– Замолчи. – Вампир резко поднял руку, равнодушно перевел взгляд на юношу. – Повторяю еще раз: иначе быть не могло.
– Я не согласен, – сказал юноша, скрестил руки на груди и решительно мотнул головой.
Вдруг он отшвырнул на голые доски пола свой стул и стал расхаживать из угла в угол. Но когда он повернулся и заглянул в глаза собеседнику, слова замерли у него на губах.
Вампир смотрел на него с гневной и горькой усмешкой.
– Разве вы не понимаете, что вы мне рассказали? Это было приключение, подобное которому мне никогда в жизни не испытать! Вы говорите о страсти, о жажде! Вы говорите о вещах, которые миллионы из нас никогда не испробуют и не поймут. Вот что я скажу вам… – Юноша подошел к вампиру и протянул к нему руки. – Если бы вы передали мне свою силу! Способность видеть, чувствовать и жить вечно!
Глаза вампира медленно расширились, губы дрогнули.
– Что? – тихо переспросил он. – Что ты сказал?
– Дайте мне это! – Юноша сжал руку в кулак и ударил себя в грудь. – Сделайте из меня вампира. Прямо сейчас!
Вампир ошеломленно смотрел на него.
Стремительным неуловимым движением вампир оказался на ногах, вплотную к юноше, схватил его за плечи, свирепые зеленые глаза глядели в перекошенное от страха лицо человека.
– Так вот чего ты хочешь? – Едва заметное шевеление бледных губ лишь слегка обозначило произнесенные слова. – После всего, что я тебе рассказал… ты просишь об этом?
Юноша сдавленно вскрикнул, на лбу у него выступили крупные капли пота. Дрожа всем телом, он робко коснулся руки вампира и сказал сквозь слезы:
– Вы уже забыли, что такое человеческая жизнь, вы не понимаете, что значит для меня ваша история.
– Господи! – воскликнул вампир, почти оттолкнул юношу к стене и отвернулся к серому проему окна.
– Умоляю вас… Дайте всему этому еще один шанс. Воплотите его во мне! – сказал юноша.
Вампир повернулся к нему, его лицо все еще подергивалось от гнева, но оно скоро смягчилось, глаза почти скрылись под полуопущенными ресницами, губы растянулись в улыбке. Он взглянул на юношу и вздохнул:
– Я проиграл…
– Нет, – запротестовал юноша.
– Не говори ничего больше, – решительно сказал вампир. – Видишь эти магнитофонные катушки? Они все еще вращаются. Есть только один способ понять все, что я говорил.
Он стремительно метнулся к юноше, прижал его к своей груди, припал губами к его шее.
– Смотри, – прошептал вампир, его мягкие губы раздвинулись, и два длинных клыка вонзились в податливую плоть.
Юноша всхлипнул, задохнулся, руки его судорожно сжались, глаза расширились, но скоро потускнели. Лицо вампира было спокойно, как во сне. Его узкая грудь медленно двигалась в такт дыханию, поднималась и опускалась с сомнамбулической грацией. Юноша застонал, вампир оторвался от него, и, придерживая за плечи, посмотрел на влажное побледневшее лицо, белые руки, полузакрытые глаза.
Юноша тяжело дышал, его губы и руки дрожали от приступа тошноты, голова безвольно откинулась назад. Вампир бережно посадил его на стул. Молодой человек попытался что-то сказать, но слезы набежали ему на глаза, он положил руку на стол и, как пьяный, уронил голову на грудь.
Вампир стоял и смотрел на него, его кожа порозовела, словно отражая свет цветного фонаря, губы потемнели, вены на висках почти исчезли, лицо разгладилось и стало еще моложе.
– Я умру? – прошептал юноша и медленно поднял глаза.
– Не знаю, – сказал вампир и улыбнулся.
Юноша хотел было что-то сказать, но его рука соскользнула со стола, он опустился на голые доски пола и потерял сознание.
Он открыл глаза и увидел солнечные лучи, светившие сквозь пыльное оконное стекло и обжигавшие ему лицо и руки. Он с трудом сел, выпрямился, глубоко вздохнул и, зажмурившись, дотронулся до ранок на горле. Случайно коснувшись диктофона, он вскрикнул: металл был обжигающе горяч.
Он поднялся и, неуклюже спотыкаясь, шагнул вперед; нащупал руками раковину умывальника, быстро отвернул кран, сполоснул лицо холодной водой, снял с гвоздика грязное полотенце и вытерся. Дыхание выровнялось. Он стоял уже без опоры и смотрел в зеркало. Потом бросил взгляд на часы, быстро оглядел комнату, проверил коридор – там никого не было. Он сел на стул, вытащил из кармана блокнот и ручку, перемотал назад пленку. Он подался вперед, внимательно вслушиваясь в голос вампира, потом еще немного отмотал пленку. Наконец его лицо просветлело, кассета крутилась, вибрирующий голос говорил: «Был очень теплый вечер. Я выследил его на Сент-Чарльз-авеню и сразу понял…»
Молодой человек поспешно делал пометки в блокноте: «Лестат… Сент-Чарльз-авеню… Старый разваливающийся дом… бедный район… Искать ржавые перила».
Он спрятал блокнот в карман, уложил диктофон и кассеты в портфель, по длинному коридору вышел к лестнице и бегом спустился на улицу, где на углу бара стояла его машина.
Вампир Лестат
С любовью посвящаю эту книгу Стэну Райсу, Карен О’Брайен и Аллену Даво
Я – вампир Лестат. Я бессмертен. В определенной степени, конечно. Солнечный свет или сильный жар от огня вполне способны меня уничтожить. Но могут и не причинить мне никакого вреда.
Мой рост – шесть футов, и в 1780-е годы, когда я был еще вполне обыкновенным смертным молодым человеком, он производил довольно сильное впечатление. Впрочем, я и сейчас выгляжу неплохо. Мои густые, немного не достающие до плеч светлые вьющиеся волосы при искусственном освещении кажутся совершенно белыми. Глаза у меня серые, но в зависимости от окружающей обстановки легко принимают голубой или лиловый оттенок. У меня небольшой тонкий нос, но рот, хотя и красиво очерченный, кажется несколько великоватым. Рот мой, однако, способен придавать лицу выражение как самой низкой подлости, так и поистине удивительного благородства – он всегда выглядит чувственным. Все мои чувства и эмоции, мое отношение ко всему происходящему отражаются на моем чрезвычайно подвижном лице.
Моя вампирская сущность проявляется в неестественной белизне лица и на редкость чувствительной коже, которую я вынужден густо припудривать перед любыми съемками.
Когда же меня начинает одолевать жажда крови, я выгляжу просто ужасно: кожа моя делается морщинистой, из-под нее выпирают кости и набухают толстые, как веревки, вены. Но на людях я не допускаю ничего подобного, и единственным свидетельством моего нечеловеческого естества являются ногти. Это общее свойство всех вампиров: наши ногти напоминают стеклянные, и это часто бросается людям в глаза, даже если ничто другое им не кажется странным.
В настоящее время я, как говорят в Америке, рок-звезда. Мой первый альбом разошелся тиражом в четыре миллиона экземпляров. Я отправляюсь в Сан-Франциско, откуда начнется большое турне моей группы по всей стране – от побережья до побережья. Вот уже две недели подряд кабельный рок-канал MTV днем и ночью крутит мои видеоклипы. Их также показывали в Англии, в программе «Top of the Pops», еще на континенте, кое-где в Азии и в Японии. Видеокассеты со сборниками моих клипов продаются по всему миру.
Ко всему прочему я являюсь и автором вышедшей на прошлой неделе моей собственной биографии.
Что касается английского – а именно на этом языке написана автобиография, – то моим первым учителем в нем был человек, двести лет назад приплывший в Новый Орлеан по Миссисипи на плоскодонке. После, в течение многих десятилетий, я продолжал учиться у англоязычных писателей – у всех, начиная с Шекспира и Марка Твена и вплоть до Райдера Хаггарда. Завершающие штрихи в свое знание языка я внес уже в самом начале XX века, читая детективные рассказы в журнале «Черная маска». Последним, что я прочел, прежде чем буквально и фигурально уйти под землю, были опубликованные в «Черной маске» рассказы Д. Хэмметта о приключениях Сэма Спейда.
Это произошло в 1929 году в Новом Орлеане.
Когда я пишу, я заглядываю в словарь и пользуюсь той лексикой, которая была свойственна мне в восемнадцатом веке, а также выражениями и даже целыми фразами, почерпнутыми у тех писателей, произведения которых мне приходилось читать. Но, несмотря на французский акцент, речь моя представляет собой нечто среднее между речью хозяина плоскодонки и речью детектива Сэма Спейда. А потому, я надеюсь, вы простите меня, если стиль мой не всегда окажется гладким. Или в тех случаях, когда я в своем повествовании вдребезги разбиваю атмосферу восемнадцатого века.
Я появился в двадцатом веке лишь в прошлом году. Заставили меня сделать это две вещи. Во-первых – та информация, которую распространяли разного рода голоса, какофония которых началась примерно в то время, когда я погрузился в сон, и с тех пор расходилась все шире и шире.
Я, конечно же, имею в виду радио, фонографы и появившиеся позднее телевизоры. Голоса радио доносились до меня из автомобилей, проносившихся по старому Садовому кварталу недалеко от того места, где я лежал. Звуки фонографов и телеприемников я слышал из расположенных поблизости домов.
Должен сказать, что, когда вампир, как мы говорим, уходит в подполье, затаивается, то есть перестает пить кровь и лежит под землей, он быстро теряет силы и становится слишком слабым, чтобы возродиться самостоятельно, – для него наступает период сна.
Именно в таком состоянии я, поначалу вяло и инертно, воспринимал звучавшие отовсюду голоса, соединяя их с жившими в моем воображении образами, подобно тому как делают это во сне все смертные. Но в какой-то момент за прошедшие пятьдесят пять лет я начал вдруг «вспоминать» все, что слышал, следить за развлекательными программами, прислушиваться к сводкам новостей, интересоваться популярными мелодиями и ритмами.
Постепенно до меня начали доходить масштабы происшедших в мире перемен. Я стал с особенным вниманием прислушиваться к той информации, которая касалась разного рода войн, новых открытий и изобретений, старался запомнить новые слова и выражения, усвоить современный стиль речи.