Отправив кмета из ближайшей деревни до Орехово, мы бегло осмотрели место происшествия, надеясь обнаружить выживших. Через некоторое время посыльный вернулся с головой и сотрудником местного сыска.
Слухи в провинции распространяются даже быстрее, чем в столице, хотя на первый взгляд тут сплетничать могут только медведи. Но вот на безлюдном пожарище стали появляться люди, заметившие дым.
Вскоре после деревенских, которые помогли вытащить тела и разобрать завалы, пришли служительницы монастыря. Сумеречные Сёстры в их серых мрачных одеждах всегда особенно скорбно смотрятся в таких ситуациях.
Они возникли точно из ниоткуда, пока мы с мужиками пытались разгрести обвалившиеся прямо на люк в подпол балки. Словно тени, Сёстры бродили по пожарищу, поднимая пепел и снег в воздух.
Из-за ругани и шума я даже не сразу расслышал звуки их бубенцов. Они окуривали стены разрушенного дома и шептали слова молитв. Сёстры, как это обычно и бывает, помогали усопшим найти покой и не беспокоили остальных, и только одна из них вдруг перегородила путь.
– Вы тут главный? – Она схватила меня за локоть.
В этот самый момент я вместе с одним мужиком как раз поднял обвалившуюся тяжеленную балку под дружное «раз-два-взяли» и от неожиданности едва не выронил её. Мужик вовремя закряхтел, и я удержал ношу.
– Отойдите, – пробурчал я. – А то заденем ненароком.
Она вроде как отпрянула в сторону – краем глаза я увидел как, мелькнули серые развевающиеся на холодном ветру одеяния. Мы вытащили балку на улицу, бросили во дворе. Отряхивая руки от золы, уже собирались обратно, когда Сестра возникла прямо передо мной.
– Господин, – на бледном лице выделялись огромные, какие-то полоумные глаза, – вы тут главный?
На тот момент уже приехали Эраст и голова, поэтому ответственность перелегла на их плечи. Расследовать поджог (если это он, в чём сомнений теперь не остаётся) в Великолесье – не моя забота. Так я считал на тот момент. Поэтому я указал Сестре на Эраста и продолжил разгребать пожарище. О ней я и не вспоминал, больше озабоченный тем, получится ли отстирать от золы рубаху (верхнюю одежду и даже сюртук я снял, не желая испортить), когда с улицы послышались крики.
На пожарище и так постоянно говорили на повышенных тонах: мужики, разбиравшие завалы, доктор Шелли, недовольный тем, что Сёстры, ценящие покой духовный, сопротивлялись его манипуляциям с телами погибших, а голова пытался примирить обе стороны, чтобы работа ни того, ни другого не прерывалась. А ещё бабы из ближайшей деревни, пришедшие поглазеть на трагедию, завывали и причитали. Единственный, кто не кричал, был Афанасьев. Он по моему поручению ходил и записывал всё, что заприметит, в свой блокнот.
И вот все эти крики, уже почти слившиеся в гармоничный в своей хаотичности гул, вдруг разорвали взволнованные вопли.
Все поспешили на улицу, побросав дела, потому что по интонациям тех возгласов стало сразу ясно, что случилось нечто важное.
У конюшен, которые только чудом не тронул огонь (ну и стояли они поодаль от жилого сруба) вокруг Эраста и Сумеречной Сестры собрались люди. А Эраст держал что-то (как мне показалось поначалу), а на самом деле кого-то на руках.
Это была маленькая девочка лет десяти. Вся перепачканная в крови, одетая лишь в ночную сорочку. Она была ужасно перепугана и, сразу уточню, до сих пор не пришла в себя от ужаса и потому не говорит. То и дело теряя сознание на руках Эраста, девочка тянулась к Сумеречной Сестре и, приходя в себя, тут же заходилась диким криком и рыданиями.
Я протолкался через толпу к конюшне.
– Что с ней? – мой вопрос слился с десятком чужих голосов.
Ночная сорочка ребёнка была багровой от запёкшейся крови. Кожа бледная, вся в синяках. Но ни ожогов, ни следов золы на ней я не заметил.
– Тише, родная, тише, моя золотая, – шептала Сестра, гладя девочку по дрожащей ручке.
Я догадался отдать свою шубу ребёнку. Закутав её (она была ледяной), девочку положили в наши сани.
– Куда её везти? Где госпиталь? – спросил я, садясь на место извозчика.
– Не в госпиталь. – Сестра запрыгнула на сиденье позади меня. – До него, господин, она не доберётся живой. Везите её в монастырь Святой Златы.
Меня одолели сомнения, но голова согласился с Сестрой. Доктор Шелли и Афанасьев присоединились к нам.
– Указывайте дорогу, – велел я.
– Здесь недалеко, в низине.
Путь до монастыря дался нам непросто.
Лошади вели себя неспокойно, то норовили повернуть обратно, то вовсе не желали идти вперёд, то, наоборот, срывались с места так резко, что сани несколько раз едва не перевернулись. Меня животные почти не слушались, приходилось натягивать вожжи до упора.
– Они чувствуют зло, с которым столкнулось бедное дитя, – суеверно прошептала Сестра.
– Они устали и…
Я запнулся, осознавая, что говорил глупости. Лошади всю ночь отдыхали и только утром отправились в дорогу. Они вполне могли преодолеть куда большее расстояние, тем более что погода стояла ясная и не слишком морозная.
– Вы отрицаете очевидное, господин, – миролюбиво ответила Сестра, – потому что не знаете то, что известно мне, и не видели того, что явилось слугам Создателя.
– А что известно вам? – Я слегка обернулся через плечо и тут же об этом пожалел, потому что лошади в очередной раз попытались рвануть в сторону, прямо на дерево, точно вовсе потеряв страх и всякий разум.
– Мне известно о детях Аберу-Окиа во плоти, – прижимая к груди голову девочки, завёрнутой в мою шубу, ответила Сестра. – Они бродили минувшей ночью по этой земле.
– Вы о тех, кто устроил поджог? Вы их видели?
– Я их чувствовала. Все Сёстры почуяли их минувшей ночью.
– О чём вы? – Мне приходилось смотреть на дорогу, и от того, что Сестра несла чепуху, и от того, что я не мог видеть её лица и понять, что творилось в её голове, начинал раздражаться.
– Сестра, – Афанасьев, почуяв моё состояние, поспешил вмешаться, – мы все пребываем в смятении и замешательстве, даже некотором страхе из-за случившейся трагедии, поэтому понимаем ваше… настроение. Но если вам известно, кто на самом деле совершил преступление, пожалуйста, сообщите обо всём господину Давыдову, он сыскарь и это его работа искать подобных злодеев.
– Сыскарь не сможет отыскать этих чудовищ, – сурово произнесла Сестра.
– А кто же, если не он? – тут растерялся даже Афанасьев.
– Слуги Создателя. Мы посвятили свою жизнь борьбе со тьмой.
– Вот уж не знал, что монашки в наши дни сражаются с нечистой силой, – Афанасьев не сдержал смешка. – Вы бесов караете мечами или револьверами?
– Божьим словом, – оскорблённо фыркнула Сестра.
– Божий слово? – переспросил доктор Шелли.
Бедный иностранец! Если уж мы с профессором недоумеваем от суеверной чепухи, что несёт Сестра, то каково ему, ведь большую часть услышанного он и так не понимает.
Сани свернули на узкую дорогу, окружённую с двух сторон орешником, за которым белели овраги.
– В низине монастырь. Вон там.
У больших медных ворот с отлитым изображением Златы с разведёнными в стороны руками, из которых вырывалось пламя, горели две чаши. Мне редко приходилось сталкиваться с Сумеречными Сёстрами, на юге их мало, поэтому я впервые увидел Незатухающее пламя.
Я направил лошадей к воротам, и они вдруг беспокойно зафырчали.
– Что такое? – раздалось у меня за спиной. – Сестра, присядьте.
– Тише, – шикнула она. – Прислушайтесь.
Рычал огонь в чашах. Его жар был столь велик, что кожу мою обожгло тёплым воздухом.
– Что такое? – спросил я, не оборачиваясь.
– Огонь не пропустит зло, если оно следует за нами.
Я лишь покачал головой, едва сдерживаясь, чтобы не сказать, что думаю о глупых предрассудках.
Монастырь Сумеречных Сестёр Святой Златы огорожен высокими некогда белоснежными, но посеревшими и потрескавшимися от времени каменными высокими стенами, да ещё и оборудованными бойницами, точно настоящая крепость эпохи Тени. Посреди двора небольшой храм с настолько высокой башней-колокольней, на вершине которой стоит каменная сова, что это, очевидно, противоречит всей традиционной ратиславской архитектуре.
Вся остальная земля отведена под кельи (они располагаются в крепостных же стенах, у самой земли), служебные постройки, несколько изб, где монахини проживают зимой, огороды, сад и – что неожиданно – птичий двор. Сёстры держат у себя не только кур, но и сов, которые как считаются символами Святой Златы.
– Помогите донести ребёнка до избы, – попросила Сестра.
Мы остановились у крыльца одного из домов. Наша спутница позвала на подмогу, и на улицу тут же выбежали совсем юные послушницы.
Мы, трое мужчин, выскочили из саней. Доктор Шелли схватил свою сумку, как я понимаю, аптечную.
Я взял девочку на руки, хотел занести внутрь, но меня остановили.
– Мужчинам нельзя.
Втроём девушки в серых рясах забрали у меня ребёнка и понесли вверх по ступеням, а мы кинулись следом.
– Но доктор Шелли должен её осмотреть! – возразил я.
Эта полоумная, прости Создатель, встала в дверях, не намереваясь нас пропускать.
– Это земли Сумеречных Сестёр, и здесь другие законы. Мужчинам не место в наших стенах.
– Я не мужчинъ сейчас, господица, – нахмурился Шелли. – Я есть доктор! Доктор не мужчинъ и не женщинъ. Ему всё равно! – Он ткнул пальцем в небо. – Я лечить!
– Вы мужчина, – она свела тонкие мышиные брови на переносице. – И вы будете подчиняться законам этой земли.
– Сестра… – Афанасьев глубоко вздохнул, примиряюще поднимая руки. Он явно приготовился к долгим переговорам. – Мы желаем добра этому бедному дитя…
– Сумеречные Сёстры существуют, чтобы помогать людям и защищать от всякого зла. Поверьте, мы весьма искусны в целительстве.
– Но… среди нас профессиональный врач. Он получил образование в одном из лучших университетов мира…
– А мы владеем древними знаниями предков, – отчеканила монахиня, и мне стало очевидно, что спорить с ней бесполезно, если только доставать оружие и переходить уже к более решительным переговорам.