– А я тебе говорю, подуло холодом, могильным холодом, – упрямо ответила моя невеста. – Я закуталась в теплый платок, – продолжала она. – И чтобы не спугнуть сон, не открывая глаз, взяла с ночного столика булавку. На мое несчастье, попалась розовая, сердоликовая, та, которую ты мне подарил; я ее так люблю! А у нее, ты сам заметил, какая длинная и острая игла. Во всяком случае, это сущие пустяки и завтра ничего не будет, – закончила Рита.
Сам отлично понимаю пустячность этой ранки, а все же мне не по себе: вспоминается умершая мать… и все…
Я почти забыл, что недосказал тебе своей истории; извини, и сегодня этого не сделаю. Нет времени: решил тотчас же отправиться в город и завтра к утру привезти оттуда врача.
Рита наотрез отказалась от медицинской помощи, придется прибегнуть к хитрости.
Я уже знаю, что в городе живет старый домашний доктор моих отца и матери. Он очень стар, но не дряхл. Практику он совсем оставил, а живет на ренту, полученную от отца, и весь погрузился в науку.
Попрошу его приехать в замок не как доктора, а как старого друга.
Пока прощай; письмо в одну сторону, а я в другую.
Д.
Глава 13
Не довольно ли на сегодня? – сказал Гарри. – Я вижу, у Карла Ивановича такая толстая пачка, что хватит еще на целый вечер.
Гости не могли не согласиться с желанием хозяина и, прощаясь, один за другим стали выходить из столовой. Скоро остались только Джемс и капитан Райт.
Райт молча курил; он точно тянул время пребывания в столовой.
Джемс, весь вечер за ним наблюдавший, был поражен его серым цветом лица.
– Райт, что с тобой? Ты болен? – спросил озабоченно Джемс.
Капитан вздрогнул и сердито взглянул на говорившего, но, увидев дружеское выражение лица Джемса, тяжело вздохнул и, положив ему руку на плечо, сказал:
– Джемми, ты, кажется, прав: я болен, я схожу с ума.
– Райт, что за идея, что с тобой? – вскричал Джемс.
– Хорошо, Джемми, я скажу тебе, но ты никому ничего не должен говорить. Согласен?
– Ну конечно же, говори.
Капитан закурил новую сигару и после непродолжительного молчания начал:
– Это началось недавно. Вернее, с той ночи, как я согласился лечь в комнату привидений. Нечего тебе и говорить, что в привидения я не верил и ничего не боялся.
– Ну, еще бы, – искренне вставил Джемс.
– В комнате было душно; я открыл окно и вскоре задремал. Сколько прошло времени, не знаю, но внезапно, точно от толчка, я очнулся: в комнате слышался шелест, ну точь-в-точь как от женского шелкового платья; пряный запах лаванды ударил в нос. «А, это из шифоньера, что открывал давеча Гарри, и шелестят от ветра занавесы на окне», – подумал я и совершенно спокойно взял сигару и зажег спичку. При свете спички между складок кроватных занавесей я ясно увидел прекрасную женскую ручку, на пальце которой сверкал дорогой бриллиант. Занавесы тихо шелохнулись, и в образовавшуюся щель заглянуло женское личико. Страшно бледное, с большими черными глазами. Черные локоны были украшены чем-то вроде короны, а на шее лежала нитка розовых кораллов. Я остолбенел. Догоравшая спичка обожгла мне пальцы и заставила очнуться. Все погрузилось во мрак. Вскочить, зажечь свечу было делом одной минуты. Занавесы на окне тихо колебались, хотя на воздухе не было ни малейшего ветерка; в этом я вполне убедился, поднеся зажженную свечу к открытому окну. Осмотрев еще раз двери и замки, я снова лег. Сон бежал от меня. С сигарой во рту, вспоминая все мелочи, я старался дать себе отчет в увиденном, время от времени невольно посматривая на то место, где явилось видение. Ты, конечно, знаешь свойство лучших бриллиантов Индии – быть мертвыми при хорошем освещении и напротив, в темноте, при малейшем луче света, играть и блестеть, как звезды.
– Ты вспоминаешь об ожерелье индийской богини Дурги? – спросил Джемс.
– Ну да. Такой же точно свет, вернее, игру света я видел при вспышках моей сигары между складок постельных занавесей. Докурив, я снова встал, снова все осмотрел – и опять тщетно. Больше я уже не ложился. На другой день Гарри приказал сдвинуть шифоньер в угол, и за ним, как и предполагали, оказалась дверь в таинственную комнату. Воспользовавшись присутствием слуг, я распорядился подобрать занавесы у кровати, объясняя это невыносимой жарой. Днем я совершенно забыл о ночном приключении и, ложась спать, даже не вспомнил о нем. Среди ночи чувствую струю холодного затхлого воздуха. Открываю глаза. Широкая полоса лунного света тянется от окна, где осталась щель между занавесами, через мою кровать, прямо к тому месту на стене, где стоял шифоньер. Смотрю. Дверь в таинственную комнату открыта, и на дороге стоит женская фигура. То же самое лицо, что я видел накануне; только теперь я вижу ее всю. Чудная, сказочная красавица: высокая стройная фигура, голубое шелковое платье не скрывает роскошных форм, его складки в лучах луны как-то особенно мерцают и переливаются. Розовые кораллы покачиваются от дыхания груди. То, что я принял за корону на голове, край красивой высокой гребенки. Через минуту она тихо приблизилась к моей кровати и остановилась. Ощущение холода стало сильнее, также и смешанный запах лаванды и затхлости. Большие черные глаза были устремлены на меня; я не выдержал и поднялся. В тот же миг она исчезла. Ушла ли она назад в комнату, скрылась ли за оконными занавесами – не знаю. Она точно растаяла.
Целую ночь я не спал, снова поджидая ее. Что это, Джемми? – закончил Райт.
– Галлюцинация.
– Помилуй, Джемми, у меня, капитана Райта, – и галлюцинация! Но слушай, я жду ночи, как любовник свидания и… и боюсь, ведь это путь в сумасшедший дом.
– Почему ты ничего не сказал доктору?
– Что доктор, я или сам должен с этим справиться, или погибнуть.
– Хочешь, Райт, я посижу сегодня с тобой, – предложил Джемс.
– Хорошо, Джемми.
Приказали подать рому и сигар в спальню Райта и отпустили слуг.
Долго беседовали друзья. В открытое окно лился лунный свет и аромат сада.
Вспоминали прошлое, говорили о будущем, но мало-помалу разговор становился вялым, одолевала дремота…
В полной тишине вдруг раздался нежный звук, точно кто тихо коснулся лютни, еще и еще аккорд…
Друзья насторожились… И вот таинственная дверь плавно открылась, и в ней показалась женщина.
Джемс должен был сознаться, что Райт, не преувеличил, назвав ее сказочной красавицей. Однако ему показалось, что где-то когда-то он уже видел ее. Быть может, наяву, быть может, во сне, но видел, видел.
Царственная, но в то же время нежная осанка, черные локоны, мраморная шея, и как красиво покоятся на ней розовые кораллы. А глаза, эти черные звезды!..
– Ты видишь? – тихо спросил Райт.
– Да, – прошептал Джемс.
Но как ни тихо они говорили, призрак точно испугался и мгновенно пропал.
До утра молодые люди просидели, не проронив ни слова.
Глава 14
Утром за кофе Гарри опять извинился перед гостями.
– Охоты сегодня не будет. Ввод во владение окончен, – сказал он, – и Смит приготовил рабочих, чтобы открыть капеллу. Представьте, он говорит, что дверь в нее из сада не только заперта и замкнута, но так же заделана, как и та, что ведет из второго этажа замка. Меня это интригует, и я сам хочу все видеть.
Некоторые из гостей попросили у Гарри разрешения сопровождать его.
Доктор, Райт и Джемс также отправились.
Райт свирепо молчал. Всегда веселый, Джемс также был не в духе.
Дорога от Охотничьего дома к замку была уже очищена, и обществу подали охотничьи экипажи. Поездка через густой зеленый лес, пересекаемый кое-где веселыми солнечными лужайками, была прелестна. Вскоре все общество прибыло к большим воротам замка.
Ворота сегодня были широко открыты для приема владельца. Ни печатей, ни замков больше не было.
Двор успели очистить от мусора и сорной травы. Когда-то он был прекрасно вымощен, но неумолимое время и на камни наложило свою печать.
В углу двора близ замка лежали две доски крест-накрест, и на вопрос Гарри: «Что это?» – Смит ответил:
– Тут старый колодец, каменная стенка обвалилась, и я боюсь, чтобы кто-нибудь не оступился.
– А сколько у нас колодцев? – осведомился хозяин.
– Не считая тех, что близ конюшен, два. Этот и второй, более новый, в саду, – ответил Миллер.
– Приведите оба в порядок, – закончил Гарри. Пока шли разговоры о колодцах, рабочие усердно трудились над большими чугунными дверями капеллы.
Отпаять олово, которым были залиты створки и притвор, было не так просто.
Наконец все щели и замок очищены. Но двери заперты. Из всех ключей, что были переданы старостой управляющему Смиту, не подошел ни один.
Пришлось слесарю, приглашенному предусмотрительным Смитом, применить отмычки.
Долго он возился, но вот замок щелкнул, и в ту же минуту двери сами собой распахнулись, точно кто силою изнутри толкнул их.
Слесарь с порядочной шишкой на лбу отлетел прочь.
Из раскрытой двери вылетело огромное облако пыли, и на минуту все невольно закрыли глаза.
Райт и Джемс, все еще находившиеся под впечатлением ночного приключения, стояли в стороне. Они видели, что с клубом пыли вылетело что-то живое.
Это что-то было большой серой летучей мышью.
Она, против обычая своих сородичей, которые любят ночь и не видят ничего при дневном свете, весело и радостно «потянула», как говорят охотники, к лесу, по направлению к Охотничьему дому и скоро пропала из виду, утонув в синеве ясного неба.
– Можно подумать, что она вылетела из капеллы, – сказал Райт.
– Ну, этого быть не может, – возразил Джемс, – капелла давно закрыта, а просто у нее гнездо за карнизом двери, и напор воздуха заставил ее покинуть свое убежище.
– Знаешь, Джемми, – сказал Райт, – я ненавижу мышей; представь, я их боюсь, не смешно ли это? Как многие не могут видеть змей, так я не могу без содрогания видеть мышей.