Мы сбежали с моста в Огненный переулок, и, скрывшись за углом, я силой стянул с Остерман сумку. Она, что странно, не сопротивлялась, хотя теперь понимаю, что могла перегрызть мне горло, как сделала с князем. Это всё её невинный облик. Он мешает принимать юную девицу за настоящую угрозу.
Я кинул сумку Шелли, а Остерман потянул в другую сторону.
– У Афанасьева, – успел сказать мне доктор.
Честно, думал, его поймают сразу же, но, точно из ниоткуда, прямо с крыши дома сорвалась тень. Я успел толкнуть Клару за угол, когда раздались выстрелы, и кирпичная крошка полетела в стороны, когда пули ударили прямо в то место, где только что стояли мы.
– Наверху! – закричали со стороны улицы.
– Создатель! – ахнула Клара, и я проследил за её взглядом.
Прямо по крыше с другой стороны канала бежали двое, и один был с рогами. Если у Дзива есть крылья, я уже не удивлюсь, потому что не нахожу другого объяснения, как они с Шелли забрались так высоко.
Тем не менее, погоня отвлеклась на них, а мы смогли добраться до ближайшего извозчика. Там, укрывшись в экипаже, мы наконец выдохнули.
– Сядьте от меня подальше, господица Клара, – попросил я, когда мы отдышались. – А то…
– Я понимаю, – робко и смущённо даже кивнула она и пересела.
Экипаж тронулся, и мы поехали к дому Афанасьева. Клара долго возилась с завязками маски, но пальцы её не слушались.
– Давайте помогу, – не выдержал я спустя время, когда мы уже проехали два квартала, а она всё дёргала несчастные завязки и уже выдрала несколько волос.
Я стянул чёрную ткань с собственного лица и помог ей.
– Что вы смеётесь? – почти возмущённо спросила Остерман, а я до замечания и сам и не заметил, что улыбался.
– Наверное, вы ужасно рады.
– Рада?! – воскликнула она сердито. – Моего друга арестовали. Меня едва не застрелили. Я убила военного министра! Вы правда считаете, что я способна радоваться этому?!
– Тс-с, – цыкнул я, выглядывая за шторку нашего экипажа.
Белград погрузился в беспокойный сон, полный далёких криков и сигналов тревоги. К этому времени по всей столице согласно протоколу должны были объявить операцию по перехвату преступников, в число которых теперь входил я, хотя и сам до конца не понимал, во что оказался втянут.
Прикрыв обратно шторку, я стянул с лица чёрный лоскут ткани и бросил на сиденье рядом с маской Остерман.
– Я имел в виду наш маскарад. Мы, одетые как настоящие разбойники, убегаем по ночному городу от погони. Наверное, вы читали о подобном в ваших романах?
– Ох. – Она только покачала головой. – Это…
Некоторое время мы молчали, прислушиваясь к беспокойным голосам, доносившимся с другой стороны канала. Наконец, наш экипаж завернул на соседнюю улицу, и стало чуть тише.
– Простите, – добавила Остерман. – И спасибо.
– За что?
– Вы спасли мне жизнь, хотя собственными глазами смогли увидеть, какое я… чудовище.
Неловко было бы в такой момент признаться, что, вообще-то, я собирался её арестовать, но Шелли разрушил мой план. Неловко признаваться, что я нарушил закон и предал своих коллег ради сомнительной цели, которую и сам с трудом понимаю.
Нет, Афанасьев и Шелли правы, но… разве это вообще моё дело? Я должен исполнять свой долг, делать работу, ловить преступников, и вот этот преступник, прямо в моих руках, так что я натворил?..
В общем, мы добрались до квартиры профессора. Все уже были в сборе. После короткого знакомства (как же громко смеялся Дзив, когда Остерман перепугалась его рогов) мы расселись на кухне, поближе к горячему чаю.
– Хватит так смотреть на господина Дзива, господица Остерман, – попросил Шелли. – Это неприлично.
– Но он…
– Чудовище, как и вы, – улыбнулся Шелли, играя бровями. – Но собрались мы здесь не для этого. Раз вы уже познакомились с господином Дзивом…
– А я… – она смущённо покраснела (к счастью, уже успев смыть кровь с лица, а то выглядело бы это совсем ужасно), – читала о вас в газете. О том, как вы по крышам лазаете.
– Я тоже читал эту газету, – усмехнулся Дзив. – Очень впечатляющий там… рисунок.
– Да! – радостно воскликнула Клара. – А я почему-то так сразу и подумала, что это даниец, ведь я так много читала о данийцах, но никогда не встречала в жизни, поэтому…
– Кхм, – кашлянул нетерпеливо Шелли. – Давайте поговорим о по-настоящему важных делах.
И он достал ларец с путэрой, раскрыл его, и кухню залил яркий свет. Из ларца полетели искры. Мы вскрикнули.
– Осторожно!
Доктор громко хлопнул крышкой. Глаза его за стёклами очков некоторое время смотрели в никуда, то ли ослепнув от света, то ли отражая глубокую задумчивость.
– Пуля повредила путэру, – в ужасе проговорила Остерман. – Она… она не должна так делать.
Шелли кромко хмыкнул.
– Давыдов, а вы же…
– Да.
В особняке на балу, когда раздался выстрел, кто-то погасил весь свет и открыл ларец с путэрой. Это его свет тогда вспыхнул. Мы слышали тот же шум на балу.
И если Остерман была в тот миг ранена…
– Кто ещё мог взять путэру? – спросил её Афанасьев. – И успеть вернуть её на место?
Клара сидела за кухонным столом профессора, держа обеими ладонями чашку с горячим чаем и дуя на поверхность, опасаясь обжечься. Для девушки, которая только недавно убила военного министра Ратиславии, это было немного противоречиво, и от того ещё более странно, насколько естественно смотрелось.
– Только Тео. Он держал её в своей комнате. Никто больше не мог… но подождите, он же был рядом со мной. Он защитил меня…
Она запнулась и нахмурилась, ближе придвигая к себе чашку.
– Что вы помните, Клара? – Афанасьев присел ближе к ней.
Кухня в квартире профессора маленькая, но уютная, поэтому мы всей компанией буквально стояли друг у друга на головах. Одна только Сестра Марина держалась в стороне, у самого порога, явно не желая приближаться к «дитя ночи».
– Я… на самом деле, я помню только боль и вспышку света, – призналась Клара. – В такие моменты я практически перестаю себя контролировать. У меня случаются провалы в памяти. Тео единственный может мне помочь в таких ситуациях. Я не хочу этого делать, правда. Мне казалось, я научилась себя сдерживать, но, получается, без контроля отца я опасна для людей…
– Хм, – громко хмыкнул Шелли. – Значит, только Карнштейн и ваш отец, доктор Остерман способны вас контролировать, – повторил он, покосившись сначала на ларец, потом на Дзива. – Мой друг, – перешёл он на брюфоморский, – а ты мог бы…
– Попробую, – пообещал даниец и снова придвинул к себе ларец с фарадальской святыней.
– А что вы собираетесь сделать? – вмешался я.
– Нейтрализовать господицу Остерман с помощью заклятий. Она не будет опасна и станет почти обычным человеком, – пояснил Шелли. – Хотя бы на время.
– До следующего вечера так точно, – пообещал Дзив.
Честно признаюсь, со стороны дальнейшие события выглядели странно, потому что Дзив будто просто махал руками, потом открыл ларец, снова помахал руками, и, наконец, помахал руками вокруг Клары, но Шелли и Сестра Марина утверждают, что именно так выглядит плетение заклятий для обычных людей, и на самом деле они управляют невидимыми золотыми нитями человеческих жизней.
Боюсь, в «Туманы Белграда» меня не возьмут работать, потому что даже их корреспонденты не придумывали ни разу такой чепухи.
После Клара попросилась в уборную. Она вернулась, умывшись и уложив волосы в скромный пучок. Афанасьев одолжил ей свой сюртук, чтобы прикрыть подранное платье и пятна крови.
И мы ещё раз пересказали профессору всё, что произошло на балу.
– Может, для нас это даже лучше? – предположил профессор. – У нас чуть больше шансов благодаря господину Давыдову обнаружить, куда увезли Карнштейна. А там его рано или поздно обязательно найдёт доктор Остерман. Демид Иванович, куда повезут такого, как Карнштейн?
– В Ниенсканскую лечебницу?
– Вы считаете, это смешно? – плаксиво воскликнула Остерман.
– Весьма. Впрочем, вы правы, для чудовищ у нас должно быть что-то похуже. Институт благородных девиц или, Создатель помилуй, Императорский дворец.
Мы долго спорили и обсуждали, где и как найти Остермана и оставят ли Карнштейна вообще в живых, будут судить или отправят на опыты. Я принимал самое живое участие в диалоге, потому что меньше всего желал думать, что будет теперь со мной. И я говорю даже не о своей карьере сыскаря, которая на самом деле давно обречена, а о жизни в целом.
Можно, конечно, будет попытаться выдать это за похищение. Якобы вампирица Остерман напала на меня и удерживала силой… конечно, опозорюсь, но, если повезёт, выйду сухим из воды.
Но… на самом деле, главный вопрос не как мне спастись, а зачем я в это ввязался. Если Остерман и вправду имеет связи на стороне закона, то разве завели бы дело против него в первую очередь?
Или кто-то влиятельный делит власть, а Ферзен и Остерман просто попали под удар?
Мы спорили и спорили, даже Сестра и Дзив, просивший переводить ему разговор, вставляли свои предположения, а Шелли всё это время молчал.
И когда мы уже отчаялись, он отбил по столу дробь пальцами и попросил Дзива выйти с ним в соседнюю комнату.
– Извините, – шёпотом спросила Остерман, стоило им скрыться за дверью, – а у этого Дзива настоящие рога?
– А у вас настоящие клыки? – поддел я. – О таком неприлично спрашивать, господица Клара.
– У меня нет клыков, – насупилась девчонка. – Точнее есть, но совсем как у обычных людей.
– Как вы тогда прокусываете людям шеи?
– Ах… я не знаю.
– Надо сдать вас на опыты и узнать.
Она потешно надулась и явно собиралась отчитать меня, а то и вовсе оскорбить, но вернулись Шелли и Дзив.
– Господа и господицы, – произнёс доктор, – я считаю, что Карнштейн им вовсе не нужен. Всё дело в этом, – он указал на ларец, стоявший на столе. – И Карнштейн об этом знал. Вы же, господица Клара, сами сказали, что он просил вас сберечь путэру?