И есть ли золотая середина, где хорошая милая Клара может дерзить, совершать смелые, провокационные даже поступки и не переступать ту грань, за которой уже не перестанет считаться достойной женщиной?
Так или иначе, но я решила, что постараюсь соблюдать определённые границы в нашем общении с Тео. Границы должны быть. Они очень-очень нужны.
И потому, отстранившись, я высвободила руки и оперлась на спинку стула, сложила ладони на коленях. В то же время обидеть Тео мне вовсе не хотелось (у него очень живые глаза, как я и писала, и они тут же выразили разочарование).
– Значит, для всех мы будем мужем и женой? – добавила я с лёгкой улыбкой, какую смогла с трудом изобразить.
– Вас это не смущает?
– Думаю, на брата и сестру мы совсем не похожи, поэтому такая легенда кажется правдоподобнее.
– К моей большой радости, мы не родственники и совсем на них не похожи, – согласился Тео, и в этих простых, ничего не значащих словах я вновь скорее из желания услышать нечто большее и глубокое, чем потому, что оно действительно подразумевалось, нашла скрытое послание.
– Значит, назваться молодожёнами и вправду весьма разумно, – стараясь говорить рассудительно, как во время бесед с отцом, сказала я. – Никто не задастся вопросом, почему юная девушка путешествует одна в компании мужчины, не будет пытаться выяснить подробности. И мы можем сказать, что навещали моих родственников. Если вы знатный лойтурец, а я ваша жена… то… я из бедного рода, много лет назад переехавшего в Ратиславию за лучшей долей. А вы женились на мне против воли родителей?
– Почему?
– По любви! – горячо воскликнула я.
Тео засмеялся. У него мягкий тёплый смех и чудесная улыбка. Хотя, надо сказать, он немного смахивает на кролика, когда так по-детски хохочет. Впрочем, это ничуть не убавляет его привлекательности.
– Я имел в виду, Клара, почему же мои родители должны были воспротивиться нашему счастью?
– Потому что я бедна и незнатна.
Пожалуй, ничто не говорило о последнем лучше, чем моё скромное дорожное платье. Белый воротничок, серая шерстяная ткань. Одежда у меня добротная и аккуратная, но совсем невзрачная. Знатная состоятельная девушка даже в дорогу оделась бы… лучше.
– Что ж, для нашей легенды это вполне сработает, – это заставило Тео внимательно окинуть меня взглядом ещё раз и нахмуриться. – Вы правы. Но дальше так дело не пойдёт.
– Почему?
– Моя жена должна выглядеть достойно имени баронов Карнштейнов.
– Я не баронесса, Тео.
– Но я вас ей назову. Называю прямо сейчас. – Он всплеснул руками с некоторой театральностью. – Поэтому придётся при первой же возможности подобрать для вас другие наряды.
– Не стоит…
– Стоит, – настоял Тео.
Нас снова прервали, принеся ужин. Пирог и вправду весьма хорош. У графа Ферзена подают традиционную ратиславскую кухню и порой для гостей литторскую, а вот настоящих лойтурских блюд я ни разу не пробовала, поэтому особенно удивительно есть кровяной пирог с мясом, какой готовят на ужин в домах у подножия Холодной горы.
– Ух, почти как у моей бабушки, – пробормотал с набитым ртом Тео.
– Ваша бабушка баронесса сама подаёт к столу?
Он облизал губы и долго внимательно рассматривал меня, прежде чем ответить.
– Конечно. У лойтурских дворянок это считается добродетелью. Хотя, пожалуй, не у всех. В столице светские дамы боятся испачкать ручки в тесте. Но настоящие лойтурки это в первую очередь отличные матери и стряпухи, хранительницы очага.
– Как необычно. Дворянки же… да что дворянки. Пусть я и дочь доктора, но, знаете, совсем не умею делать ничего по дому. Меня учили иностранным языкам, анатомии, географии… но я даже кофе себе не смогу сварить. Всем занимается Маруся. Занималась. Это была кухарка графа. Она погибла.
– Вы много кого потеряли…
– Да.
И сейчас я боюсь, что потеряла даже отца. Но я и без того долго печалилась. Нужно взять себя в руки хоть на время. Надежда не потеряна.
– Расскажите, пожалуйста, о доме, – попросила я вкрадчиво.
Принесли горячий ароматный сбитень, но разговор мы, ведя беседу на лойтурском, больше не прерывали. Полный трав и специй напиток приятно обжигал горло и согревал грудь. Обняв глиняную кружку двумя руками, я не отрывала глаз от Тео, а он, как мне показалось, был рад поговорить о родине.
– Я родился к северу от Холодной горы. В ясную погоду из окна нашего дома видно вершину. Она покрыта ледяной шапкой, которая не тает даже в самое жаркое лето. Наша же деревня расположилась в зелёной долине в ущелье, которое все бури обычно обходят стороной. Там, на самом берегу моря, есть чистое озеро, вода в котором никогда не замерзает.
– Как называется ваш замок?
– Мой замок?
– Ваших родителей, я имела в виду.
Тео хмыкнул каким-то своим мыслям.
– Зульфлау. Это означает на старолойтурском «новый дом».
– Наверное, ваши предки много веков живут в этих местах?
– О, вовсе нет. После Обледенения Холодной горы все местные жители на много лет покинули эти места и только недавно стали возвращаться. Моя семья относительно недавно получила там во владения землю за заслуги перед королём.
– О… за какие?
– На войне. Мой дед героически сражался в нескольких крупных битвах и был отмечен орденами.
– На войне с Литторой?
– А, на ней тоже. На войне с Литторой он командовал конницей. Ну и не только. Дед ходил в составе флота на Острова Дракона. Данийцы не оставляют побережье, сжигают деревни, убивают людей.
– Ох, это просто ужасно.
– Не то слово. Дед отрубил одному из данийских вождей голову, она висит у нас в зале прямо над большим камином. У неё огромные рога, чешуя и красные глаза.
– Какой ужас!
– К любому ужасу привыкаешь, если смотришь ему в глаза каждый день. Мой отец моряк, он не раз сталкивался с этими тварями и показывал их нам.
– Показывал?
– Данийцев продают в рабство. От них мало толку в работе. Они слишком тупы и упрямы, к тому же обладают несносным строптивым характером. Но кто-то находит их уродства привлекательными. Богачи любят держать данийцев в качестве домашних экзотических зверюшек.
– Как животных?
– Данийцы и есть животные, Клара. Они похожи на людей, в основном ходят на двух ногах, у них даже есть руки и пальцы, но в целом они мало отличаются от собаки или кошки. Должен сказать, любая кошка умнее этих монстров, она хоть пару человеческих слов может запомнить: «нельзя» или «кушать». Данийцы же не говорят ни на одном человеческом наречье, только несут несуразную тарабарщину. Они уродливы настолько, насколько это возможно. Но заскучавшим богачам из столицы, которые никогда не сталкивались с монстрами в жизни, когда те нападают на наши деревни, кажется забавным держать их в клетках и на привязи. Экзотика стоит дорого.
– Это… отвратительно.
Тео выгнул бровь.
– Вы рассуждаете как избалованный цивилизацией человек, ни разу не встречавший этих тварей, и потому испытываете жалость. Их не за что жалеть. Они сжигают наши деревни, крадут детей, убивают и насилуют женщин. Они не люди и не звери, они нечто хуже. Данийцы прокляты Создателем. У них рога, чешуя, хвосты и клыки. Всё в них… неестественно. Уродливо. Благодарите Создателя, Клара, что выросли в своём глухом Великолесье, где ничего никогда не происходит.
– Не то чтобы совсем не происходит…
– А я вырос на побережье, куда эти монстры наведывались каждое лето. С детства мне пришлось научиться держать в руках ружьё и стрелять метко, чтобы попадать ровно этим тварям между глаз. Даже их кровь… она не алая – золотая! И глаза горят огнём. Я видел глаза данийцев так же близко, как сейчас вас, Клара. В то лето я остался единственным мужчиной в деревне, потому что все ушли в море. Я бы тоже ушёл, но сломал ногу. Мне было двенадцать, когда они ворвались в деревню на рассвете. И только надёжное ружьё и моя меткость остановили этих тварей, когда они ворвались в дом. А когда пули закончились, я добил последнего из них отцовским кортиком. И только благодаря мне они не тронули мать и младших братьев.
Он говорил это настолько горячо, с такой беспощадной решительностью, что мне стало не по себе, ведь я и вправду была слишком эгоистична, когда рассуждала о вопросах морали. Люди у Холодной горы не избалованы, как мы, счастливчики, что проживают в самом сердце Империи. Всё же не зря столь многие мои соотечественники покинули родные земли после Обледенения и устремились в Ратиславию за лучшей долей.
– Вы правы, Тео. Простите меня. Слава Создателю, я никогда не встречала этих тварей. Не представляю, каково это жить в постоянном страхе перед ними.
– Никакого страха, Клара, если умеешь хорошо стрелять и рубить головы, – хмыкнул он.
Я задохнулась от смеси смеха, возмущения и ужаса.
– Вы так легко говорите о столь страшных вещах!
– Простите, – он расплылся в совершенно обаятельной улыбке, – не хотел вас смущать.
– Я вовсе не смущена.
– Напугать…
– Не напугана.
– Тогда что? – Он переплёл длинные изящные пальцы и положил на них подбородок, придвигаясь чуть ближе.
А я снова не смогла устоять перед соблазном и повторила его жест.
– Очарована… той… пугающей игривостью, с которой вы говорите о смерти.
– Что ж, Клара, вам ли бояться смерти? Вы уже однажды её избежали.
– И это вы обо мне знаете.
– Я знаю о вас всё, – слишком решительно и вновь провокационно заявил он и тут же добавил: – И ничего. Но намерен узнать, Клара, каждый ваш секрет, каждый каприз, самый потаённый страх и самое постыдное желание. И вот увидите, обязательно узнаю.
– Зачем это вам?
Он откинулся на спинку стула, поднял кружку со сбитнем и, точно собираясь сделать тост, поднял её в воздух.
– Вы же теперь моя жена. Разве между супругами могут оставаться тайны?
Пусть это и была всего лишь игра, но вопрос его неожиданно застал меня врасплох и заставил всерьёз задуматься.
– Не знаю, – произнесла я, уставившись в свою кружку, наблюдая, как крошечные частички специй и трав кружили в водовороте сбитня. – Может, нам всем нужны свои маленькие тайны?