– Почему Сёстры твои враги?
– Они враги всего моего табора, – пояснила фарадалка. – Сёстры украли у нас кое-что очень важное.
– Что?
– Хм… расскажу позже. Сейчас нет времени, а история долгая. Так что? Идёшь? Я долго ждать не буду.
Но меня всё ещё грызли сомнения.
– Как тебя зовут хотя бы?
– Вита.
– Клара, – повторила я, хотя она уже и без того знала.
И я протянула руку, заключая немой договор о временном нашем сотрудничестве.
Так я и оказалась в фарадальском лагере.
Но об этом чуть подробнее.
Мы ещё долго плутали по лесу, хотя теперь думаю, что Вита, скорее всего, путала следы, сбивая Сестёр с пути.
А потом, когда я совсем выбилась из сил и отчаялась, когда слёзы мои заледенели на щеках, и те горели огнём, сквозь тьму еловых ветвей блеснул сначала огонёк костра. Я замешкалась, утопая в сугробе по колено. Снег попал в мой валенок, и чулок тут же промок.
Как бы посмеялся Давыдов, если бы теперь оказался рядом. Он бы, наверное, сказал, что мы попали в один из моих романов, потому что никогда в жизни я не видела ничего столь… диковинного? Сказочного?
– Идём, – дёрнула меня торопливо Вита.
Ночную пелену разрезали низкие мужские голоса, и я невольно отшатнулась, точно вместо человеческого смеха услышала волчий вой. Но нет, пусть назовут меня трусихой или дурочкой, а всё же лесных зверей я опасаюсь меньше людей.
Но Вита тянула меня всё дальше, из глубины леса к свету. Обычно человек ощущает себя безопаснее среди других людей, чем в лесу, но в этот раз мной овладел лютый ужас. Он схватил меня за горло, пригвоздил к дереву.
– Нет, – вырвалось у меня.
Незнакомка оглянулась. Я всё ещё не могла разглядеть её лица, но распознала удивление в голосе:
– Что случилось? Идём, там мои люди.
Ей и не требовалось этого говорить, потому что нечто новое и неизведанное, что поселилось во мне, уже почуяло тепло человеческих жизней. И оно – это чёрное скрежещущее когтями чудище – потянулось туда, к огню. И это напугало до оцепенения. Я должна была удержать его, не выпустить на волю.
– Они…
Щурясь, хотя в лесу и так было слишком темно, я присматривалась к огонькам на поляне, а было их куда больше, чем один.
Незнакомка проследила за моим взглядом.
– Ты тоже его видишь, да? – удовлетворённо произнесла она.
– Что?
– Золотой огонь.
Зная всё, что изучает мой отец, стоило уже давно сопоставить факты и догадаться, что происходит, но само осознание этого оказалось непростым процессом, и всё рациональное во мне этому воспротивилось, а я сама продолжала упорствовать и отрицать очевидное.
Но это я сейчас понимаю, сидя у костра и записывая всё. А тогда… тогда в лесу, окружённая со всех сторон деревьями, подгоняемая монахинями и незнакомкой с огнём в груди, я, если честно, совсем потеряла ощущение реальности происходящего.
Это мы со стороны всегда такие умные. «А вот я бы догадался», – рассуждаем мы, читая детектив и поражаясь, почему убийцу не вычислили сразу на второй странице.
«Ах, надо было ему сказать…» – сокрушаемся мы, когда спор уже давно закончен, а наш собеседник, одержав победу в дискуссии, уже и думать забыл о разговоре.
Но когда вся твоя обыденная жизнь переворачивается с ног на голову, тяжело это сразу принять и смириться. Вот и я сопротивлялась новой жизни изо всех сил, не понимая, что старая сгорела дотла, и некуда возвращаться. Только идти вперёд.
Это я после двух стопок самогона такая мудрая. Ох, что бы сказал папа, узнай, что я пью самогон с фарадалами! Впрочем, его тут нет. Он бросил меня и убежал с графом. Вот пусть со своим графом разбирается, а не со мной! Захочу – буду пить самогон. Захочу – присоединюсь к табору и пойду воровать лошадей и всякое такое.
Но это говорит моя пьяная отвага. Кураж. Тогда я встала на границе леса, опасаясь войти в лагерь.
– Что ж… – Вита покосилась куда-то мне за спину, точно всё ещё ожидая погони. Хотя Сестёр давно не было слышно и видно. – Пойдём сначала в лагерь. Там безопаснее говорить.
Невольно следуя её примеру, я тоже оглянулась.
– В лагере они нас разве не найдут? Тут горит огонь и голоса слышно…
– Это заклятия, – улыбнулась Вита. – Они не пропустят чужака и даже не позволят ему заметить издалека лагерь. Ты пришла со мной, поэтому тебя обереги признали за свою. Пошли.
И вдвоём, держась за руки, точно давние подружки (а у меня никогда не было подружки, только Николя, поэтому такой опыт ощущается совсем новым) мы направились к костру.
Там в круг, точно стены крепости, выстроились фарадальские кибитки, а в центре вокруг огня сидели люди. Пятеро мужчин. Женщин я сначала не заметила, отчего встревожилась, тут же представив грозящую беду, но, видимо, мужчины единственные не спали, потому что сторожили лагерь.
– Вита, – послышалось, когда мы приблизились.
Я успела заметить паутину золотых светящихся нитей, натянутых среди фургонов, и сначала посчитала, что это какое-то новое чудесное изобретение вроде тех гирлянд, что, по новостям из газет, появились в Новом Белграде. Какой-то продвинутый вид газового освещения или ещё нечто подобное. Но потом осознала, что это чары. Чары! Не знаю, не понимаю, что произошло со мной, но моё новое зрение просто поражает до глубины души! Такое ощущение, будто все сказки ожили разом, и я захлёбываюсь от этих чудес, что одновременно могут столь жестоко убивать и очаровательно поражать.
– Спокойно, – Вита вскинула руки, когда заметила, как один из мужчин поднял ружьё. – Это Клара. Она со мной.
Я застыла на месте, готовая сорваться на бег. Любую приличную девушку вроде меня с детства учат сторониться фарадалов. Впрочем, никто в здравом уме по своей воле к ним не полезет. Они все жуткие, страшные, черноволосые, темноглазые, бородатые, с уродливыми золотыми зубами или вовсе без зубов. Редко, но я видела их в Мирной, но обходила стороной. Однажды ко мне только пристала фарадалка на ярмарке, предлагала погадать, а потом вдруг как-то сощурилась, выругалась на своём и плюнула мне под ноги. Я тогда настолько оскорбилась и испугалась одновременно, что поспешила просто убежать подальше.
А теперь вот, пришла в их лагерь по собственной воле. И это после того, как меня сначала попыталась убить Вита, а после Барон.
Но так мы и познакомились.
Барон – высокий грозный на вид фарадал схватил ружьё, наводя на меня прицел. Я замерла от ужаса, не в силах даже вскрикнуть.
– Не стреляй, Барон, говорю же, – сердито рявкнула Вита, и мужчины её послушались.
Она схватила меня очень по-хозяйски за руку и потащила к костру, прямо сквозь паутину. Я сжалась, зажмурилась, ожидая, что золотые пылающие нити сожгут меня, но ощутила лишь лёгкое головокружение.
– Видите, даже заклятия её не тронули.
– Потому что ты им не позволила, – мрачно произнёс Барон.
– Садись к огню, Клара. – Вита буквально силком усадила меня на бревно. – Высуши ноги, а то простудишься.
Мужчины, выстроившись вокруг, мрачно смотрели на меня сверху вниз.
– Такое может простудиться? – спросил один из них. – Вита, ты сошла с ума, если притащила это к нам.
– Заткнись, Буша, – фыркнула Вита и сама опустилась рядом со мной, снимая валенки. – Её зовут Клара, а не «это». Ох, – протянула она с наслаждением, – какое счастье. Принесите нам лучше пожрать.
Мужчины неодобрительно переглянулись. Я же, ощущая на себе их взгляды, крутила головой по сторонам, не зная, с какой стороны ожидать опасности.
– И пива, – попросила Вита, когда Барон, наконец, поднял крышку котелка, стоявшего у огня.
– Сначала расскажи, где путэра и почему с тобой эта… Клара, – сказал он.
Вита прищурилась и строптиво фыркнула.
– Оставила на тебя табор на пару лучин, и ты уже командуешь? Ишь ты…
– Вита, дело нешуточное…
Удивительно, как эти жуткие на вид мужики её слушаются. А ведь она не только женщина, но ещё и младше их всех, и меньше. А они всё равно, пусть и неохотно, но подчиняются.
– А я и не шучу, – сказала Вита, нетерпеливо протягивая руки к миске с кашей. – Путэру я не видела. На полпути к монастырю заметила Сестёр на дороге. Они вот её искали, – она указала на меня, – и её товарища.
Стоило упомянуть Тео, как я задохнулась, сдерживая рвущиеся рыдания.
– Что с ней? – нахмурился Барон.
– Он погиб. Второй такой же, как она, – пояснила Вита.
– Тео, – проговорила я. – Его звали Тео.
– Так их ещё и двое, – сильнее прежнего помрачнел Барон.
Фарадалы обсуждали нечто крайне важное, что прямо влияло на мою судьбу, но не могла заставить себя сосредоточиться и слушать. В голове всё мельтешило, путалось, кричало. И меня накрывал то ужас, то страх, то горе. Я и сейчас пишу уже так долго, а не ложусь спать (Вита несколько раз просыпалась и ругала меня за это), потому что просто не получится заснуть, пока не изложу всё это на бумаге. А как, как это всё изложить, когда столько всего произошло?
– Их теперь много в округе, – услышала я голос того, кого назвали Бушей. – С тех пор, как они сбежали от графа.
– Большинство волки загрызли, – возразил другой.
– А кого-то мы спалили, – добавил третий. – Но они… не походили уже на людей.
– Они больше и не были людьми, – произнёс Барон, пристально глядя на меня.
Мы встретились глазами, и я не сдержала своего испуга, отшатнувшись, когда он протянул миску с кашей.
– Поешь, – сказал он, но я так и не осмелилась принять еду из его рук. – Как хочешь, – помедлив, Барон просто поставил миску на бревно рядом со мной, а сам сел напротив. – Итак, Вита, объясни, зачем ты её привела?
– Это случайно вышло, – призналась та, громко жуя.
Пусть я уже не так боюсь фарадалов как прежде и даже признаю за ними некоторую… душевную теплоту, с которой они приняли «это чудовище», как меня называют женщины в таборе, но всё же хорошими манерами они не отличаются.
А между тем лагерь, несмотря на глубокую ночь, просыпался и оживал. Из кибиток один за другим выходили люди. Они собирались вокруг огня, насторожённо наблюдая за мной, точно за диким опасным зверем, которого пустили в человеческое жилище.