– Вот бы покататься на таком, – вырвалось у меня. – Тео, мы же сможем покататься?
– Это транспорт для бедняков, – выгнул он правую бровь. – Там тесно и грязно.
– Но так интересно. Больше, чем на омнибусе, я бы хотела покататься только на констанце. Даже не верится, что люди научились летать. Не представляю, как они заставляют этот огромный корабль отрываться от земли. Он же такой тяжёлый. Вы же слышали о констанцах?
– Больше вам скажу, моя дорогая Клара, – к нему вернулся игривый тон, который, как я опасалась, навсегда между нами утерян, и я так обрадовалась этому, что моментально подхватила, – я даже видел один своими собственными глазами. Но, увы, ни разу не летал.
– Мой дорогой барон, – повторяя его улыбку и жесты, я придвинулась чуть ближе, – может, однажды, нам вдвоём посчастливится полетать на нём?
– Будем надеяться, моя дорогая баронесса. Кстати, – он откинулся на спинку и разом переменился в лице, – я не хотел бы афишировать своё возвращение в Белград. Для всех нас будет безопаснее, если я назовусь другим именем.
– Каким же?
На губах Тео играла лукавая улыбка.
– Граф Владислав Николаевич Кельх. Именно так звали моего дорогого друга, которого замучил ваш отец в своих пыточных.
– Но я не понимаю…
Сани в этот момент переехали очередной мост, украшенный русалками с посеребрёнными хвостами, которые держали в руках мечи. Читала, русалок этих привезли из Твердова в качестве военного трофея. Когда-то они стояли на въезде в королевский замок и означали неприступность рдзенской столицы. Столицу, правда, рдзенцы отстояли, но толку от государства, в котором всего один крупный город? Остальные земли по итогам договора вошли в состав Ратиславской империи.
Отвлекшись на высокие здания (никогда прежде не видела домов в четыре и больше этажей), я ненадолго отвлеклась от нашего разговора, и Тео поспешил рассказать мне об этом районе.
– А это Чайный остров. Ярополк Белгородский именно здесь любил пить чай и тут же велел построить свой первый охотничий домик, пока шла стройка дворца. После пожаловал землю в округе своему ближайшему окружению, поэтому с тех пор на Чайном острове стоят особняки самых богатых людей столицы. И, соответственно, империи.
– А где ваш дом?
– Здесь, – лицо Тео выражало чистое торжество.
– Так вы богач?! – поразилась я. – То есть, конечно, вы барон, но иностранец и приезжий. Когда вы…
– Я граф Владислав Николаевич Кельх, – напомнил Тео.
– Я не понимаю.
– Понимаете ли, Клара, в Новом Белграде мало кому известна моя внешность, поэтому если я назовусь именем своего пропавшего друга и сделаю из своего возвращения в столицу шумиху, это точно привлечёт внимание нужных людей.
– Каких же именно людей?
– Тех, что опасаются возвращения Владислава Кельха. Вашего отца, графа Ферзена и всех, кто с ним связан. Тогда они сами найдут нас.
– И как вы собираетесь вызвать шумиху? – нахмурилась я.
В понимании людей в Великолесье шумиха – это когда по деревне бегает толпа чудовищ, вырвавшихся из лаборатории моего отца. И даже на это местные стараются закрывать глаза и делать вид, что ничего не случилось.
– Так, как это принято в знатном обществе: дам бал в честь своего возвращения.
– Но как сможете выдать себя за Кельха, если он настолько богат и, соответственно, влиятелен, что живёт на Чайном острове?
– О, это не так уж сложно. Я приглашу всех самых влиятельных людей столицы на бал-маскарад, где каждый гость будет, – он прикрыл нижнюю часть лица воротом своего чёрного плаща так, что осталось видно только глаза, – носить маску. Легче всего спрятаться в толпе, особенно в толпе людей, где никто не желает быть узнанным.
Мне многое остаётся непонятным, но это, наверное, от количества событий и новостей, которые обрушились на меня.
А стоило принять идею о бале-маскараде, как мы, наконец, добрались до особняка Кельха. И насколько же это прекрасный дом! Пусть я выросла в самой богатой усадьбе Ратиславии, но Курганово графа Ферзена ни в какое сравнение не идёт со столичными убранствами.
Лепнина, каменные статуи, ореховые панели, витражи, перекрытые стеклянные галереи и виноградная лоза на каменной стене особняка, построенного под средневековый лойтурский замок. Как жаль, что хозяин дома уже, скорее всего, мёртв, и я не могу выразить ему свой восторг.
Я опасалась, что слуги Кельха не впустят нас или будут задавать вопросы, но всё опять пошло не так, как мною ожидалось. Кучер, который встретил нас в Приюте Гутрун, достал ключ и передал Тео.
Тот открыл тяжёлую дубовую дверь с изображениями рычащих львов сам, пропуская меня в совершенно, казалось бы, покинутый пустой дом.
– Здесь что же, никто не живёт?
– Только граф Владислав Николаевич Кельх, – лукаво произнёс Тео, пока кучер заносил мой саквояж в просторный холл с длинной висячей люстрой с десятком подсвечников.
Особняк и вправду оказался совершенно безлюдным. За ним, пока хозяин отсутствовал, никто не следил и не ухаживал. В огромных холлах и залах скопилась пыль, и шаги мои, пока я медленно ступала из одной комнаты в другую, громко разносились по этому прекрасному дворцу. И в переливах света из окон, в клубах поднявшейся пыли и силуэтах, накрытых белыми простынями столами, стульями и креслами, мне виделись призраки бывших хозяев.
Они мне виделись, но не явились. Потому что, если честно, создаётся ощущение, что в доме никто очень давно не жил.
Усадьба графа Ферзена построена всего пару десятилетий назад, но он уже заполнил её семейными реликвиями своих лойтурских предков, завесил портретами родителей и прадедов, даже его собственное изображение имеется. Настасью Васильевну пару лет назад тоже нарисовал один крепостной мастер. Граф разрешил повесить картину в спальню своей любовницы.
Но здесь – ничего. Пейзажи литторской природы, старинные лойтурские гобелены с диковинными волшебными существами, бюсты известных мыслителей и крохотные фрески с эпизодами мировой истории, статуя Святой Лаодики, что усмиряет чудовище, спасая от него любимое дитя. Всё это очень тонкая, красивая и дорогая работа, но у меня создаётся ощущение, будто я брожу по музею, где никто никогда не жил. Как печально, что после смерти Кельха его дом будто потерял душу.
Это прекрасный в своём мрачном очаровании особняк. Даже теперь – неубранный и запустелый, он поражает и завораживает. Все эти каменные духи, подсматривающие за тобой с потолка, и огромные, в человеческий рост камины в каждом зале, и зеркала в тяжёлых рамах, и зеркала совсем маленькие, спрятанные в разных углах так, что они ловят солнечных зайчиков и случайные отражения, создавая иллюзию чужого присутствия. Но… у дома будто нет прошлого.
И я начинаю придумывать всякие глупости. Не хочу такое думать, знаю, что это неправильно, и я опять зря себя мучаю, но не могу иначе.
Надо найти хотя бы один портрет графа Владислава Николаевича Кельха, потому что… ох, какая же я дурочка. Но надо всё же его найти, чтобы убедиться, чтобы саму себя успокоить.
Год ещё только наступил, а столицу накрыла череда пугающих событий.
Не успели затихнуть слухи о крушении констанца, как жители Белграда начали замечать на крышах странное рогатое существо. Оно появляется по ночам, ловко перепрыгивает со здания на здание, цепляясь за выступы и трубы, и, судя по свидетельствам очевидцев, обладает длинной шерстью, копытами и красными горящими глазами.
Кто это? Дух Старого Белграда? Призрак? Или дикий зверь, сбежавший из уехавшего в прошлом месяце передвижного цирка?
Пока что жалоб о нападении со стороны существа не поступало, но долго ли это продержится?
Первое и Десятое отделения отказались заводить дело. В ответ на наш запрос Десятое отделение вовсе промолчало, а начальник Первого Д. Ф. Волков ответил, что в Святые дни жители столицы слишком увлекаются горячительными напитками и каждый год к ним в разгар зимних праздников поступает целая волна заявлений о встрече с нечистой силой.
Впрочем, Первое отделение так же списало на алкоголь и массовые галлюцинации и взрыв в прошлом месяце.
Источник звука до сих пор не найден, хотя некоторые утверждают, будто видели в небе горящий констанц.
Однако военный министр князь Сумароков утверждает, что это никак невозможно. Прибытие первого констанца ожидается только на этой седмице.
Но что тогда горело в небе над Белградом?
Не может ли быть, что князь, который продвигает идею массовой закупки констанцей для военного флота, просто скрывает правду? Летающие аппараты уже показали себя опасными. Точно неизвестно, сколько сгорело или упало во время экспериментальных полётов, но с момента введения в эксплуатацию первых констанцей в Лойтурском королевстве в прошлом году, уже два потерпели крушение.
Так почему бы князю Сумарокову не молчать о появлении чудовищ точно так же, как он молчит о сгоревшем констанце?
Газету показал мне Афанасьев, стоило зайти к нему в дом. Профессор живёт в уютной большой квартире на Малой Софийской.
Но не в газете дело. Точнее, далеко не только в ней.
Встретил меня профессор. Было уже поздно, когда я наконец-то добрался до него.
– Демид Иванович, ваше пальто, – он суетился вокруг, ухаживая за гостем, но почему-то не спешил пропускать в следующие комнаты. – Сначала прочтите вот это, – попросил он, протягивая газету.
В коридоре было темно, и Афанасьев подкрутил рожок газовой лампы, чтобы я смог прочитать статью. Я покосился на название и выгнул бровь, одновременно подмечая доносившиеся из-за приоткрытой двери в соседнюю комнату голоса. Один принадлежал доктору Шелли, второй – Сумеречной Сестре, а вот третий оказался совсем незнаком.
– «Туманы Белграда» – самая сомнительная из всех столичных газетёнок, – подметил я. – Большей ерунды я в жизни не читал.