Рейф немного подвинулся, случайно коснувшись ногами моих.
– А может, в какой-то степени знали.
Возможно, он лишь хотел ответить банальной фразой, но мне от нее стало неуютно.
– Вы думаете, я медиум? Или меня навестил бабушкин призрак?
Ни один из вариантов мне не нравился. Я выросла в семье двух здравомыслящих ученых, которые не переносили на дух и намеков на сверхъестественное.
Рейф наклонился ко мне и процитировал:
– «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[10].
В Оксфорде так всегда: идешь выпить в паб с каким-то мужчиной, и тут он начинает разговаривать строками из «Гамлета».
– Как бы то ни было, я точно знаю, что мертвые не покидают могил, – ответила я.
Рейф, казалось, хотел возразить, но передумал.
– Чем планируете заниматься дальше? – спросил он.
Я не собиралась обсуждать бабушкино завещание ни с кем, не рассказав о нем сначала родителям. Однако Рейф умудрялся смотреть на меня с таким пониманием, что я, не выдержав, поведала ему последние просьбы бабушки. Я рассказала, что она оставила магазин мне и хотела, чтобы я распоряжалась им. Рейф кивнул с некоторым сочувствием, словно понимая мои душевные метания. Никогда прежде мужчина не слушал меня столь внимательно. Рейф не сводил с меня пристального взгляда – даже когда в его стул врезался пьяный студент и невнятно пробормотал «Сорян, чел», он не шелохнулся.
Когда я договорила, мужчина спросил:
– И вы выполните ее просьбы? Останетесь?
Этот вопрос крутился у меня в голове с того момента, как я вышла из кабинета мистера Тэйта. Я поднесла ладонь ко рту и принялась жевать ноготь большого пальца – как и всегда, когда сильно нервничала. Рейф не отрываясь смотрел на мои губы; наконец поняв, в чем дело, я быстро взяла себя в руки и положила ладонь на колени.
– Не знаю. Конечно, я уважаю последнюю волю бабушки, но мне двадцать семь. Вам не кажется, что в этом возрасте как-то рановато заведовать магазином рукоделия?
Мужчина пожал широкими плечами: он явно никогда не задумывался, сколько лет должно быть владельцу подобного магазина.
– К слову, я даже не умею вязать, – добавила я.
– Правда? Разве бабушка вас не научила?
Я сделала еще глоток шерри.
– Она пыталась, но у меня абсолютно нет таланта.
– Терпение и труд все перетрут.
– Бабушка тоже так всегда говорила. Да вот только терпения мне не хватает. Если когда-нибудь пробовали вязать, то поймете.
– Вообще-то я хорошо вяжу, – ответил Рейф.
Его слова удивили меня так сильно, что я подавилась.
– Правда?!
Звучало так, словно чемпион по боксу рассказал, что на досуге выращивает орхидеи. Сценарий правдоподобный, но на первый взгляд одно с другим совершенно не сочетается. Подумать только: этот мрачный мужественный незнакомец, напоминающий главного героя романов Бронте, любит вязать! Вы хоть раз представляли, как Хитклифф[11] или мистер Рочестер[12] сидят в кресле со спицами в руках?
– Если не ошибаюсь, я рассказывал, что страдаю бессонницей. – Рейф поднял ладони. – Вязание помогает расслабиться.
Если подумать, то с такими холодными руками и проблемами с кровообращением он наверняка постоянно носил свитера и шарфы.
– Ну, как по мне, вечно путающаяся пряжа не очень-то успокаивает. Пока не знаю, хочу ли я остаться в Оксфорде и заниматься магазином. – Я вздохнула и снова потянулась пальцем к губам. – Правда, не сказать, что у меня есть какие-то планы на будущее.
– Разве у вас нет работы там, где вы живете? Или парня?
Казалось, второй вопрос Рейф задал с большим интересом, чем первый. Однако что этот невероятно привлекательной человек с утонченным вкусом мог найти во мне? Я обычная девушка, учившаяся на четверки. Он горячий препод, который, наверное, встречался с шикарными топ-моделями.
– Нет. На работе меня сократили, и отношения у меня тоже недавно закончились.
Большего я не сказала. Пусть думает, что я с немалым сожалением завершила чувственный роман с замечательным человеком. Зачем рассказывать, как Тот Тодд мне изменил?
– А что насчет вас? У вас есть… эм… работа?
Стоило словам сорваться с языка, как я поняла, какую глупость ляпнула. Конечно, у Рейфа была работа! Я же заходила на его сайт! Меня куда больше интересовало, есть ли у него девушка или жена, но показывать этого мне не хотелось.
– Ну, в смысле, ваш сайт я посмотрела! Увлекательная у вас профессия, – быстро добавила я.
Ну, а теперь я ему льстила. И казалась еще нелепее.
– Да, определять ценность старых томов весьма занимательно. Я работал с лицевыми рукописями времен Римской империи, свитками папируса, письмами, дневниками знаменитостей и простых людей. Их реставрация, однако, занятие не столь интересное – как для вас вязание, например. – Когда он поддразнил меня, его голубые, как лед, глаза потеплели. – К слову, за этим я и пришел к вашей бабушке. Спросить насчет одной старой книги.
Рейф внимательно посмотрел на меня – впрочем, как и всегда. Однако на этот раз в его взгляде было нечто более пронзительное – будто я знала, о чем шла речь. Он ошибался.
– Какой книги?
– Она описала ее как старинный том, нуждающийся в реставрации. Насколько я помню, это некая летопись вашей семьи.
И тут я поняла, о какой книге он говорит.
– Вы о старом семейном дневнике?
Бабушка упоминала его в прощальном письме.
– Семейном дневнике?
– Так она его называла. Необычно, ведь дневник, как правило, ведет один человек. Однако бабушка говорила, что в этом его особенность: разные люди много лет записывали туда свои истории. Она как-то показала мне его, но я ничего не поняла. Одна часть текста была на латыни, другая – написана крайне старомодно и выцвела так, что я и слова не разобрала. Могу только сказать, что иллюстрации в книге красивые. В нашей семье были талантливые художники.
Я даже вспомнила, как выглядел дневник – он словно лежал передо мной. У него был кожаный переплет, который местами ужасно потрескался. Я могла понять, почему бабушка хотела отдать книгу на реставрацию – чтобы никакая часть нашей семейной истории не исчезла.
– Бабушка хранила дневник в застекленном книжном шкафу в квартире, – продолжила я. – Могу показать вам, если интересно.
– Весьма. Буду рад отреставрировать его – почту память вашей бабушки. С вас ничего не возьму.
– Как щедро с вашей стороны!
Однако отдавать Рейфу книгу сегодня я не собиралась. Теперь, когда я вспомнила о существовании дневника, мне стало интересно: а не добавила ли и бабушка туда свои заметки? Я хотела вновь взглянуть на историю семьи, подержать в руках книгу, к которой так часто обращалась бабушка. На всякий случай я сфотографирую все страницы на телефон и только потом передам семейную реликвию в чужие руки.
– Заказать вам что-нибудь еще? – вежливо спросил Рейф.
Я знала достаточно об этикете в британских пабах, чтобы понять: теперь моя очередь.
– А вам? – ответила я.
Мужчина улыбнулся, и его глаза красиво блеснули.
– За последние пять минут вы дважды зевнули. Думаю, если вы выпьете больше, то уснете прямо за столиком.
Я прикрыла рот рукой, подавляя очередной зевок.
– Плохо спала прошлой ночью. Не могу оправиться от случившегося.
Отчасти из-за него: он приперся в магазин после полуночи и страшно меня напугал. Потом я дважды просыпалась, и мне мерещилось, что возле моей кровати стоит бабушка.
– Что ж, давайте провожу вас домой.
Мы встали и направились к выходу. Тут я заметила девушку-гота – ту самую, которую увидела вчера, когда только приехала в Оксфорд. Я бы, наверное, не обратила на нее внимания, но она, узнав нас, спряталась за парнем, с которым пришла. К сожалению, при этом она врезалась в официантку, несущую поднос. На пол полетела тарелка рыбы с картофелем фри, разбившись с жутким грохотом.
Девушка-гот отошла в сторонку, словно случившееся не имело к ней никакого отношения. Однако путь ей преградил Рейф.
– Какой алкоголь? Тебе сколько лет? – строго сказал он.
Девушка смерила его взглядом.
– Достаточно. Я просто выгляжу молодо!
Голос у нее был как у капризного подростка, да и выглядела она точно так же. Я готова была поспорить, что она просто маленькая обманщица.
– Иди-ка домой, пока не натворила дел, – велел Рейф.
По возрасту он явно годился девушке в отцы, но мне почему-то казалось, что у него нет детей. Какое-то время эти двое стояли, уставившись друг на друга: пара холодных голубых глаз и пара теплых карих. Спора не последовало – спустя секунд десять девушка опустила взгляд и отвернулась. Она буркнула что-то парню рядом, и вскоре они вместе покинули паб.
Я не задала ни единого вопроса, но мое любопытство было столь сильным, что Рейф наверняка его заметил.
– Дочь моего друга, – объяснил он. – У нее сейчас трудный возраст.
Мне вдруг стало жаль девушку.
– Когда ты подросток, то кажется, ты никогда не дорастешь до всего, что можно взрослым, и навечно застрянешь в пубертате.
– Возможно, в случае Эстер все так и есть.
Я рассмеялась.
– А у вас есть дети?
Рейф опустил на меня взгляд.
– Насколько я знаю, нет.
Тоже мне, обольститель эпохи Регентства нашелся.
Мы вышли на улицу. После шумного бара город казался совершенно тихим и безлюдным. Я никогда не верила, что путешествия во времени возможны, но, когда идешь по Оксфорду поздней ночью, ты словно движешься сквозь века. Ну, конечно, если не обращать внимания на припаркованные у дороги машины и одинокий ларек, продающий кебабы рядом с Шелдонским театром.
Воздух был прохладным, ночь – ясной. Единственным звуком, кроме наших шагов, было жуткое уханье совы: она летала в небе, высматривая какую-нибудь несчастную мышку.
Когда мы добрались до «Кардинала Клубокси», я заметила в темноте какое-то движение. Я вздрогнула, но это оказался всего лишь черный кот. Даже не кот – котенок, очень худой, скорее всего, бездомный. Его зеленые глаза блеснули в свете луны. Котенок мягко шагнул ко мне; я хотела проверить, есть ли у бедняжки ошейник и, соответственно, дом, но тут ко мне подошел Рейф. Испугавшись, котенок юркнул обратно во тьму, растворившись в ней.