз сковородкой по морде дашь, и все как в сказке: «Прафти, милая, я афыбался!»
Или совсем непривычное:
– Мама, муж снова накричал на меня, я возвращаюсь домой!
– Нет, дочура, он должен заплатить за свои ошибки. Я переезжаю жить к вам!
И кого только на рынке не встретишь: и домовитых хозяек, и деловых управляющих, и крикливых торговок, и шельмоватых купцов. И обязательно, ну просто непременно должны быть пьяные: ну не так чтоб вусмерть, но шатает их уже изрядно, даром что время до полудня не доползло.
– Не… ну ты… это… ну представь… ик… Прихожу я, значитца, домой… ик… открываю шкаф… А там… ик-ик-ик… мужик голый!
– Подумаешь… ик… – Тон такой важный, да икание весь эффект портит! – Еще древние говорили: все жены – стервы, чё хошь отмочат… ик…
– Ты чё? Пьяный, да? Ик… Какая жена? Ик… Я ж холостой! Ик…
И такого за один поход на рынок наслушаешься… Хоть берись за перо да книгу пиши!
Дом встретил Кару-и-Наис прохладой и тишиной. Кошке нравилось даже само слово – «дом»: такое основательное, серьезное, внушительное. В отличие от той же «жены». Ну и что, что дом съемный. Не зря говорят: кошке угол покажи, а она его своим посчитает. Вот и это строение Кара считала своим. Наверное, Глэн не такой уж и плохой сиви… то есть муж. А вот Кару-и-Наис к хорошим си… то есть женам нельзя отнести: ну как можно было забыть охрану с защитой на дом поставить? Ведь только сейчас, увидев у зеленщика мяту, кошка вспомнила об охранках. А кто как не жена должна заботиться о доме?
Слегка привядшая мята – самое то для охранного плетения, кто бы что ни говорил. Вообще-то мэтресса Далия, учившая не одно поколение призывательниц понимать растительный мир, искренне считала, что самое лучшее, эффективное и, чего скрывать, эффектное лечение травами – это жгучей ботвой по попе. И к вопросу охранок она подходила весьма оригинально. «Возьмите то, что навевает вам покой, умиротворение, – говорила старая кошка. – Добавьте того, что дарит радость, смешайте с тем, что вызывает желание жить. Ну а слова вы и сами знаете, поди в призывательницы абы кого не возьмут!»
Лично для Кары мята была всем сразу: успокаивала, радовала. Вдохнешь освежающий аромат – беды неприятностями покажутся. А что привяла – не беда, так еще лучше: у свежесрезанной травы, не важно какой, запах приторно-ядовитый, что совсем не подходит для охранного обряда.
Мелкие листики истолочь в ступке – вот когда пожалеешь, что в этот мир выдернули без скарба, а ведь в нише остались и ступки мерные, и пестики удобные! – и добавить щепотку соли. Листья побольше и стебли осторожно, дабы не порвать, размять, возвращая утихший аромат. Треть дела сделана. Да-да, именно так. Ведь собрать нужное – еще не сделать ожидаемое. Да и что самое главное для снежной призывательницы? Естественно, снег!
Только глупенькие послушницы думают, что снег бывает лишь там, где холодно. Нет, снег приходит туда, куда его позовут. В этом весь секрет призывательницы: суметь сложить так слова и знаки, чтобы снег пришел на зов. А страшным оружием со злом или утешителем с исполнением желания – зависит от призывающей.
Несведущие зачастую полагают, что магия – это как плетение кружева: замысловатые узоры движений рук, старательно проговоренные слова, и со стороны смотрится красиво. Кара же сравнила бы магию… с мозаикой. Да-да, именно так: разнокалиберные кусочки нужно сложить в единую картину – цельную, гармоничную, будто такой от начала времен была. С самого первого дня в храме послушницы собирают мозаику. На первый взгляд ну что такого в том, чтобы сложить несколько кусочков в определенном порядке? О, если бы кусочков было несколько… Многогранные мелкие осколки не сосчитать в одиночку. И ладно бы простой узор складывался. А когда сто оттенков белого? Послушница проходит первое посвящение, собрав свою первую мозаику. Да-да, из тех самых ста оттенков белого. Ну не черный же снежным призывательницам собирать? Хотя бывают и исключения.
Вот лег первый ряд мозаики – ровный фон, ничего лишнего, только основа. Второй. Третий… Пятый… Двадцать пятый. Пожалуй, для основания хватит, можно и мятный узор пускать. Осторожно, на вдохе, чтобы не потревожить мерцающий любопытством еще не снег, но его отражение. Мягко, нежно, будто лапу на первый хрупкий ледок ставишь.
И снова белый фон. Один ряд, второй, третий. Бросить россыпью истолченные листья. И снова белые ряды – один, второй, пятый…
Первая снежинка, будто случайно выбившаяся из перины пушинка, кружит по комнате. Вторая. Третья… Малый хоровод закружился вокруг кошки в радостном приветствии: «Ты звала! Ты звала! А мы пришли! Видишь? Видишь!» И вот уже огромные хлопья падают из ниоткуда, не долетая до пола. Скоро-скоро снег разделит мир на две части: в одной ты, в другой – весь мир.
За снежной пеленой прячутся звуки: шаркающие шаги здравого смысла, ворчание рассудка, даже непоседа-время замирает, завороженно вглядываясь в пушистые хлопья. А снег танцует, снег поет свою безмолвную песню. Вот странность – звуков нет, а песня есть. И пусть другие говорят, что нету, ты-то слышишь! Ты чувствуешь ее всем телом: от макушки до кончика хвоста!
Снег пришел. Снег идет. Снег укрывает…
Не прошло и часа, а защита для дома была готова. От лихого бандита не спасет, ибо кто жаждет, тот таки найдет способ. Но от косого взгляда и недоброго слова точно защитит. Кара довольно разглядывала пока еще заметный охранный узор – через час его не будет видно, а пока… Пока можно насладиться хорошо сделанной работой. Да, Кара-и-Наис очень-очень хорошо поработала. Жаль, оценить некому. Быть может, Глэн смог бы что-то понять, но он пока далеко и дома будет лишь через пару-тройку дней.
А может, это и к лучшему?
Тин Мур недовольно хмурился. И дело было не в кружке эля, эль-то был достойным, весьма и весьма. Это мысли хмуриться заставляли. Наверное, стоило бы проклясть тот день и час, когда судьба свела почтенного гнома с графом де Хэнедоара.
– И за что мне это? – тихо подвывая, поинтересовался гном у эля.
Удивительное дело, но он, то есть эль, не ответил. Хотя гном был уверен: умей эль говорить, он бы точно перечислил полученный от сделок с графом доход.
– Не так уж и много! – проворчал гном, встряхивая кружку. А то что себе этот эль позволяет?!