Он замер, увидев их двоих вместе.
— Вы соединились. — Потрясенно произнес он.
— Ты чуть не убил ее вчера, — сказал Дориан, поворачиваясь к нему, в его голосе зазвучали нотки гнева.
— Если бы она умерла вчера, — произнес Габриэль, — она бы вернулась к свету. И все мы были бы спасены. — Он с досадой смотрел на влюбленных. — А теперь ворота закрыты.
— Ты готов был убить меня, лишь бы добиться своего? — пораженно спросила Сэм, а Дориан заметно напрягся, словно перед броском. Сэм успокаивающе коснулась его руки.
— Это был единственный выход. Но ты вспомнила быстрее, чем я думал. — Сокрушенно произнес Габриэль, опускаясь на террасу. Ему, похоже, было абсолютно наплевать, даже если бы Дориан разорвал его на части.
— Я думала о том, о чем ты говорил, Габриэль. Но я говорила тебе еще вчера, большинство вампиров, которых я знаю — живые, мыслящие существа, способные чувствовать, и я не могу разрушить их жизни только для того, чтобы открыть какой-то мифический путь к свету.
— Он не был мифическим, — Габриэль верил в то, что говорил. — Это был последний шанс. Теперь, даже если вы снова расстанетесь, потребуются века для того, чтобы такая возможность снова появилась.
— Мы не расстанемся. — Отрезала Сэм. — Мы едины, и тебе придется принять это, Габриэль.
— Нет, — он покачал головой. — Я принадлежу свету. А ты — ни то, и ни другое. Я больше ничего не должен тебе, я ухожу.
— Габриэль, ты ведешь себя, как ребенок.
— Я и есть ребенок, твой ребенок, если ты забыла. — Бросил он ей в лицо, затем развернулся и спрыгнул с террасы.
Сэм тяжело вздохнула, и, убрав руку Дориана с коленей, поднялась.
— Он вернется. — Сказал Дориан. — Вечность — это слишком долго для того, чтобы никогда больше не пересечься.
— Тогда почему у меня такое ощущение, что я предала его?
— Ты успела привязаться к нему.
— Я успела вспомнить его. — Грустно сказала Сэм. — Он — мое дитя.
— Они все — наши дети. — Сказал он, делая широкий жест рукой.
— Тогда, может, он прав в том, что я лишила их шанса на свет?
— Мы ведь живем в любви, почему они не могут жить в любви и мире с самими собой? — Возразил Дориан.
— Потому что в них неравные доли света и тьмы. Потому они ищут себе пару. Но представь, как трудно найти того, кто восполнит твои части света и тьмы до равенства? Настолько трудно, что почти невозможно. И это единственный шанс на счастье, который мы оставили им.
— А что нужно было сделать? Дать тебе умереть?
Сэм прошлась к краю террасы.
— Я бы растворилась в свете, ты во тьме. И они могли бы успокоиться в свете или тьме, устав от поисков счастья здесь.
— А мы? Что бы делали мы?
— Не соприкасались, не обретали форму, были бы сознательным светом и тьмой, как в самом начале.
— Тьмой и светом, несущим в себе боль. Потому что я не смог бы быть прежним. И каждый, ищущий во мне покоя, находил бы боль.
Она взглянула на Дориана. Он говорил правду, похоже, у них не было выхода. Она вернулась к нему и коснулась его руки, боль сразу утихла.
— Никогда не отказывайся от нас. — Произнес он.
— Не буду, — сказала она, но ее голос не был счастливым.
Глава 16
— Мак, — Сэм вошла в комнату, предварительно постучав в дверь, хотя и появилась в доме прямо посреди коридора всего в двух шагах от его двери.
— Мара, — он слегка склонил голову в знак почтения.
— Я не забыла, — произнесла она почти одними губами, и глаза ее едва ли были глазами безразличной королевы.
— Ты изменилась. — Спокойно сказал он, но это прозвучало, как удар для Сэм. — Ты теперь действительно Мара. — Он прошел в дальний конец комнаты, увеличивая расстояние между ними.
— У меня был выбор, — произнесла вслух Сэм то, что до сих пор мучило ее.
— О чем ты? — Повернулся к ней Мак.
— Умереть, — ответила она, опуская глаза, — и больше никогда не соприкасаться с тьмой.
Казалось, он побледнел от сказанных ею слов.
— Это было бы больше, чем смерть для нас. Для всех нас, для него. — Произнес он, имея в виду Нагару.
— Разве тебе было бы не легче знать, что я умерла, чем видеть меня такой? — Спросила Сэм.
— Чушь, — резко выдохнул Малькольм. — Мне было бы легче, если бы ты не мучила себя памятью своей последней человеческой жизни. Было бы легче, если бы в тебе не осталось ничего, кроме Мары. Если бы ты стала высокомерной и безразличной. — Он приблизился к ней вплотную, и в его глазах светилась боль. — Но ты приходишь, и в тебе так много любви, так много Сэм, ее глаза, ее улыбка, ее упрямство.
— Я и есть Сэм, пока не умру. — Сказала она, опуская голову. — Я пришла не для того, чтобы мучить тебя. А для того, чтобы встретиться с тобой и поговорить, чтобы ты знал, что со мной. Чтобы ты знал, что я дорожу тобой, что я ничего не забыла. Можешь казнить меня за это, Мак, но я не хочу расставаться с тобой.
— Твой друг оказался последним из детей света? — Малькольм сменил тему.
— Да, — кивнула Сэм. — Но он ушел, когда увидел нас с Дорианом, обвинив меня в предательстве. Он предпочел бы, чтобы я умерла.
— Он не понимал тебя. — Резко произнес Малькольм. — И это неудивительно, потому что он сам никогда не был человеком, он понятия не имеет, что такое тьма. Осуждает ее, не глядя, как принцип.
— Он — мое дитя. Если он так считает, это я создала его таким. — Произнесла Сэм.
— Я всегда считал тебя своим ребенком в чем-то. — Неожиданно произнес Малькольм, и горько усмехнулся. — Ты мне казалась такой маленькой и хрупкой.
Сэм не знала, что сказать, а повиснуть у него на шее она больше не имела права.
— Что ты думаешь делать с нами? Я ощущаю, что Нагара не возражает против равновесия. А единственное, что его явно нарушает — это наша раса.
— Ничего. — Сэм пробрало от одной этой мысли. — Я ничего не буду делать с вами.
— Благородно, — заметил Малькольм, — и глупо.
— Мак, — она наплевала на собственные запреты и подошла к нему вплотную, — я никогда не причиню тебе вреда. Ты дорог мне таким, какой есть. И я никогда не смогу считать тебя злом, или врагом.
— Даже если я уничтожу твое последнее дитя? — С вызовом спросил он.
— Даже. — Ответила Сэм. — Хотя ты должен знать, насколько сильно мне будет больно. — Сэм замолчала.
— Я знаю. Прости. — Сказал он, дотрагиваясь пальцами до ее лица и очерчивая линию ее скулы.
— Мак, если ты когда-нибудь захочешь увидеть свет дня…
— Ты сделаешь меня человеком? Мне нечего делать там, где нет человека по имени Сэм. — Обреченно произнес он.
— Мак, что я могу сделать? Скажи, и я сделаю.
— Отпусти меня. — Ответил он.
— Как?
— Я хочу, чтобы тьма поглотила меня.
— Нет! — Слова застыли на губах Сэм. — Пожалуйста, нет.
— Но это единственное, чего я хочу. — Ответил он.
— Мак, пожалуйста. — Он прижалась щекой к его плечу и заплакала.
— Не плачь, Сэм. — Он ласково провел рукой по ее волосам. — Ты не представляешь, насколько я люблю твои волосы и их запах, цвет твоих глаз, выражения твоего лица. Сэм, нельзя, чтобы эта пытка продолжалась вечно. Я хочу покоя.
— Я не могу, — простонала Сэм. — Я не могу больше никогда не видеть тебя. Никогда — это слишком долго.
— Может быть когда-нибудь, после долгого небытия, Нагара воскресит меня. — Сказал Малькольм, утешая ее.
— Ты сам в это не веришь. — Покачала головой Сэм, глядя в его глаза.
Он промолчал, но это было равносильно признанию.
— Я хочу отдать тебе одну вещь, — Мак подошел к столу и взял с него небольшую книгу в потрепанном кожаном переплете.
— Что это? — Удивилась Сэм, принимая ее из рук Малькольма.
— Твой дневник, — просто ответил он.
Сэм с недоверием и дрожью стала раскрывать книгу, но Мак остановил ее.
— Не надо, прочтешь потом. Я только хотел вернуть его тебе.
— Спасибо. Мак, я…
— Я тоже.
Сэм снова прижалась к нему, и на этот раз он обнял ее крепко в ответ.
Глава 17
Малькольм перебирал книги в библиотеке. Они были единственными, с кем он хотел попрощаться, кроме Сэм. Он всегда дорожил этими рукописями, фолиантами и старыми изданиями, зачастую существовавшими в единственном экземпляре в библиотеке Горолакса. Когда-то давно он подарил ему свои книги, потому что знал, что тот позаботится о них лучше, чем кто бы то ни было. Для Горолакса книги были его детьми, его жизнью, в то время как настоящей жизни он практически не знал, все время просиживая в подвале, в библиотеке. Малькольм проводил пальцами по знакомым корешкам, и прикосновения будили в нем старые воспоминания.
— Мак, — голос отразился от стен, и странное эхо поднялось к сводчатому потолку.
— Клер, не стоило приходить, — Малькольм был раздосадован тем, что она его отыскала. Он знал, что Клер в Готмунде, но надеялся, что ее благоразумия хватит, чтобы не встречаться с ним. — По-моему, мы уже обо всем поговорили в последнюю встречу.
— Если то, что ты едва не выставил меня из дома, может называться словом «поговорили», тогда да, мы отлично поговорили. — Клер начинала заводиться.
— Ты хочешь, чтобы я выставил тебя снова?
— Это не твой дом, Мак, это библиотека.
— Спасибо, я в курсе. — Ответил он, снимая с полки высокую толстую книгу.
— Нормандская поэзия? Зачем она тебе сдалась. — Усмехнулась Клер, блеснув зубами.
— Клер, сколько тебе на самом деле лет? — Спросил Мак и на этот раз не без любопытства.
— Такие вопросы даме не задают.
— Дамы не приходят снова после того, как их уже не один раз попросили уйти. — Мак сел за стол с книгой в руках, раскрыл ее и стал листать, просматривая текст, и не обращая никакого внимания на Клер, словно ее там и не было.
— Мак, — она уже стояла у стола. — Что у нас пошло не так?
— Клер, — он скривился. — Прошу тебя, не начинай снова. Я просто устал от отношений.
— Да, и я верила тебе, — она склонилась над столом, нависая над книгой и заглядывая ему в лицо. — У тебя действительно не было никаких отношений, до некоторых пор. Значит, табу снято? — Зло усмехнулась она и продолжила. — И ты снова свободен.