– …Джек, а ты мудак, – наконец сообщил он.
Джек посмотрел на него, усмехнулся:
– Ну, не без того… Хм, ладно. Что уж тут. Похоже, мы остались с чудесным кошачьим планом. А может, стрелок придумал что-нибудь еще?
– Боюсь, нет.
– Я этого и боялся. Ладно. Но выхода для бегства нужно проложить два. Отправляйся к епископу и приведи трейлер. Я хочу два выхода отсюда. Выясните с Котом, где поставить машины. И лучше отвезти Даветт куда-нибудь. Где мы собирались провести ночь? У «Галереи»?
– Она не поедет, – сказал от двери отец Адам.
– Э-э?
Адам покачал головой.
– Она не хочет оставлять Аннабель.
Феликс фыркнул:
– Да черта с два она не хочет! Ты просто…
– Феликс, она в самом деле не хочет, – перебил Кот.
– Вот дерьмо, – сказали оба.
– Эй, парни, – склонившись над столом, изрек Кот. – У нас тут заваруха. И каждый ее разматывает в своем стиле.
Феликс посмотрел так, будто Кот свалился с Марса.
– В своем стиле, да? – чуть слышно пробормотал Джек. – О как мило.
Он раздавил окурок и скомандовал:
– Устанавливаем детекторы, пригоняем трейлер, прокладываем два маршрута на выход. За два часа до темноты кто-нибудь – нет, ты, стрелок, потому что это твоя женщина, – берешь за задницу нашу мелкую мученицу и волочешь в мотель, потому что это мой стиль и я тут командую.
Феликс ухмыльнулся вместе с остальными и спросил себя, какого, в общем-то, рожна? Вот так, головой в омут, не помолившись, и я уже согласен…
– Мистер Ворон? – сказали за спиной Адама.
Сиделка Аннабель. Мужчины вскочили.
– Она? – начал Джек.
Сиделка натянуто улыбнулась.
– Она снова очнулась и хочет поговорить с вами.
– Хорошо, – уже на ходу сказал Джек. – Все – двигайтесь. Я жду трейлер здесь через час – и со всеми кроватями наготове. Нужно выспаться перед ночью.
Бледная как простыня Аннабель, проткнутая трубками, окруженная пищащей электроникой, все же умудрилась выглядеть уверенной и сиять оптимизмом.
– Ну да, что стиль, то стиль, – подумал Джек.
Даветт поспешно вскочила, освободила место.
– Аннабель, ты хоть когда-нибудь спишь? – прошептал он.
Она даже не стала улыбаться.
– Джек, надо поговорить, – хрипло произнесла она.
Но говорила только она, а он слушал и злился. Аннабель, хоть и полумертвая, все поняла. Она знала, что не может двигаться, а на подходе ночь. Она знала, что у вампиров, как и у Джека, есть связи. Вампиры знали про Команду всё. Знали и про Аннабель, и про ее теперешнее состояние.
И она поняла, что вампиры обязательно придут за ней, а полиция не сообразит, что делать, и, скорее всего, даже не поверит в то, что увидит.
Нет, она решила: Команда оставляет ее здесь. Должна. Джек попытался разубедить, преподнес всю ту чепуху, которую вливал ему в уши Кот: и никакой, знаешь, ловушки, и всегда можно выскочить на задний двор, и никакой гарантии того, что вампиры и в самом деле явятся сюда…
И, как всегда, она знала лучше.
– Джек, ты должен идти, – отчаянно взмолилась она. – Вы должны спасать себя!
Он посмотрел ей в глаза и сказал:
– Посмотрим.
И она поняла, что проиграла.
– Хотя бы увезите Даветт…
– Об этом уже позаботились, – прошептал ей Джек. – Я приставил к делу Феликса.
– Как раз вовремя, – сказала она и почти улыбнулась.
Затем она вздохнула, отвернулась. А когда снова посмотрела на него, глаза были полны слез. Она протянула тонкую бледную руку, и Джек наклонился, чтобы Аннабель могла погладить его грязное небритое лицо.
– Джек… милый мой Джек. Ты всегда был таким добрым мальчиком…
Он хотел заплакать и не мог, потому что она не должна видеть еще и это, не должна знать, насколько он разбит, раздавлен. Но в глазах невыносимо свербело. Прикосновение тонких пальцев к щеке… самое мягкое и нежное из всего, что он ощущал в жизни…
Затем она игриво шлепнула его по щеке и оттолкнула.
– А где моя сумочка? Подай-ка. Я ужасно выгляжу.
– Э-э… ты нормально выглядишь, – промямлил Джек.
– Что ты об этом можешь знать? – произнесла она голосом настоящей Леди. – Подай сумочку.
Он послушно покопался вокруг, нашел сумочку, открыл и подал Аннабель. Она заглянула внутрь.
– И косметичка на месте. А теперь иди.
– Тебе не кажется, что лучше отдохнуть? – хмуро осведомился Джек. – Или…
– Я повторяю: что ты можешь знать? Иди прочь.
Он нерешительно встал и предложил:
– Я приведу Даветт.
– Джек, ради бога. Мне уже много лет, я могу сама накраситься. Вы все: оставьте-ка меня одну хоть на мгновение. Пожалуйста!
– Ну ладно, – пятясь, пробормотал он, снова побежденный.
Он споткнулся, выбрался за занавеси, окружающие кровать Аннабель, сказал Даветт, чтобы не мешала, и пошел к остальным.
Стакан с водой стоял рядом, на подносе, но Аннабель потребовалось много времени и усилий, чтобы дотянуться и взять, и это изнурило ее. Она осторожно, чтобы не пролить воду, откинулась на подушку, немного выждала, закрыла глаза, глубоко вдохнула и попыталась выкинуть из головы лишние мысли. Но вместо того увидела дом на Пеббл-Бич, зоопарк и лица всех ее умерших ребят.
– Господи, пожалуйста, не надо больше! – прошептала она.
Она приподнялась, одной рукой покопалась в сумочке. Таблетки лежали на том же месте, куда Аннабель положила их в прошлом году.
Ох, мои ребята…
Глава 27
Ощущение мерзости и тупости происходящего накатило, когда пришлось закрывать «Войну муравьев».
А куда денешься? Конечно, придется немного опоздать с возвращением в больницу, но нельзя же оставлять ничего не подозревающих работников и клиентов там, куда в любой момент могут нагрянуть вампиры в поисках хозяина заведения.
Надо. И заняло всего-то полчаса.
Но когда он сидел за своим столом в офисе, с уже написанным прощальным письмом работникам, со всеми приготовленными для них чеками – вдруг проняло. Столько ведь коту под хвост! Такой бессмысленный, кровавый, нескончаемый абсурд. Всё в задницу. Ну черт же возьми. Конечно, у него особой-то жизни и не было, а теперь отнимут и эти крохи.
Черт!
Джек Ворон и крестоносцы, благородные, бравые, крепкие и еще куча эпитетов.
Но неудачники – потому что удачи нет. Потому что проигрывают и бегут.
А эту ночь не пережить. Вампиров в больнице не остановишь. А что свидетели, так вампирам наплевать. Да и кто этим свидетелям поверит? А они сами разве поверят своим глазам? Через пару дней, когда они увидят, кем их считают все вокруг, бедолаги и сами подумают, что всё вообразили.
Конечно, те, кому повезло выжить.
Вот же дерьмо.
Ворон потерял скольких? Шестерых? Семерых? Он отправляется в Рим и кого привозит? Конечно, отец Адам – хороший человек. И даже лучше, чем хороший.
Но всего один человек. Ворону следовало привезти два десятка тренированных священников и епископа в придачу. Но он же не привез. Он вообще не сделал много того, что следовало. И потому сегодня все умрут.
Он развернулся на кресле, посмотрел в окно, выходящее в бар. Там темно. Стекло лишь отражает лицо, подсвеченное настольной лампой.
Все умрут.
И я умру.
– Ты умрешь сегодня ночью, – произнес он вслух.
Мать твою. И никакого драматизма.
И если бы кто-нибудь другой, а не Аннабель… хотя, конечно, если Даветт, он бы тоже… а может, и, хм…
Но не в этом же дело!
А дело, мать его, в том, что они проиграют драку.
Выиграют вампиры, склизкие грязные кровососы, и заберут, до чего дотянутся. Это в особенности злило. Только представить, как эти твари сидят здесь, в баре, а официантки обслуживают, потому что не знают, кто перед ними. К гнусным выродкам будут относиться будто к людям. Нормальным людям. Как тут не злиться? А твари будут сидеть, будто они лучшие из лучших среди людей, вместо того, чтобы… а вместо чего? Где им, тварям, место?
В канализации им место.
– Я умру сегодня ночью, – повторил он.
Он взял бумагу и составил то, что, по идее, должно быть легальным документом. Хоть бы только свое имя не переврать. Документ Феликс положил в конверт, запечатал и подписал: «Завещание», засунул за предпоследнюю страницу чековой книжки. Если что – найдут.
Паршивец Ворон с его самурайской херней. Мол, мы уже умерли, и на все наплевать, только чтобы стильно. И этой херней он оправдывает свои проигрыши? Худшее, чем позволить вампирам свободно разгуливать, – это перед тем проиграть им.
Дерьмо!
Он шагнул прочь от стола, в последний раз осмотрел комнату: фотографии на стенах, сувениры, немного того-этого. Не шибко после тридцати с лишним лет жизни.
Ну и к чертовой матери!
Он хотя бы постарается напоследок хорошенько вломить тварям.
Он остановился, посмотрел в стекло и захохотал. Вот тебе и самурайская херня.
Феликс потерялся в огромном комплексе больницы Парклэнд, пытаясь добраться до нужного места оттуда, где припарковал трейлер. Блуждать пришлось минут десять, пока наконец за углом не обнаружилась светящаяся вывеска «Интенсивная терапия». Под знаком на кушетке сидели Кот и Даветт. Адам стоял рядом, прислонившись к стене.
Даветт плакала, уткнувшись в ладони.
– Что такое? – спросил Феликс и споткнулся.
Даветт посмотрела на него. Лицо красное, опухшее, мокрое от слез.
– Ох, Феликс! Аннабель умерла…
Она вскочила, охватила его руками и заревела как ребенок. Ее ребра казались такими хрупкими под его ручищами. Он обнял и зачем-то погладил ее. Адам выглядел скверно и бледно. Кот был гораздо хуже. Он сидел уставившись в пустоту прямо перед собой.
– Я понял, – выдавил Феликс, – доктор нам…
– Стрелок, она убила себя, – прохрипел Кот.
– Снотворное, – спокойно добавил Адам.
– Но почему?
Кот жутко – зло и презрительно – посмотрел на стрелка.
– Потому что она знала… мы останемся защищать ее. А она не могла допустить… не могла…
Кот сломался. Целиком. Захлюпал носом, умолк, захлебнулся сухими икотными рыданиями. Феликс подумал, что не вынесет зрелища расплющенного зареванного Вишневого Кота. Даже Даветт, заслышав эти жуткие, раздирающие душу всхлипывания, оторвалась от Феликса, села на кушетку, обняла Кота – и оба заревели вместе.