Переглянувшись, мы с Шелли одновременно прыгнули вниз.
– Держитесь за мной, – предупредил я.
Коридор под храмом был длинным, узким и уводил далеко вглубь, откуда и раздавался теперь шум. Мы побежали. Наши шаги заглушали крики, выстрелы и звериный рёв. Темноту с треском прорезали вспышки молний, и только в эти краткие мгновения, когда синие всполохи разрывали мрак, мы могли понять, куда движемся.
Как вдруг всё затихло. Мы с Шелли тоже замерли. Он врезался мне в спину, положил ладонь на плечо.
– Тихо, детектив, – прошептал он, и я скорее почувствовал, чем увидел, как он поднёс револьвер к самому моему уху, целясь вперёд.
Что бы ни происходило в подземельях с Остерманом и Сёстрами, все они резко замолчали. И это значило, что одна из сторон мертва. Или обе.
Я едва дышал, прислушиваясь к тишине. Медленно, опасаясь быть обнаруженными раньше времени, мы с Шелли двинулись вперёд почти бесшумно, лишь слегка шаркая по каменному полу.
Из-за поворота послышался приглушённый разговор. Мы не разобрали слов. Вдруг на стену напротив упало оранжевое пятно – за углом зажгли свечу.
– Ты, – раздался голос. – Как ты здесь оказаться?
Мы с Шелли переглянулись молчаливо обо всём договорившись, кивнули и остались в своём укрытии. Можно было и подслушать, о чём они говорят.
– Отвечай. Как ты здесь оказаться?
– Попался Сумеречным Сёстрам.
– Я… я думать, здесь…
– Клара? О, нет, её здесь нет.
– Что ты знать о Кларе?
– Только то, что вы её бросили, доктор. Оставили любимую дочь на растерзание сыскарям.
Доктор! Значит, Остерман искал Клару. Но почему он вообще оставил свою дочь, когда сбежал? И почему искал её здесь, в монастыре?
– Неправда! Ты знать ничего не знаешь.
– Я знаю достаточно, доктор, обо всём, что вы натворили. Вы же не просто так посчитали, что найдёте здесь Клару, правда? Какие слухи до вас дошли? Что Сёстры поймали чудовище? И вы даже не усомнились, что речь о вашей дочери, ведь это вы сделали из неё монстра. Как и из меня.
– И ты оказаться неудачный эксперимент. Стоило сразу тебя пристрелить.
В ответ ему раздался издевательский хохот.
Я выглянул и увидел чёрный силуэт Остермана. Слева от него, недовольно подёргивая хвостом, стояло существо, похожее на человека, с длинными лапами, вытянутой мордой. И оно, склонившись над распростёртым телом женщины в монашеской рясе, жадно впивалось в её тело огромными клыками и, урча, точно кот, заглатывало куски плоти. По морде твари стекала кровь, а она громко жевала, хлюпая человеческими внутренностями.
– О, нет, Остерман, ты круто ошибаешься, – сквозь смех произнёс голос. – Я твой самый удачный эксперимент. Я твоё лучшее и самое чудовищное творение. Я и Клара. Мы с ней одной природы. Удивительно, правда? Твоя любимая дочь и твой неудачливый пленник – жертвы твоих экспериментов и твои лучшие создания. Мы столько с ней сможем сделать вместе…
Это говорил точно не мутант, но кто-то третий, скрытый тенями. Кто-то, на кого смотрел Остерман.
– Ты знаешь, где она?
– Милая Клара…
– Говори!
– Такая доверчивая, такая внушаемая. Я долго не понимал, как тебе удавалось скрывать от неё правду, но теперь понимаю. Её разум так легко поддаётся внушению.
– Что ты с ней сделал?! – закричал Остерман.
Его собеседник продолжал говорить спокойно, не обращая внимания на крики.
– Но ты прав в другом. Тебе стоило сразу убить меня. Потому что теперь я твой злейший враг и твой самый страшный кошмар.
По моей ноге проползло что-то. Я едва не дёрнулся, заметил лишь нечто небольшое и тёмное, шмыгнувшее в темноту. Крысы. Терпеть не могу этих тварей. В детстве на Святые дни мне как-то подарили целый пряничный замок. Ладно, не мне, а сёстрам, но они были так увлечены платьями и куклами, что я быстро собрал своих солдатиков и организовал осаду замка. Мои бравые солдатики в синих мундирах защищали свою крепость от подлых захватчиков в зелёном. И даю слово чести как генерал этого синего оловянного войска, они бы героически простояли и седмицу, и месяц, если бы не подлые крысы, сожравшие половину стены, после чего зелёные прорвались и убили всех жителей замка. Кукол сестры, к слову, как и моих солдатиков, крысы тоже обожрали, хотя те точно были не съедобные. Я тогда стоически держался, а вот сёстры рыдали в три ручья. В провинции даже девочкам из знатных семей не так уж легко достать новую куклу, особенно красивую. Отец заказывал подарки из столицы по большим праздникам, а в самом Новисаде кукольные магазины имеют весьма скудный выбор, поэтому потеря для нас, детей, была и вправду невосполнимая. Да и не так уж богаты наши родители, несмотря на все владения, чтобы за один раз взять и заменить коллекцию кукол.
Так вот. Крысы.
Как только появилась одна, в стороне мелькнула и вторая. Они не боялись голосов и даже монстра, пожиравшего Сестру, не сторонились, ловко прошмыгнув у него между ног. Мутант недовольно рыкнул, отгоняя их в стороны, но продолжил жрать, не придавая особого значения каким-то там крысам.
Остерман наклонился, вглядываясь в лицо своего собеседника.
– Что ты знать о Кларе? – повторил он.
– Сначала объясни, почему твари тебя слушаются. Раньше они тебя ненавидели и сразу нападали.
– Они не слушаться, – пожал плечами доктор. – Они бояться. Теперь я…
– Такой же, как мы, – довольно протянул голос. – О, да, теперь вижу. Эта чёрная мерзость и в тебе прижилась. Знаешь, в чём отличие тебя от меня? Догадываешься, почему я – лучшее твоё творение?
– Хм… хватит играть. Где Клара?
– Ты не знаешь, – хмыкнул голос. – Не знаешь и даже не понимаешь ещё, что натворил. Эх, доктор, а зовёте себя учёным.
– Где Клара?
– Хм… не знаю, на самом деле. Я потерял её след, когда попался Сумеречным Сёстрам.
– Тогда что меня остановить? Тебе есть, что сказать? Есть, что защитить тебя?
Он резко выхватил револьвер. Я дёрнулся, но испуганный выкрик остановил доктора раньше, чем я успел что-либо сделать:
– Стой! Стой, Остерман, сволочь, ты не убьёшь меня, если хочешь снова увидеть свою дочь живой.
И доктор замешкался. Монстр у его ног зашипел, оторвался от своей жертвы. Шерсть на загривке встала. Чудовище потянулось к человеку в темноте.
– Останови свою тварь!
Он сомневался. Недолго, но всё же сомневался. Наконец, пнул мутанта ногой, и тот послушно, точно псина, отступил.
– Что? Что ты сделал с Кларой?
Шелли вдруг впился ногтями мне в плечо. Я оглянулся. Он молча приложил палец к губам и указал себе под ноги. Крысы. Всё больше крыс ползло по тёмному коридору туда, где сидел заключённый Сестёр. Пусть я толком не мог их разглядеть, но ощущал их как огромный живой ковёр, что миновал нас, не беспокоя.
В Белграде, особенно в доках, много крыс. Они снуют между лавочек, бесстрашно бегают по улицам от одной забегаловки к другой и гоняют кошек. Что гоняют – грызут. Эти твари жрут птиц, щенков и любого, кто не окажет им сопротивление. Эти наглые сволочи могут и на человека напасть, если почуют опасность. И они никогда не ведут себя столь спокойно.
Остерман не сразу заметил их, слишком увлечённый допросом.
– Где Клара? Что ты знать о ней?
– Хм…
– Говори!
– Обернись.
И Остерман, наконец, заметил нас и крыс. И выстрелил – дважды, прямо в меня и Шелли. Пять раз – в крыс у своих ног.
Трудно судить, чем бы это всё закончилось при другом раскладе. Но из темноты коридора, оттуда, где мы прошли ранее сами, вдруг появилась Сестра Марина.
– Пригнись! – шепнула она.
И Шелли на удивление сообразил быстрее, потянул меня на пол..
Вспыхнул огонь. Он пролетел стрелой в монстра, и тварь, вся покрытая шерстью, тут же загорелась. Подземелье сотрясло от визга. Крысы единым комом метнулись на доктора. Остерман бросился в сторону, на нас, и сзади из темноты кто-то напрыгнул на него, повалил. Раздался выстрел.
Свеча потухла.
И всё погрузилось во тьму, только всполохи мечущейся дико визжащей тени, пытавшейся потушить на себе пламя, ещё некоторое время виднелись в черноте.
Мне стыдно описывать это всё. Для героя Южной кампании, каким принято меня представлять, для сыскаря Первого отделения, я просто опозорился. Но никогда ни в горах, ни тем более в столице я не сталкивался ни с чем подобным.
Никогда ещё я не боялся не самой смерти, а того, кто её несёт.
Если кратко, то, когда свеча снова загорелась, в подземельях уже не было ни Остермана, ни того, третьего, кого мы так и не успели разглядеть.
Пахло горелой плотью. Мёртвый мутант лежал у стены, и его тело облепили крысы. Шелли пытался разогнать их, пристрелив парочку, но озлобившиеся твари начали прыгать ему на ноги.
– Не трогайте их, – воскликнула Сестра, хватая Шелли за локоть. – Уйдём, скорее уйдём отсюда.
– Но… вскрытие! Образец! – возмущался Шелли. – Это же…
– Там на улице ещё несколько таких. Их вскроете. Идёмте.
И тут она, обходя мутанта, заметила растерзанное тело своей Сестры.
Свеча в её руках задрожала. Она упала на колени.
– Ох, Создатель, – повторяла она, осеняя себя священным знамением. – Создатель, прости.
Я заставил себя собраться, подхватил старуху под локти.
– Это не ваша вина.
– Это я поставила её следить за пленником.
– Кто был этим пленником?
Пламя свечи выхватило из темноты её глаза. Они были сухими, ни следа слёз. Только сосредоточенная глубокая скорбь и ледяная ярость.
– Вы поверите мне, если я скажу?
– Я видел столько безумных вещей сегодня ночью, что готов поверить во что угодно.
Но её перебил Шелли:
– Вампир.
– Что?
Ох, я достаточно уже наслушался сказок в Великолесье о ведьмах, оборотнях, вештицах и прочей нечистой силе. Но вампир это что-то из современных романов про невинных трепещущих дев и кровожадных чудовищ.
– Вампир? – переспросил я снова, не получив ответа.
– Упырь, – мрачно произнесла Сестра.