Я ощущаю себя ученым-бихевиористом, и это мой единственный шанс изучить мой объект. Мимолетное мгновение.
– Можно задать тебе вопрос?
– Что будет, если я отвечу «нет»?
– Я всё равно спрошу.
– Конечно, спросишь, – говорит она.
– Сколько тебе на самом деле лет?
Она улыбается с закрытыми глазами.
– Что, если я скажу тебе, будто мне сотни – нет, тысячи лет? Получится отличная история, правда?
– Ты так и не ответила на вопрос.
Ее улыбка тает.
– Моему телу навсегда семнадцать. Тем не менее мне уже восемнадцать лет и сто восемьдесят четыре дня. Ты разочарована?
– Ну так. Вампир это вампир это вампир[6].
– Охотник это охотник это охотник, – в ее голосе явно сквозит отвращение.
– Эй, я всё еще жива, – напоминаю я ей.
– Знаешь, я ведь тоже не просто проснулась однажды, решив стать вампиром. Меня вероломно лишили моей человеческой сущности. Я продолжаю жить так, как умею. – Она произносит это бесхитростно. Невинно.
Этого достаточно, чтобы на минуту заставить меня замолчать.
– Мне свою судьбу тоже особо выбирать не пришлось, знаешь ли. – И это правда. Хоть мне и неприятно признавать это, у нас с Альмой есть кое-что общее.
– Ты не кажешься особо расстроенной этим фактом. – Она вытягивает надо мной руку, и всё мое тело напрягается в защитной реакции. Я хватаю ее за предплечье, готовая разорвать его надвое. – Спокойно, котенок. Просто открываю окно.
Моя хватка ослабевает, она давит на ручку окна, морозный ноябрьский ветер вихрем врывается внутрь, и спертый автобусный воздух мгновенно свежеет. Альма глубоко втягивает его.
Прядь волос, выбившаяся из хвоста, скачет у меня перед лицом, и Альма вытаскивает из своей косы невидимку. Одним точным движением она приглаживает мою прядь назад, быстро перекручивает пальцем и закрепляет заколкой.
– Так скажи мне, милый охотник, если ты так предана своему делу, своей судьбе, зачем тратить время на команду по чирлидингу?
Я дотрагиваюсь до своих волос, где только что была ее рука, и у меня не сразу получается подобрать слова.
– Я всегда буду охотником. Пока не умру. Но эти четыре года старшей школы будут в моей жизни лишь однажды. Я ответила на твой вопрос. Теперь моя очередь. Ты мне так и не ответила. Дом воскрешения для неупокоенных душ. Ты только приехала или уезжаешь?
Она вздыхает.
– Быть создателем – всё равно что быть родителем. Стать им может каждый, но не каждому стоит это делать. Можно сказать, последний год был… учебным. Я услышала о Доме воскрешения и подумала, что, возможно, смогу найти здесь то, что ищу. А потом… – Она закрывает глаза и качает головой, словно понимая – то, что она собирается сказать, будет звучать странно. – А потом я увидела вашу школу и не смогла вспомнить, каково это – быть просто… подростком. Я отвлеклась. Но пусть твоя милая головка не волнуется, охотник. Следующая остановка: Дом воскрешения. Никаких промежуточных остановок. Клянусь честью девочки-скаута. – Она поднимает вверх три пальца, давая торжественное обещание.
Автобус сбрасывает скорость, когда мы въезжаем в город. Так как мы остановились забрать пассажиров из автобуса группы поддержки, футбольная команда уже давно разъехалась, и наша группа высаживается у школы последней. На парковке разрозненно стоят несколько машин.
– Никаких остановок, – говорю я Альме, не успевая хорошенько обдумать, стоит ли ее отпускать. – И будет лучше, если я тебя больше не увижу.
Она подмигивает мне, прежде чем выскочить из автобуса.
– Никаких остановок.
Альма исчезает прежде, чем я успеваю хотя бы посмотреть, в какую сторону она направилась, чтобы удостовериться, что никто из остальных случайно не пересечется с ней по дороге. Я сижу на капоте своей машины, наблюдая, как все медленно расходятся, пока мисс Родос не отъезжает от школы, направляясь на парковку для автобусов. Мисс Гарза говорит мне, чтобы я ехала домой, но дольше всех задерживаются Пич и Лэндри. Мы обсуждаем все яркие моменты этого вечера, а потом Лэндри наконец достает ключи от своей машины и предлагает Пич подвезти ее. Пич бросает на меня вопросительный взгляд и заставляет дать честное слово, что я напишу ей, когда доберусь домой. Когда-нибудь она получит от меня все ответы, которых заслуживает, но сейчас я очень ценю, что она считает меня обычной девушкой, которая должна бояться мужчин в ночи и всего остального, на что можно натолкнуться в темноте.
Когда они уезжают, я жду еще несколько минут, пытаясь распознать хоть какой-то признак присутствия Альмы, прежде чем достать из рюкзака ключи и открыть машину.
Мне не следовало ее отпускать. У меня не выходят из головы те три тела, что нашли мама и тетя Джемма. Если бы я только была быстрее или сильнее, чем та вампирша, что едва не заполучила Уэйда, еще трое людей были бы живы.
Стоя спиной к погруженной во тьму парковке, я вдруг ощущаю дуновение ветра на шее, резко оборачиваюсь и обнаруживаю меньше чем в дюйме от себя Альму. Свободные пряди волос развеваются у нее перед лицом, задевая мои щеки. Одним быстрым движением я хватаю ее рукой за шею и разворачиваю, пригвождая к своему вишнево-красному «Доджу Неону».
– Я же велела тебе ехать в академию. Без остановок. – Дергаю ее вперед и снова толкаю на машину, чтобы придать своим словам больше выразительности. Потом протягиваю руку через открытое водительское окно за деревянным колышком, который всегда лежит у меня в подлокотнике двери.
– Я не выполняю ничьих указаний, – шипит она, спокойно обхватывая мое запястье. Теперь я вижу в ней вампира. В позиции ее тела, в его готовности к драке. Она проводит языком по клыкам. – Кроме того, у меня есть к тебе предложение.
Я приставляю заостренный конец колышка к месту над ее грудной клеткой – месту, которое я так хорошо знаю.
– Я не веду переговоров с вампирами.
Она сглатывает, и ее горло перекатывается под моей ладонью.
– Дай мне выпускной год. Всё, чего я хочу, – это выпускной год, которого у меня никогда не было. Как только я получу диплом и сойду со цены, я сразу уеду. А если нет, охота открыта.
Я пристально всматриваюсь в нее в поисках подвоха.
– Почему именно выпускной год? Выпускной год – отстой. У тебя впереди целая вечность, чтобы снова и снова проживать выпускной год. Почему в Суитуотере?
– А ты попробуй пожить вечность в качестве ученицы одиннадцатого класса. Бесконечно мечтая стать выпускницей[7]. – Она окидывает меня игривым взглядом, словно я вовсе и не собираюсь впихнуть кусок дерева в ее небьющееся сердце.
Ну, это и вправду звучит ужасно. Как мне кажется.
– Кроме того, мне нравится здесь. Мне нравятся… люди.
Я еще крепче сжимаю ее горло, и от дискомфорта ее глаза впервые широко распахиваются.
– Когда я пройду через ворота Дома воскрешения, я знаю… я изменюсь. Всё изменится. Сейчас я еще пока чувствую себя человеком. Но когда я окажусь там… среди таких же, как я… я больше не буду прежней. Я хочу пережить это, пока еще могу оценить. И если я почую вампира, пересекшего черту, ты узнаешь об этом первой.
– Если ты тронешь хоть одного человека до выпускного, мое слово обнулится и больше не будет иметь силы.
Она закатывает глаза:
– Ладно.
– Где ты собираешься брать кровь?
– Там же, где брала последние полтора года. В банках крови.
В Суитуотере только один банк крови. Ей придется быть осмотрительной.
– Выпускной год, – повторяет она. – Это всё, чего я хочу.
Мне так много нужно обдумать. Мама. Тетя Джемма. Запасы крови. Другие вампиры, проходящие через город. Но у меня в ушах звенят слова Альмы: «Меня вероломно лишили моей человеческой сущности. Я продолжаю жить так, как умею». Если бы рядом с Альмой оказался охотник, то сейчас она бы училась в обычном двенадцатом классе и понятия бы не имела ни о чем таком. Как Пич. Или как Лэндри.
Я убираю ладонь с ее горла и опускаю колышек. Всё ее тело расслабляется. Сжимая в одной руке колышек, я протягиваю другую, чтобы закрепить соглашение рукопожатием. У нас впереди тот еще цирк.
Альма берет меня за руку, но вместо того, чтобы пожать ее, тянет меня к себе, и наши губы оказываются так близко, что я могу попробовать на вкус ее вишневый блеск для губ.
– Давай лучше закрепим соглашение поцелуем.
Ее губы касаются моих, и через пару мгновений я бедрами снова вжимаю ее в машину, но уже по совершенно иным причинам, чем несколько минут назад. Ее руки обхватывают меня за талию и притягивают еще ближе.
Внутри меня бурлят эндорфины, словно конфеты-шипучки, брошенные в бутылку с колой, словно раздавшиеся точно ко времени аплодисменты в морозную ночь. Оказывается, целовать вампира может быть так же приятно, как и убивать его.
Охотник,или Когда мы говорим «Вампир», вы говорите «Охотник»!Зорайда Кордоваи Натали С. Паркер
Как и у вампира, у охотника на вампиров было немало интерпретаций – от Ван Хельсинга до Баффи Саммерс и Блэйда. В то время как существует множество способов убить вампира, охотник – его человеческое отражение, противовес его сверхъестественной силе, скорости и чувствам. Охотник, избранный свыше или как-то иначе, изучает секреты вампиров и знает, как им помешать или воткнуть в них кол, что бы ни случилось. Они не всегда занимаются чирлидингом, но обычно это стройные (или очень мускулистые!), цисгендерные, физически крепкие люди. В рассказе Джули мы отправляемся в старшую школу, где полноватая девушка-охотник встречает свою пару – во всех смыслах. И это восхитительное напряжение между вампиром и охотником делает их отношения такими, ради которых можно и умереть!
А кто из этих избранных – вы? Вампир или охотник?
Парень и колокольчикХэйди Хэйлиг
Эта ночь ветреная, темная и холодная. Ветер так громко шелестит листьями, что Уилл едва не пропускает тихий звон колокольчика.