– Но это же сделает вас одинокой.
Я вскинула удивлённый взгляд. Тео тоже переменился. Его выразительные глаза смотрели чуть в сторону, куда-то мне за плечо, хотя я сидела спиной к стене, и там ровным счётом не было ничего интересного.
– Только открывшись другому целиком и полностью и познав так же целиком и полностью его в ответ, мы сможем перестать быть одиноки. Разве не этого жаждет каждый человек? Найти равного себе, того, с кем не останется никаких границ и недопониманий. Кого-то, кто с тобой одной крови.
– Так не бывает. Мы… мы личности. Каждый из нас.
– Хм…
– В природе, если одна клетка поглотит другую, вторая просто перестаёт существовать, растворяется в первой. Для неё это смерть.
– Смерть… людей обычно пугает смерть. Поэтому мы так боимся стариков.
– Я не боюсь…
– Не лицемерьте и не кокетничайте. Вам идёт второе, но не теперь. Все боятся смерти, поэтому нас так отвращают старики.
– Меня не…
– Всех отвращают старики. Мы смотрим на их дряблые тела и седые волосы, на растерянные в немощности своей выражения лиц, потому что подсознательно мы понимаем, что в таких же слабых зависящих от других стариков однажды превратимся мы. Нас пугает слабость. Но вы, Клара, вы родились через смерть. Поэтому вам должно быть чуждо это чувство.
Он вдруг поставил кружку, так и не закончив свой несостоявшийся тост.
– Доедайте, Клара. Уже очень поздно. Нам пора отдохнуть перед долгой дорогой.
– Разве мы не останемся здесь на несколько дней? Вы же сказали хозяйке…
– Только чтобы она оставила нас в покое. Нет. Ни в коем случае задерживаться нельзя. Нас ждёт дорога в Новый Белград, Клара, поэтому набирайтесь сил. Они вам понадобятся. Последний месяц зимы всегда самый вьюжный. Дорога предстоит тяжёлая и долгая. Я хочу, чтобы вы были здоровы и полны сил.
– Боюсь, это невозможно, пока мы на найдём моего отца.
– Значит, нужно как можно скорее его отыскать.
Коридор, который ведёт от общего зала к номерам, весь завешан еловыми ветками, и как же ароматно они пахнут. И слегка позвякивают, когда задеваешь бубенцы, свисающие на тонких красных нитках. Пусть Святые дни давно прошли, но из-за того, что все праздники я проболела или пробегала по лесу в поисках Мишеля, они для меня не только на закончились, но даже и не начались. Я точно угодила в безвременье, в чёрную яму, из которой только теперь выбралась и наконец зажила. Весь мир видится ярче, красочнее, сочнее и полнее.
Теперь вся жизнь напоминает зимнюю сказку, полную чудес.
И сюрпризов.
Честно скажу, мне пришлось пережить целый ворох самых противоречивых чувств, когда мы с Тео наконец-то зашли в спальню. Потому что там оказалась одна постель. Совсем как в моих романах. Вот бы Давыдов посмеялся.
– Вас всё устраивает? – деловито поинтересовалась хозяйка постоялого двора, оставаясь в дверях с ключом в руках.
Я растерянно озиралась по сторонам, не зная как и не умея возразить. Тогда я ещё думала, что это всего лишь недопонимание, и Тео вот-вот уйдёт в другой номер, а этот оставит мне в единоличное пользование, но нет.
– Всё отлично, – придирчиво оглядев постель, кресла, столик, ночники и гардероб, произнёс Тео и поставил мой саквояж. Он путешествует совсем без вещей, что кажется невероятным, но в наших обстоятельствах это, пожалуй, практичное решение.
Пока я в совершенном недоумении стояла посреди комнаты, Тео забрал ключ из рук хозяйки, распрощался с ней (пообещав с утра обсудить оплату и завтрак) и запер дверь изнутри.
Повернувшись ко мне и направляясь к постели, он потянулся рукой к пуговицам своего сюртука и принялся одну за другой их расстёгивать.
– Что вы делаете? – Я попятилась к окну.
Тео сделал шаг навстречу и замер, застыв с рукой у очередной пуговицы.
– Готовлюсь ко сну.
И вот я сижу за столом в нашем номере, а Тео мирно спит в постели. Да, мы спим в одном номере, в одной постели! Это повергло меня в полный ужас поначалу, но после пришлось согласиться, что это самое разумное решение, ведь мы представились мужем и женой. Не могут же молодожёны лечь в раздельных спальнях.
Он уже заснул, а я не могу. Ложиться в одну с ним кровать… немыслимо. Нет, так никак нельзя. Может, я засну просто за столом? Или в кресле?
В любом случае хочу сначала изложить на бумаге всё, что произошло. Словно это мой долг, и иначе не найти покоя.
Разум мой воспалён. Тело изнемогло.
Дом, ставший темницей далеко позади, я дышу вольно, но…
Что-то не так.
Со мной?
С Тео?
В темноте бьётся чужое сердце. Я ощущаю его так же ярко и чётко, как если бы оно было молотком, что вбивает гвоздь в мою ладонь. Я почти могу представить, как оно трепещет в моей ладони. Горячее. Из него льётся кровь. Тёплая. Живая. Я тоже ощущаю себя живой.
Оно рядом.
Мне снилось, будто я ходила по ветвям огромного дерева, окружённая сворой крыс. Они пищали, цеплялись за моё платье, царапали своими маленькими коготочками и обвивали пальцы лысыми горячими хвостиками, но вовсе не пытались навредить. Они говорили со мной весьма разумно, почти как люди.
– Куда мы идём? – спросила, наконец, я, остановившись прямо посреди огромного древа.
Пожалуй, моё воображение, поражённое болезнью, вспомнило миф о мировом древе, что уходит высоко в небеса и соединяет с собой миры. Ибо ель это была огромной, а я совсем крохотной.
– Мы идём вперёд, – сказали решительно крысы. – На запах.
Ох, да… запах. Он преследует меня до сих пор. Медовый, пряный. Как угощение на Святые дни.
Помню, я спустилась с еловых ветвей к большому огню. И крысы спустились с моей одежды, встали вокруг.
Там была девочка. Маленькая девочка в белой сорочке. Она напомнила меня. Может, это и была я? Малышка смотрела испуганно, заворожённо.
– Кто ты? – спросила она.
Её, верно, напугали крысы. Их маленькие чёрные носики, которыми они так забавно водят по ветру, их лысые хвостики и красные горящие глаза прежде напугали бы и меня. Но не в этом сне.
– Не бойся, дитя, – сказала я. – Я тебя не обижу. Обними меня.
Она была очень… тёплой. Помню, что проснулась, ощущая тепло её тела в своих руках.
Назад я несла её на руках, ступая по мягкой, словно перина, огромной еловой ветви, что раскачивалась под моими ногами, как вдруг ухнула в самый низ, полетела бесконечно долго в чёрную дыру и уже думала, что разобьюсь о пол, как вдруг меня бережно обняли, прижали к себе. Помню только горящие красным и золотым глаза. Зрение расплылось, и всё заискрило, точно загорелись свечи на праздничной ели.
А потом всё закончилось.
Пришла в себя на полу. У меня случился новый приступ. Даже не помню, как это произошло. Сознание вернулось, когда я уже корчилась у двери, выплёвывая собственную кровь, а Тео, мой прекрасный, заботливый Тео держал в объятиях и убаюкивал на руках.
Так как переодеться я не успела, то дорожное платье всё измазала кровью.
Тео разбудил меня очень рано. Ещё темно, но мы собираемся в путь. Ночью хозяйка откуда-то достала для меня новое платье. Оно уже не серое, как прежнее, а тёмно-багровое, точно запёкшаяся кровь.
Мы уезжаем втайне. Тео не хочет, чтобы кто-то заметил нас.
Он сам запряг сани. Мы отъехали за поворот, когда Тео вдруг понял, что забыл мой саквояж. Я предлагала вернуться, но он испугался слежки, завёл сани вглубь леса и пошёл обратно пешком.
Тео даже не захватил с собой фонарь, оставил мне. Огонёк дрожит на ветру, мерцает. Кони волнуются.
Слышно, как вокруг бродят волки.
Вижу, как горят золотом их глаза. Мне страшно. Мне так
В отделение Ореховской сыскной службы номер один. Срочно!
Пожар на постоялом дворе «Дом за ореховым кустом». Поджог. Пятнадцать погибших. Выживших нет.
ПОЖАР В «ДОМЕ ЗА ОРЕХОВЫМ КУСТОМ». ПОДЖОГ ИЛИ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ?
Пятнадцать человек сгорело этим утром на тракте по дороге к Великолесью. Об этом сообщили уже ближе к полудню в городское отделение ореховской сыскной службы. Обнаруживший поджог – звезда столичного сыска Демид Иванович Давыдов.
Будучи корреспондентом «Ореховских вестей», я тут же выехал на место пожара и оказался там даже раньше городских служб, что многое говорит об их расторопности и приверженности своему делу.
Любому, кто сегодня проезжал мимо «Дома», пришлось стать свидетелем трагичного зрелища. От большого процветающего двора, который привечал многих путников по дороге из Великолесья в наш город, осталась лишь зола.
Беглый осмотр места происшествия и разговор с представителями власти, когда они наконец появились, не оставляет сомнений: это был умышленный поджог..
Все двери постоялого двора оказались крепко заперты, а погибшие оставались в своих постелях и даже не пытались спастись.
«Мог ли угарный газ заставить всех заснуть и не заметить огня?» – спросил я у головы г. Орехово М. С. Панина, который лично прибыл на место.
«Здание слишком большое, тут два крыла и общий зал. Даже если бы в одном крыле у печи забыли задвинуть заслонку, и все задохнулись ещё до того, как возник пожар, то в другом должны были бы вовремя заметить неладное. А тут получается, что все остались спать в своих постелях».
Что ж, всё же один погибший не спал. Тело хозяйки двора (госпожу Анну Кузнецову опознали по связке ключей) нашли прямо у входа, но она будто не пыталась открыть дверь, а сидела за стойкой.
Я попытался получить комментарий первого, кто обнаружил пожар, – столичного сыскаря Д. Давыдова.
Он уже заслужил любовь публики, успешно раскрыв дело о серийном убийце Кровавике, который держал в страхе весь Новый Белград. Дело широко освещалось в газетах, и когда Кровавик наконец-то оказался за решёткой благодаря Давыдову, героя нашла не только любовь благодарных жителей столицы, которые смогли вздохнуть спокойно, но и благосклонность и особое внимание высокого начальства.