[13].
Я с нежностью закрыла книгу и вернула ее на полку, затем перевела взгляд на Этана, стоявшего рядом со мной с задумчивым видом.
— Ты умер во имя истины или правды?
— Я был солдатом, — ответил он.
Его слова поставили меня в тупик. Мысль о воюющем, а не плетущем тайные интриги Этане была удивительной. Но представить Этана в центре боя — нормально.
— Где? — тихо спросила я.
Повисло тягостное молчание, в наклоне его подбородка ясно читалось напряжение. Потом он изобразил явно фальшивую легкую улыбку:
— В Швеции. Давным–давно.
Он вампир уже триста девяносто четыре года. Я сделала кое–какие исторические подсчеты.
— Тридцатилетняя война?
Он кивнул:
— Именно. Мне было семнадцать, когда я первый раз сражался. Дожил до тридцати, когда меня превратили.
— Тебя превратили в бою?
Еще один кивок, без уточнения. Я уловила намек.
— Полагаю, и меня превратили в бою, фигурально выражаясь.
Этан взял книгу с ближайшей полки и рассеянно листал ее.
— Ты имеешь в виду битву Селины за контроль над Домами?
— Вроде того. — Я прислонилась к книжным полкам, скрестив руки. — Как ты думаешь, чего она добивается, Этан? Чтобы вампиры контролировали весь мир?
Он покачал головой, захлопнул книгу и поставил ее на место.
— Она мечтает о том, чтобы новый мировой порядок отдал власть в ее руки. Не важно, вампирский это мир, человеческий или оба.
Он прислонился к стеллажу, оперся локтем на полку рядом со мной и опустил голову на руку, проведя длинными пальцами по волосам. Другая рука опиралась о бедро. Внезапно он показался мне очень уставшим.
Мое сердце сочувственно сжалось.
— А чего хочешь ты, Мерит?
Он смотрел в пол, но вдруг поднял на меня своп зеленые глаза. Вопрос странный… В его глазах промелькнула ожесточенность.
Я мягко спросила:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты это не планировала, но ты — член уважаемого Дома, в уникальном положении, на серьезной должности. Ты сильна и обладаешь связями. Оказавшись на месте Селины, чего бы ты захотела?
Я уставилась на него. Испытывает меня? Хочет узнать мне цену и понять, насколько сильна во мне жажда власти и завладевшая Селиной? Или все проще?
— Ты полагаешь, что она стала плохой, — сказала я, — что в своей человеческой жизни она была уравновешенной, но отчасти утратила контроль после превращения? Я не уверена. Может, Селина всегда была плохой и отличается от меня и от тебя.
Его губы приоткрылись.
— Мы разные, Селина и я?
Я глянула вниз и нервно потрогала подол своего шелкового платья.
— Разве нет?
Когда я снова посмотрела вверх, его взгляд интимно и требовательно впился в меня. Вероятно, он размышлял над своим вопросом, взвешивал собственную долгую жизнь и её уроки.
— Стараешься понять, не предам ли я тебя? — спросила я.
На лице Этана отразилось желание. Не думаю, что он хотел поцеловать меня, хотя мысль об этом — жажда или, наоборот, боязнь — ускорила мой пульс.
Sottо voce[14] он произнес:
— Я хочу рассказать тебе кое–что — о Кадогане, Доме и политике. — Он сглотнул. Я никогда не видела его таким неловким. — Я должен это сделать.
Я подняла брови, побуждая его говорить.
Он открыл рот, затем снова закрыл.
— Ты молода, Мерит. И я не говорю о возрасте — сам был едва старше тебя, когда меня превратили. Ты — вампир–неофит, к тому же недавний. И тем не менее не прошло двух месяцев после твоего посвящения, а ты увидела на какое насилие и коварство мы способны.
Он взглянул на книги и тоскливо улыбнулся:
— В этом отношении мы не так уж отличаемся от людей.
В просторном помещении царила тишина, пока он мрачно смотрел на меня.
— Решения принимаются… — Он помолчал, словно собираясь с мыслями, и начал опять: — Решения принимаются с оглядкой на историю, защиту наших вампиров и обеспечение безопасности наших Домов.
Этан кивнул в сторону полок с книгами у противоположной стены, ряды пожелтевших томов с красными цифрами на корешках.
— Полный «Канон», — сказал он, и я поняла, почему «Канон» выдают вампирам–неофитам в виде краткого руководства. Здесь, должно быть, пятнадцать–двадцать томов в каждом ряду, а сколько рядов!
— Как много законов, — заметила я, рассматривал книги.
— Много истории, — уточнил Этан. — Столетия истории. — Он взглянул на меня. — Ты знакома с происхождением системы Домов, с Чистками?
— Да.
Хотя «Настольный вариант», в отличие от полного руководства, не предлагал репортаж с места событий, он содержал азы истории системы Домов — от зарождения в Германии до основания Французского трибунала, который впервые начал коллективно управлять вампирами Западной Европы. До тех пор, пока после наполеоновских войн Совет не перенес собрания в Англию. Оба события приписывались панике, вызванной Чистками.
— Тогда ты понимаешь, — продолжил он после моего кивка, — важность защиты вампиров и заключения союзов.
Я действительно понимала. Ведь меня отдали Моргану, чтобы обеспечить потенциальный союз с Наваррой.
— Брекенриджи, — сказала я. — Я считала их союзниками. Никогда бы не подумала, что он будет так со мной говорить. Не Ник. Он назвал меня вампиром — но это было не просто слово, Этан. Это было ругательство. Проклятие. — Я замолчала, посмотрела на него. — Он сказал, что заставит меня поплатиться.
— Помнишь — ты под защитой? — спокойно и искренне просил он. — Как вампир Кадогана, живущий под моей крышей.
Я была благодарна за утешение, но боялась Ника не поэтому. Я сожалела, что уступила его невежеству и ненависти.
— Проблема в том, — сказала я, — что они не просто не союзники. Они — враги.
Этан нахмурил брови, между ними образовалась крошечная складка. В его глазах… Не знаю, что это было, и предпочту и дальше не знать.
Что бы это ни было, Этан совладал с лицом, и в его голосе послышались интонации Мастера вампиров:
— Я привел тебя сюда, информация — в твоем распоряжении. Мы знаем, что ты могущественна. Подкрепи могущество знанием. Нехорошо оставаться в темноте.
Я зажмурила глаза от неожиданной удачи, а когда открыла, он направлялся к двери. Только звук затихающих в далеке шагов по мраморному полу. Дверь открылась и снова закрылась, и комната погрузилась в тишину и покой — шкатулка с сокровищами, скрытая от всего мира.
Повернувшись к книгам и осмотрев полки, я поняла замысел Этана. Когда он начинал воспринимать меня как что–то большее, чем обузу или оружие; когда мы разговаривали как равные, без должностных и исторических преград, — он давал задний ход, часто оскорбляя меня, чтобы увеличить дистанцию. Я знала по крайней мере некоторые причины его отступления, включая ощущение моей подчиненности, и подозревала о других — о разнице в нашем положении.
Но было еще что–то неуловимое. Страх в его глазах говорил, что он чего–то боится. Вероятно, что–то скрывает и не хочет мне рассказывать.
Я встряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок, потом взглянула на часы. Два часа до зари. Большую часть ночи я потратила на Этана, Ника и отца, а теперь использовала библиотеку в чисто исследовательских целях.
Книги были поделены на художественную и нехудожественную секции, как в обычной библиотеке. Каждая секция имела четкую организацию, каждая полка — безупречно чистая. Наверное, в этой комнате собраны тысячи томов. Такая внушительная коллекция просто не могла существовать без библиотекаря. Я осмотрелась, но не увидела и следа стола для выдачи книг или администратора. Интересно, кому повезло получить эту должность? И что еще важнее, почему не я стала явным претендентом? Книги или меч для бывшего аспиранта, специализирующегося на английской литературе, — легкий выбор.
Я просмотрела полки на предмет чего–нибудь читабельного и остановилась на книге в жанре городского фэнтези из секции художественной литературы. И ушла из библиотеки с тоской, на прощание пообещав стеллажам вернуться, как только появится свободное время. Затем спустилась по лестнице в заднюю часть Дома, прошла по длинному коридору до кафе, где горстка вампиров чавкала предутренними закусками и пялилась на меня, когда я проходили мимо. Я выскользнула в кирпичное патио, простиравшееся позади Дома, и по тропинке проскочила в маленький симметричный садик. В центре садика был фонтан, освещенный дюжиной встроенных в землю фонарей. Света для чтения вполне хватало. Я выбрала скамейку, забралась на нее с ногами и открыла книгу.
Время шло, вокруг было тихо и пусто. Поскольку ночь подходила к концу, я загнула страницу, закрыла книгу и вытянула ноги. Поднявшись, посмотрела на заднюю часть Дома: в окне третьего этажа виднелся чей–то силуэт. Некто стоял лицом к саду и засунув руки в карманы.
Это окно покоев фаворитки, ранее принадлежавших Эмбер, рядом с апартаментами Этана. Ныне совершенно пустые. Трудно представить, что кто–то, кроме Этана, мог там находиться и тем более смотреть в сад.
Я немного постояла с книгой в руке, наблюдая за ним. Интересно, о чем он думает? Оплакивает ее? Сердится? Смущён, потому что не смог предсказать ее предательство? Или заново пережевывает события сегодняшнего вечера, беспокоясь о Николасе, Селине и о том, во что она может нас всех втравить?
Горизонт начал розоветь. Поскольку я не испытывала особого желания попасть под лучи солнца и сгореть дотла, сидя в саду с книжкой и шпионя за своим Мастером, я вернулась в Дом, на ходу поглядывая на окно. Однако силуэт словно застыл в одной позе.
Я вспомнила Питера Гэбриэла и его песню о труде во имя выживания[15]. Этан делал именно это — день за днем присматривал за тремя с лишним сотнями вампиров Кадогана. Мы вроде королевства, и он — лорд поместья, в фигуральном и буквальном смысле Мастер Дома. Наше выживание —ответственность, павшая на его плечи с тех пор, как умер Питер Кадоган.