– Ладно, но какое отношение это всё имеет к тому, что вы хотите показать нам в столице?
– Подождать и увидеть, – коварно улыбнулся Шелли. – Подождать и увидеть сами, детектив, – он оглянулся на Марину и добавил: – и Сестра.
Когда сейчас ходил в соседний вагон в уборную (в нашей засор. Просто невыносимая вонь поднялась), мне показалось, что я видел Клару Остерман.
Клянусь, её дурацкие локоны, но одежда чужая. Пытался найти её в купе, но после жалоб на домогательство от какой-то истерички, проводник в этом вагоне пригрозил мне, что высадит.
Попозже, когда все заснут, вернусь и осмотрю ещё раз.
Двери большинства купе были закрыты, и в вагоне стоял такой шум, и ещё это несмолкаемое чух-чух и стук колёс. Даже если она там, до утра не найти.
На перроне ей от меня не уйти.
10 лютня
Утром первым протолкался на перрон, бегал как оголтелый туда-сюда, но Клару так и не нашёл. Она точно сквозь землю провались.
Нарвался на смотрителя станции, когда принял одну девицу за Клару, всего-то схватил за локоть, а её мамаша тут же подняла визг. Слава Создателю, Афанасьев заболтал смотрителю зубы. Не удивлюсь, если пигалица проскользнула мимо, пока меня отвлекали.
Ещё и Шелли докопался.
– Вы кого смотреть? – до трясучки противным голосом спросил он, поправляя свои очочки.
– Клару Остерман.
– Она здесь? – удивился он. – На этот поезд?
– Мне показалось, я её видел.
Пока доктор стоял и прохлаждался, я всё крутился по сторонам, пытаясь разглядеть в толпе знакомое лицо.
– В монастыре вам тоже показалась Клара Остерман.
– Ага.
– Вы везде видеть Клара Остерман? – усмехнулся он. – Это какая-то мания? Болезнь?
– И как же называется такая болезнь, доктор?
– Любовь.
Клянусь, он сказал это только чтобы посмотреть на моё перекошенное лицо.
Честное слово, если бы не вовремя подоспевший Афанасьев, я бы сломал очки Шелли.
Мы расстались на вокзале. Афанасьев забрал всех к себе домой, я ушел в отделение. Договорились встретиться вечером в доме профессора.
Скорее Новый Белград уйдёт под землю, чем в Первом отделении перестанут воровать. Забежал на работу, отчитался перед начальством, попросил отгул, подписал кучу бумаг, настрочил стопку объяснительных, а в итоге что? Правильно! Жалование так и не получил. Деньги, понимаете ли, будут на следующей неделе. Надеюсь, Волков со своим Салтыковом подавятся. Сами-то сволочи уже распухли. Что-то непохоже, чтобы им задерживали выплаты, как всем остальным служащим.
Оказывается!!! ещё позавчера в отделение пришло сообщение, что К. Остерман видели на железнодорожной станции в Златоборске. Послали ли сегодня отряд для задержания Остерман? Хрена лысого.
Слов нет. Едва сдержался. Сами бы пошли после такого к семье Усладина и объясняли, почему его потенциальная убийца расхаживает по городу, а Первое отделение сидит в кабинетах.
Попросил хотя бы выплатить его семье помощь для проведения похорон. Волков попросил меня сообщить его жене о случившемся. Не представляю, как смотреть бедняжке в глаза.
Хотел сбежать со службы пораньше и хотя бы привести себя в порядок (вид у меня такой же свежий, как у привезённых с утра в морг утопленников. Видел, как их грузили, пока курил на заднем дворе), но Волков и тут придрался, потащил на совещание. Пришлось ещё раз пересказывать уже всему отделу всё, что произошло в Курганово. О мистике умолчал. В прошлом году Лиходеев из Розыска тоже утверждал, что людей в районе Болотного тащат под воду утопцы и обращают в русалок, так его до сих пор принудительно лечат в Ниенсканской.
Мы просидели половину дня в кабинете, пока я объяснял, что газеты не врут и в Великолесье десятками гибнут люди. Десятками! А эти трутни из Первого отделения даже не прислали никого сегодня на станцию за Кларой.
Попросил хотя бы развесить листовки о розыске Ферзена и Остермана-старшего, но и в этом отказали. Волков объяснил, что нельзя без весомых доказательств обвинять таких уважаемых людей. Нехорошо выйдет, «если что».
Десятки погибших! Люди дохнут, как мухи, а Волков переживает за репутационные потери. Твари бессовестные.
Домой меня так и не отпустили. Отправил Афанасьеву посыльного с запиской, чтобы раньше позднего вечера не ждал.
В отделение ещё несколько дней назад пришло сообщение со Златоборской станции, что там видели Клару Остерман. Значит, я всё же не ошибся? Это была она?
Остался всё же не зря.
Пусть весь день и занимался бумагомаранием, зато после обеда наконец-то, пусть и случайно, получил зацепку. Меня посадили в один кабинет к Котову и Дериглазову, наш с Усладиным кабинет теперь под описью. Все документы на проверку. Судя по всему, мне дела не передадут. Как бы и Остермана не забрали.
Места у Котова с Дериглазовым мало, к тому же там жуткий бардак, даже на полу всё завалено. Так что я весь день, скрючившись, как запятая, сидел у подоконника и строчил.
А к вечеру, когда я уже считал минуты, чтобы бежать домой, Котов вернулся с перекура, размахивая листком бумаги.
– Поздравляю, Дериглазов, дело графа Кельха раскрыто! – Он плюхнул этот листок на стол перед коллегой. – Вришей в папку.
Дериглазов настолько медлительный, точно в любой момент может умереть. Вот и записку он подносил к глазам со скоростью улитки.
– Кельх? – протянул он. Создатель, не удивительно, что Котов пьёт. Я бы не просыхал, если бы сидел целыми днями в одной комнате с Дериглазовым. – Он же мёртв.
– Уже нет. Статус пропавшего без вести отменён. Нашёлся наш Кельх.
Мне было настолько уже скучно писать, что я обрадовался поводу отвлечься.
– Что, висяк вдруг ожил? – поинтересовался я, если честно, не особо собираясь вникать в суть дела. Просто ради поддержания разговора.
– Ожил и побежал, – хлопнул в ладоши Котов, хлюпая носом. – Мы его год искали, уже мёртвым объявили, а он взял и нашёлся.
– Где?
– У себя в особняке на Чайном острове.
Я не выдержал и захохотал.
– А вы раньше его там не искали?
– Обижаешь, Демид Иванович, – иронично улыбнулся Котов. – Особняк уже весь кверху дном перерыли. Ни-че-го. Собственно, может, этот граф и ещё раньше пропал. Он одинокий человек. Совсем. Его соседи сообщили, что якобы давно не видно никого, а потом какой-то бродяга разбил окно, забрался внутрь, обчистил несколько комнат. Собственно, так и выяснили, что хозяина давно не видно, слуги все распущены. Ну мы походили, поспрашивали знакомых… выяснилось, они все его давно не видели. Это ещё в прошлом году было.
– И что, никто из друзей и знакомых не забил тревогу, когда этот Кельх пропал? – не поверил я. – Раз он живёт на Чайном острове, значит, особняк там ого-го. Люди его круга не вылезают с балов и званых ужинов. Неужели никого не насторожило, что один из них просто испарился?
– Дело в том, что в основном, кхм, друзья Кельха – юные девицы. А юные девицы, когда их ухажёр пропадает, ощущают себя оскорблёнными и брошенными. Им уязвлённая гордость не позволяла не то что заявление в розыск написать, но даже к Кельху в особняк заглянуть и спросить, не помер ли он часом.
– Женщины. Вот так помрёшь, а они даже труп твой не найдут, потому что обиделись и не хотят тебя видеть.
– Женщины, – грустно вздохнул Дериглазов. Не знаю, что он вздыхает. Ни разу его с девушкой не видел. Может, поэтому и вздыхает.
– В общем, сегодня Кельх объявился. Его соседи сообщили, что с утра в особняке шум и гам. Они подумали, снова грабят, подняли тревогу. Наши ребята приехали, и выяснилось, что это Кельх вернулся домой.
– Это где же он был? – спросил я.
– Да леший его знает, – отмахнулся Котов, усаживаясь за свой стол.
И разговор бы сошёл на нет. Скорее всего, я бы успел уйти домой, потому уже начал собираться, но Дериглазов после долгих поисков нужной папки по делу Кельха, потом ещё некоторое время молча сидел и листал документы, пока наконец-то удивлённо, но крайне медлительно, точно засыпая, произнёс:
– Деми-ид Ива-а-анович, – позвал он, – а это вы дело Ферзена взяли?
– Я.
Дериглазов держал перед собой принесённую Котовым записку и переводил взгляд с неё на папку, лежавшую на столе, и обратно.
– Так что? – не выдержал я.
– А он тут.
– Где?
– В деле, – он, точно не доверяя собственным глазам, поднял папку другой рукой. – Кельх уезжал к нему в гости.
Меня точно ужалили. Подскочив к столу Дериглазова, выхватил папку, пролистал.
Искать Кельха начали спустя месяц после его отъезда из столицы. Своему юристу он всё же сообщил, что едет по делам в Курганово. Но в Великолесье Кельх якобы так и не попал. Граф Ферзен в ответном письме Первому отделению заявил, что с господином В. Н. Кельхом незнаком, в гости его не звал и никогда не встречал.
И всё. На этом дело закрыли, а Кельха объявили пропавшим без вести. Ни проверок, ничего. Ферзен сказал, что ничего не было, значит, ничего не было.
Я застыл посреди кабинета с папкой по делу Кельха, перечитывая письмо графа несколько раз.
– И вы просто поверили Ферзену на слово? – спросил я, отказываясь признавать, что моим коллегам настолько плевать на собственную работу.
– Ну это уважаемый человек, – пожал плечами Котов. – Хороший знакомый нашего Волкова.
В общем, мы повздорили. Пришлось опять объяснительную записку писать. И Котов, конечно же, даже выговор не получил, зато меня опять отчихвостили.
Я не выдержал, схватил объявление о розыске и пошёл к Волкову в кабинет. Он уже собирался уходить и мне не обрадовался.
– Дмитрий Фёдорович, – говорю, размахивая объявлением прямо перед его лицом, – разрешите вызвать на допрос этого товарища.
Волков уже убирал вещи в портфель, поэтому на объявление взглянул мельком, без излишнего внимания.
– Это ещё зачем?
– Пропавший без вести в Курганово нашёлся. Хочу узнать, что ему известно о графе Ферзене.
– Раз нашёлся, значит, граф ни при чём.