анном состоянии и возрасте не совершала никаких сделок с нечистой силой. Как Настасья Васильевна получила свой дар? Кажется, она обвиняла во всём моего отца.
Дух Нави. Русалка однажды пыталась утопить меня, но, если бы я сама стала русалкой, Лесная Княжна наверняка бы это заметила.
Оборотень. Нет. Точно нет.
Непонятное чудовище, неизвестное науке. Мне не нравится термин «чудовище». Стоит заменить его на что-то более научное. Мутант, например. Это возможно в случае, если отец провёл втайне (в детстве) надо мной какой-то эксперимент. Но почему до сих пор я не замечала за собой никаких странностей? Ответ – прежде отец всегда оставался рядом. Всё началось после его исчезновения. Возможно ли, что он как-то контролировал моё состояние и сдерживал силу?
Мулло. Упырь. Вампир. Мертвец, который живёт благодаря тому, что пьёт кровь. Я помню только сны. И много крови. И в них были Нюрочка, Гриша и Соня, которые пропали после без вести. А ещё там был отец. Всего однажды, но там, в кошмаре, он заставил меня пить их кровь. Что, если это не был сон, и моё сознание просто отвергает правду, потому что правда слишком ужасна?
Так или иначе, к этому причастен мой отец. Он что-то сделал со мной.
Пусть фарадалы – воры и убийцы, но даже они опасаются меня, и я, кажется, всё отчётливее понимаю, что они правы. Во мне живёт чудовище. Но это чудовище не зверь и не враг. Оно не призрачное существо без крови и плоти, не чужак, не кто-то, кого можно прогнать. Судя по всему, оно и есть я.
И я не представляю, что с ним делать, и насколько оно опасно.
Мы отправляемся. Дневник оставлю тут.
Ох, Создатель!
Уже 7 лютня.
Пишу, когда уже наступил новый день, пусть солнце до сих пор не взошло, но не могу не поделиться событиями, которые просто смели всё и перевернули с ног на голову.
Но по порядку.
Мы выехали ночью из лагеря вчетвером: я, Вита, Барон, Буша и Златан.
Добрались в санях до какого-то места в лесу, оставили Бушу сторожить лошадей, а сами пешком через лес направились к монастырю.
Мне удивительно повезло, что теперь могу видеть в темноте, иначе навернулась бы и сломала себе шею ещё вчера.
Ох, итак. Мы подошли совсем близко к монастырской стене и ещё издалека, из-за деревьев заслышали крики и шум.
– Что такое? – насторожился Барон.
Вита схватила меня за руку, точно опасалась, что я сорвусь и сбегу прямо посреди леса. Только к кому мне бежать, если фарадалам я просто не доверяю, а Сумеречных Сестёр ещё и ужасно боюсь?
– Златан, – прошептала Вита, – что там происходит?
– Не представляю даже, – приседая, он поспешил вперёд и выглянул из-за деревьев. – Там дерутся, – бросил он через плечо.
Мы все бросились на опушку.
– Не высовывайтесь, – предупредила нас Вита.
Но явно никто в монастыре не заметил бы нас, даже если бы мы постучались в главные ворота.
За высокими каменными стенами вспыхивал огонь и без грома сверкали молнии.
– Чародеи, – произнесла Вита. – На Сестёр напали.
И в этот миг прозвучало несколько выстрелов.
– Но кто это сделал? – Я оглянулась на остальных, но про меня мгновенно забыли.
– Барон, Златан, – Вита переглянулась с мужчинами, – за мной. Пока там поднялась суматоха, нужно вернуть путэру. Она в подвалах под главным храмом.
– А Тео? – напомнила я, но они уже сорвались с места.
Грохотали выстрели и крики. Всполохи озаряли монастырский двор, вырывая неприступные, казалось бы, стены из мрака.
– Вы обещали спасти Тео! – в отчаянии вырвалось у меня.
Вита нетерпеливо взмахнула руками.
– Если выйдет. Не до него.
– Ты обещала!
– Я?! – возмутилась фарадалка. – Я ничего не обещала тебе, Клара Остерман. – И она оглянулась на своих спутников: – Скорее.
Они бросились вниз по склону через высушенный ров, отделявший монастырь от леса, к распахнутым воротам, из-за которых сверкали вспышки огня. И в коротких всполохах света я наконец заметила этих тварей. Монстров моего отца. Ох, я узнаю эти силуэты где угодно. Я видела их не раз, когда они сбегали из лаборатории и нападали на работников оранжереи. Они непохожи на людей своими повадками, но всё же это люди, пусть и извращённые жуткими обращениями, которым их подверг доктор Остерман.
И раз они здесь, значит…
– Стойте! – закричала я и бросилась следом за фарадалами. – Я с вами.
Но меня уже не услышали. Все трое нырнули за ворота и исчезли.
Пока я мешкала, фарадалы успели убежать вперёд, а я ещё долго пробиралась по сугробам через снег.
И только чудом я успела заметить, как спустя пару мгновений после этого створки раскрываются, и из монастыря вырывается всадник на лошади.
А за ним – человек. Нет. Не человек. Но и не монстр, подобный тем, что лазили по стенам.
Чудовище. Тео.
Я узнала его черноту, как часть самой себя, прежде, чем он успел буквально взлететь в прыжке над землёй и сбить всадника на землю.
– Тео! – завопила я.
– Клара! – раздалось в ответ мне. Но голос был… не его, а моего отца!
Спотыкаясь, едва не скатившись обратно в ров, я выбралась на дорогу. Лошадь, фырча, поднялась. А двое мужчин, путаясь в одежде, покатились по земле.
Раздался выстрел, и сердце моё едва не остановилось.
– Хватит!
Не знаю, что на меня нашло, но я кинулась к ним, схватила, не глядя, потянула.
И в руки мне с треском лопающейся кожи угодила сумка.
В тот же миг они замерли. Тяжело дыша, уставились на меня, и я, наконец, смогла разглядеть их лица. Ох, я не ошиблась. Никакой ошибки и быть не могло. Белоснежную бороду отца можно и в кромешной тьме разглядеть, а бледное красивое лицо Тео я легко угадала благодаря своего новому зрению. А лицо его и вправду было совсем чистым, здоровым, без следов ожогов.
Ошарашенные, мы смотрели друг на друга.
– Клара, – первым заговорил отец, и я ожидала услышать что угодно, но не это: – Отдай мне путэру.
А я стояла с этой сумкой, прижатой к груди, толком и не понимая, что она у меня в руках. Словно толчками, с каждой новой вспышкой света, что разливалась за моей спиной из-за монастырских стен, в сознании прояснялось, и я отстранённо, с недоверчивым удивлением осознала, что он говорил:
– Клара, – вкрадчиво повторил папа, – верни мне путэру.
Растерянная, я перевела взгляд на оскалившегося Тео и отшатнулась, встретившись с невиданной прежде с его стороны яростью.
– Не вздумай отдавать ему путэру, Клара, – проговорил он.
– Что? О чём ты? О чём вы оба говорите? Что вообще происходит?
Мне казалось, они оба мололи какую-то чепуху, ведь я знала, что фарадалы ушли искать путэру. Как она могла оказаться в моих руках?
И вообще, я искала отца, я считала, что он вовсе сбежал куда-то далеко, а он… здесь. Совсем рядом. Буквально в нескольких верстах от дома ищет путэру в монастыре. Не меня, а какую-то путэру!
– Клара, мне очень нужна эта вещь. – Отец протянул руку, но я с какой-то звериной жадностью только крепче прижала сумку к себе. – Пожалуйста, доченька.
– Папа, – вырвалось у меня, – что ты здесь делаешь?
– Он пытался украсть путэру из монастыря, – проговорил Тео. – Клара, это большая ценность. Нельзя, чтобы он её получил.
Я не понимала, что происходило. Не понимала, почему Тео напал на моего отца, почему у него не осталось ожогов после того страшного огня, почему они оба так отчаянно желали получить вещь, принадлежавшую вообще-то фарадалам.
– Что происходит? – пролепетала я. – Папа, как ты здесь оказался?
– Я всё объясню, мышонок, – пообещал он. – Но позже. Я должен бежать.
– А я? – проговорила я похолодевшими губами. – А как же я?
– Я так счастлив, что ты цела…
– Благодаря мне, старик, – прорычал Тео. – Только благодаря мне. Ты бросил её…
– У меня не было выбора. Ложа…
Мы все трое говорили на лойтурском, и потому грубый выкрик на ратиславском точно вырвал нас из ступора.
– У них путэра! Не дайте им уйти, – раздался голос Виты. – Клара, верни мне путэру.
И, что удивительно, я и не подумала спорить с ней. Ведь правильная честная часть меня знала без сомнений, что это фарадальская святыня и принадлежит им по праву.
А дальше… дальше тяжело было разобрать, что происходило. Отец вскинул револьвер, казалось бы, прямо на меня, выстрелил. Я закричала, зажмурилась, сжалась в комок, предчувствуя боль, но нет. Сзади закричали – теперь я знаю, что он попал в Барона.
А тогда… Тео рычал, как зверь. Вита сплела заклятие.
А отец вдруг схватил меня, вырвал из всей этой толчеи и потянул за собой. Я ступала послушно, как кукла, глядя выпученными от страха глазами на удалявшиеся силуэты фарадалов и Тео.
– Клара! – прорычал он. – Не слушай его! Вернись, Клара!
– Держись рядом, Клара, – прохрипел на ухо отец. – Я обо всём позабочусь…
И в каком-то отупевшем оцепенении я вскинула руку, то ли моля о помощи, то ли прощаясь. На краю сознания щёлкнуло что-то, переключилось, точно в керосиновой лампе загорелся свет.
И когда из сгустка чёрных теней, что кружили вокруг, вынырнула золотая нить, я, вспомнив усвоенный урок, точно играя на струнах, потянула, желая услышать мелодию. Но вместо этого изнутри меня вырвалось то, что спало. Чёрное ледяное море в груди пробило плотину, и дорогу вокруг залило тьмой.
Я слышала крики, но ничего не видела. Ощущала боль и упивалась ей, но даже не осознавала, что происходило.
А потом вдруг мне в лицо ударил снег, и я покатилась вниз всё дальше, дальше, и белое смешалось с чёрным.
– Клара, скорее, – меня подхватили, потащили, но я снова упала. – Ну же, Клара.
Рядом с ним пели звёзды, и я, узнавая зов, откликнулась на их холодный свет, потянулась навстречу.
Мы с Тео оказались во рву. Скатившись по склону, мы упали в сугроб, пока сверху на дороге продолжалась драка. Тео обхватил ладонями моё лицо, заглядывая в глаза.
– Клара, – повторял он, – нужно бежать.