Избу освещала одна-единственная свеча, и клянусь, она добавила особой жути широкой во все зубы улыбке – нет, оскалу! – доктора.
– Устрою вскрытие! – прошипел он кровожадно.
– Профессор, – я обвёл Афанасьева беглым взглядом и знал ответ на свой вопрос ещё до того, как задал его. – Вы умеете стрелять?
– Боже упаси, конечно же нет! – воскликнул он.
– Тогда не высовывайтесь. Закройте дверь. Спрячьтесь за печью, чтобы в вас не смогли попасть через окно.
Шелли метнулся к выходу раньше меня.
– Давайте делать вскрытие! – закричал он, полоумно хохоча.
Я бросился следом в темноту сеней.
И одновременно с хлопком двери раздался выстрел.
– Тревога! – заорал я что было силы, надеясь только, что Сёстрам есть где укрыться.
Нас тут же заметили. Пуля просвистела прямо над моей головой.
– В укрытие!
Я только успел скомандовать, а Шелли уже оказался за углом, прикрывая меня. Я побежал к нему, слыша крики за спиной. Доктор выглянул, прицелился, выстрелил и захохотал.
– Один! – воскликнул он радостно.
Я нырнул к нему, прижался спиной к стене. Со стороны ворот раздался рык.
– Это они? – не поверил я, хотя отрицать дальше уже было просто глупо. Но мой человеческий разум, что привык рационализировать, отказывался признавать правду. – Ваши монстры?
– О да, – и Шелли снова выглянул из-за угла.
Снова выстрел. Визг. Удар.
– Два!
Я отодвинул его, посмотрел. У стены на земле лежали два тела. В темноте не разберёшь, кто человек, а кто чудовище.
– А вы умеете убивать, – оценил я.
– Так же хорошо, как лечить, – осклабился доктор, и огни чаш, стоявших у монастырской стены, забликовали в стёклышках его очках. – Почти.
Моя шуба распахнулась, замедляя движения, и я, не долго раздумывая, вовсе сбросил её на землю. – Нужно защитить Сестёр. Они в той избе. Прикроете меня?
– Ноу проблем, – Шелли игриво повёл бровями. – Готов?
– Да.
– Давай! – с азартом воскликнул он и снова выглянул из укрытия.
И я побежал, виляя, считая выстрелы за своей спиной.
Впереди – из избы Сестёр – тоже грохотало. Кричали.
Завернул за угол ровно в момент, когда дерево с треском разлетелось на куски, и в спину мне вонзились щепки.
В избе истошно кричали. Я не сразу сообразил, что голоса были мужские. Рванул дверь на себя, влетел внутрь.
А на полу, извиваясь, как ужи, лежали четверо мужчин. И женщины – все в серых одеяниях – стояли, подняв руки.
Я, заворожённый, разглядывал это зрелище и никак не мог понять, что происходило. Мужчины на полу, корчась от боли, выпучивая глаза, задыхаясь, с опухшими покрасневшими лицами, не переставали кричать, хотя тому не было видимых причин.
– Кто-нибудь ранен? – оторопело спросил я.
Женщины не ответили. Я ожидал увидеть запуганных раненых беззащитных монахинь, если надеялся вообще обнаружить кого-либо живым, но предо мной предстало шесть совершенно спокойныхженщин. Они были мрачны и полны грозной молчаливой решимости.
– Сколько их?! – откуда-то из темноты вынырнула Сестра Марина.
– Около семи. Человек, – отрапортовал я, заслышав её командный голос. – И монстры. Около пяти. Двое убиты, – тут же поправился я. – Четырёх взяли вы. Двое – люди. Шестеро – монстры.
Старуха – в этот момент она выглядела столь воинственной и решительной, что сложно было на самом деле назвать её старухой – взмахнула полами плаща.
– Сёстры, свяжите этих. В погреб их! Аня, Лена, вы двое срочно к пленнику. Нельзя, чтобы его освободили. Сыскарь, а я с вами.
Я всё ещё стоял, оторопев, недоумевая, как женщины смогли расправиться с вооружёнными мужчинами (их револьверы лежали рядом на полу, но, кажется, никого не успели ранить). Марина задержалась в дверях, оглянувшись на меня.
– И запомните: ничему не удивляйтесь.
– А чему я могу удивиться?
О, если бы я знал.
И теперь, спустя много вёрст пути, почти двадцать часов и около пяти чашек кофе знаю точно: я не сошёл с ума. Это случилось на самом деле. И у меня даже есть свидетели (может, надо попросить их расписаться и подтвердить записанное на случай, если дневник и вправду приложат к делу?).
Тем временем выстрелы на улице не затихали. Доктор Шелли держался молодцом.
– Фрося, – оглянулась Сестра. – Ты со мной.
Я, точно опасаясь потерять связь с настоящим миром, поглядел на револьвер в своих руках, взвешивая, проводя пальцем по курку.
Вторая из монахинь проскользнула мимо меня. Это крепкая невысокая баба в сером, как и её Сёстры.
Они не стали меня ждать, первыми выскользнули на улицу. Я, наконец, опомнившись, поспешил за ними.
Дело в том, что я не привычен к перестрелкам в городской застройке. В Южной кампании была степь, после – горы. И если в первом случае укрытия нет вовсе, то во втором укрыться можно где угодно, и не только тебе, но и противнику. Там даже безобидный с виду камень может оказаться затаившемся горцем и выстрелить тебе прямо в лоб.
Да, я оправдываю своё поведение. Потому что мне стыдно за свою растерянность. Но… но разве каждый день видишь то, что увидел я?
Сначала я даже не мог понять, что происходило, ещё больше времени потратил, чтобы осознать.
Потому что стоило мне выбраться наружу, как я ослеп.
Вздымалось пламя. Вот же слово вспомнил. Но оно правда вздымалось! Иначе и не скажешь. Из чаши у ворот вдруг поднялся столп огня и обрушился прямо на чёрную фигуру, что лезла по монастырской стене. Человек у ворот обернулся – и в него прямо посреди зимы ударила молния!
Я со своим револьвером на мгновение замешкался, но вовремя заметил Шелли. Он выглядывал из-за угла храма. Видимо, прежнее убежище пришлось покинуть. И туда – прямо к дверям храма – на четырёх лапах с ловкостью огромной жуткой кошки бежало нечто, лишь отдалённо напоминавшее человека.
– Шелли, беги! – выкрикнул я и прицелился.
А тварь в прыжке бросилась на Шелли. Он вскинул свои револьверы.
Нет, я не такой меткий, как отец, но он учил меня стрелять из седла по волкам. Эти твари прыткие и куда меньше размерами.
Визг потонул в треске и крике. В землю рядом с храмом ударила молния, я зажмурился и промазал.
Тварь завыла, упала, тут же подскочила и бросилась в храм, лапой отталкивая тяжёлую дверь. Та хлопнула с глухим грохотом.
– Не пускайте их в храм! – закричала Сестра Марина.
Я подумал сначала, дело в святости места, и, пусть не придаю этому значения, побежал ко входу. Шелли лежал почти у порога.
– Вы в порядке?
Он схватил меня за руку, поднялся, отряхивая одежду от крови.
– Ранены?
– Это не мой, – резко ответил он. Ох, до сих пор пробирает, насколько доктор решителен в схватке. Вот уж от кого не ожидал. Но его жестокая готовность стрелять поражает и восхищает. – Он внутрь.
– Да, я видел.
– А эти… что?
Мы одновременно оглянулись на Сестёр, оба не зная слов тому, чему стали свидетелями.
Огонь в чашах потухал, огромными пылающими шарами взлетал в воздух и сбивал со стен монастыря чудовищных тварей. Монстры сгорали, корчась на земле, дико завывали, и в предсмертных их воплях слышалась человеческая речь.
Даже полный дурак не мог отрицать, что этим огнём, как и молниями, управляли Сумеречные Сёстры. Они размахивали руками, ловко, точно в танце, управляя стихиями. И это самое невероятное, пугающее, ужасающее и прекрасное зрелище, что я видел в своей жизни.
– А этому есть научное объяснение? – вспомнив наш спор о мутантах, спросил я. Мне так отчаянно хотелось, чтобы всему этому было разумное земное объяснение, а не какое-то там «чудо Создателя».
– Да, – кивнул Шелли. Он тоже выглядел растерянным, но куда быстрее взял себя в руки. – Золотая сила.
Весь двор монастыря обратился в поле боя, где молнии били прямо посреди зимы, и люди горели живьём. Остались одни монстры – дикие, ловкие, нечеловечески быстрые. Они слетали со стен монастыря, появляясь точно из ниоткуда, но их сбивали молнии и огонь.
А чаши потухали одна за другой, и двор погружался в темноту.
Я пытался пересчитать чужаков. Двое. Ещё точно оставались двое, но их нигде не было видно, когда вдруг раздался выстрел. Я не проследил, откуда стреляли, уже потом понял, что с крыльца храма. Одна из Сестёр, тогда я не разглядел, которая, упала.
А из храма раздался грохот.
Я оглянулся и в темноте, в обрывистых всполохах огня у входа увидел мужчину с белой бородой. Я не мог знать наверняка – портрета его никогда не видел и лишь читал описание, – но почему-то понял сразу, кто передо мной.
– Остерман!
И в этот миг высокое здание храма сотряс взрыв, а силуэт мужчины утонул в чёрном облаке, что вырвалось из-за приоткрытых дверей.
– Нужно его схватить! – крикнул я Шелли.
Нас накрыло взрывной волной гари и жара. Каменная громадина закачалась, загудела и вдруг завыла сотней голосов. Казалось, башня колокольни вот-вот обрушится. Земля под нашими ногами гудела. Мы сами едва не упали. Я уже хотел схватить Шелли и утащить в сторону, но постепенно тряска успокоилась. Храм устоял.
И мы, щурясь, побежали в полутьме к дверям. Песок, щебень и щепки летели в лицо. Мы ворвались внутрь, когда пыль только начала оседать, кинулись в разные стороны. И вовремя, потому что прогремел выстрел.
Прикрыв рукавом нос и рот, я едва сдерживал рвущийся кашель и, пригибаясь, пробежал к следующей колонне, пытаясь разглядеть, что происходило в храме.
Прямо посреди зала в полу зияла дыра. Огромные каменные плиты оказались расколоты надвое. Завизжали женщины. Раздался рык, и снова выстрелы, и грохот молний.
Я выглянул, прицелился, но в суматохе, в полутьме храма, где горела всего пара свечей, даже не мог разобрать в кого стрелять.
И только вспышки молний озаряли седым режущим светом мрак.
– Он уходить! – воскликнул Шелли с другой стороны дыры, открывшей проход куда-то под землю, в подвалы монастыря.
Мы с Шелли оказались по разным сторонам ямы. Доктор Остерман пропал, как и его чудовища. А женские визги, что только мгновение назад раздавались совсем рядом, затихли.