Тео: Не знаю. Может, я уже близка к этому.
Бриттани
Я не выбирала, становиться ли мне такой, какая я есть, или нет.
Я была создана во время беззаконного периода существования вампиров, когда слово «последствия» что-то значило только для смертных. Я была едва ли старше Тео, когда встретила своего – эм, я так и не смогла определиться, как его стоит называть. «Породитель» вряд ли будет правильным словом, хотя в нем и есть доля правды. За две сотни лет мне не удалось найти слово, вмещающее одновременно безупречную жестокость его действий и преобразовательную силу, которую я обнаружила в их последствиях. Обидчик. Злоумышленник. Преступник. В них всех недостает части того ужаса, который я испытала во время нападения и после.
Он, может, и был катализатором моего превращения, но архитектором была я. Каждый выбор, который я делала впоследствии, был ответом на его вступительную речь. И если его речь была чем-то вроде того, что он сильнее меня благодаря его полу и положению, то я с тех пор трудилась над созданием своего ответа. Не всякий, кого я кусаю, становится таким, как я. Мне приходится выбирать. Я позволяю себе выбирать. И все эти годы я выбирала женщин, подобных мне. Женщин, которым говорили, что они неважны, недостойны, слабы. Женщин, жадных до мира. Женщин с клыками. Моих «пёти кро».
Мой телефон издает тихий звон, напоминая, что уже десять вечера, и я пропускаю встречу. Я смахиваю напоминание, не глядя на слова.
У меня под ребрами растекается какое-то незнакомое чувство. Не голод, но что-то достаточно близкое. Застегивая свое пальто до подбородка и выходя на улицы Нью-Йорка, я как можно дальше гоню мысли о Тео и разочаровании, которое она наверняка сейчас чувствует.
Может, я не выбирала тропинку луны и теней, зато я выбрала Нью-Йорк. Сто лет назад я оставила продуваемые всеми ветрами долины и покатые горы Вирджинии ради исступленной энергии большого города. Это так просто – стать каплей в океане, когда океан невообразимо обширен.
Я сворачиваю в сторону от реки и иду к парку. Мы не охотимся здесь. Раньше охота была разрешена, почти с момента его основания в конце 1800-х, но несколько десятилетий я объявила ее вне закона. Теперь охота подвергала огромному риску всех нас. В этом парке слишком много глаз, слишком много историй, порожденных его покатыми холмами и темными углами. Любой, решивший поохотиться здесь, теперь будет выставлен из города.
У меня не так уж и много правил. Всего несколько. Предназначение каждого из них – защитить мою стаю от мира, который кажется всё более способным понять таких созданий, как мы, и принять то, что мы реальны. Но самое важное из них: никого не обращать.
Этот город может казаться огромным, но всё способно мгновенно измениться. Мы должны принимать в наши ряды осмотрительно и с щепетильным расчетом. Любой, кто не подчинится этому указу, будет не просто выдворен, а в полной мере убит.
Миную водоем, и под моими ногами хрустит гравий, в то время как я срезаю дорогу на юг, словно привидение, обходя обелиск с лицом из песка, подсвеченный со всех четырех углов. Уже вскоре парк остается позади, я пересекаю быстрый поток Пятого авеню и бросаюсь в лапы города.
Девушка с темными непослушными кудряшками под звуки смеха возникает в здании прямо надо мной. Ее губы красные, глаза цвета коричневых осенних листьев – они напоминают мне о Тео. Мне хватает секунды, чтобы понять, что это не она, но я смотрела слишком долго. Улыбка девушки внезапно исчезает, и она вздрагивает, словно кто-то прошептал ей на ухо: Опасность. Выражение ее лица меркнет, когда она встречается со мной взглядом, она разворачивается и тут же скрывается из виду.
Зудящее чувство у меня под ребрами снова просыпается – это неголодный голод. Если бы я всё еще была человеком, у меня было бы название для этого чувства. Беспокойство? Досада? Вина? Что-то, вызывающее внутри меня конфликт с самой собой.
– Эй! Отпусти! – Голос молодой женщины пробивается из-за постоянного хора машинных сигналов, двигателей и дыма.
Я сразу же обнаруживаю ее. Она только что вышла из магазинчика на углу, в руках у нее пакеты с продуктами. Позади нее, слишком близко, стоит молодой мужчина – в его широко распахнутых глазах тот же дикий огонь, что и в улыбке. Я знаю этот взгляд. Я видела его на лицах стольких мужчин за все эти годы. Это выражение чистого наслаждения, близкой к экстазу радости от понимания, что его действия неправильны и неудержимы.
Молодая женщина делает резкий шаг вперед, выдергивая край своего пальто у него из рук с ругательствами и проклятьями. Она поспешно уходит, оглядываясь только для того, чтобы убедиться, что он не следует за ней. Смеясь, молодой мужчина возвращается в темный угол рядом с магазинчиком, где ждет свою следующую жертву.
Ему не приходится ждать слишком долго.
Голод, который не голод, растекается всё сильнее, и я двигаюсь к молодому мужчине. Он моргает, уверенный, что всего мгновение назад меня здесь не было. Для него я проскользнула между тенями, мечта и желание.
– Следуй за мной, – говорю я, позволяя голосу звучать из груди, словно мурлыканье льва.
– Ага, – отвечает он, на этот раз с беспомощным взглядом в широко раскрытых глазах, и следует за мной под чарами моего голоса в узкую аллею, где тени уже готовы принять нас.
Я нахожу неглубокую впадину дверного проема, возможно, заднего входа магазинчика, и останавливаюсь.
– Тебе будет больно, – говорю я, и он лишь кивает в изумлении. – Расстегни куртку и стой молча.
От него пахнет лимонами и потом, и, укусив его, я смакую то, как он дрожит от боли. Кровь обволакивает мой язык, словно первый сочный кусочек клубники. Она терпкая, острая и землистая одновременно, и я пью, пока этот странный не-голод не начинает отступать.
Молодой мужчина не издает ни звука, и я не пью безудержно, только чтобы удовлетворить свой аппетит.
– Всё, – говорю я, доставая из кармана носовой платок и промакивая им уголки рта. – А теперь иди домой и прекрати быть такой наглой тварью.
Он кивает, его глаза всё еще широко распахнуты, когда он бросается наутек по аллее.
Как раз в этот момент в кармане у меня жужжит телефон. Я снимаю блокировку и вижу сообщение. Оно от Тео.
«А я… говорила, что это вечеринка-сюрприз и здесь все твои друзья? Кажется, стоило это сказать, ха-ха».
На мгновение мне кажется, что я неправильно прочитала сообщение. Мой разум перебирает все варианты, что оно не могло означать и что, как я думаю, оно значит. Это просто невозможно, чтобы Тео собрала всех вампиров Нью-Йорка на вечеринку-сюрприз для меня.
Или возможно?
И тогда, совершенно внезапно, я понимаю, где правда.
Я бегу.
Бриттани: Я задам тебе вопрос. Ты не обязана на него отвечать.
Тео: Как я обожаю этот внушающий ужас тон. Но ладно, спрашивай.
Бриттани: Кто-нибудь знаком с настоящей Теолиндой?
Тео: Я отвечу, если ты ответишь.
Теолинда
В туалете «Корней и Руин» всего одна неприкрытая лампочка, свисающая с потолка. Я сажусь на грязное сиденье для унитаза, почистив язык. Как хорошо, что я ношу в своей сумке набор для оказания экстренной помощи: бинты, мятные леденцы, зубные мини-щетки, мидол, ибупрофен, таблетки от изжоги, таблетки от обезвоживания, которые крошатся в цветной порошок, блеск для губ, помаду трех цветов, экстренный чек на сто долларов, паспорт, перцовый баллончик и карманный нож.
Я мочу салфетку, взятую у Джокера-латиноса, и промакиваю ею щеки и шею. Боже мой. Бриттани – вампир. Ее друзья вампиры. Вот почему она не фотографируется. Вот почему она шутила о том, что является «вампирским фильтром». Я знала, что это слишком клево, чтобы копировать. Но эти люди – они не клевые. Они опасные. И мне следовало доверять своим инстинктам, когда дело дошло до Имоджен.
Могут ли они учуять мой страх, как акулы? Этот симпатичный парень проверял меня, дав мне кровь? Я сую в рот еще один мятный леденец, чтобы избавиться от металлического привкуса, но его призрак всё еще здесь. Я делаю глубокие, долгие вдохи.
Ладно, ладно, ладно. Я смогу с этим справиться.
Смогу ли я?
Я едва справилась, когда попала в Новую школу вместо Колумбии. Я едва справилась, когда мой брат использовал взятую мной в библиотеке книгу для скруток. Это просто… не то, как представляла себе этот вечер.
Бриттани должна будет всё мне объяснить.
Меня вдруг осеняет – я провела последние два года, переписываясь с вампиром. Она легко могла меня найти. Выпить мою кровь и всё такое. Почему она этого не сделала? Она столько раз могла встретить меня в одном из тех мест, где я регулярно фотографируюсь. Боже, да я просто мечта поклонника-маньяка, так что это первое, что я поменяю с завтрашнего дня.
Бриттани могла бы убить меня в любой момент. Но вместо этого она разговаривала со мной. Вместо этого она стала мне другом.
Тогда почему ее всё еще здесь нет?
Я снова делаю вдох. Бросаю салфетку на пол и смотрю в зеркало, окруженное надписями, оставленными здесь за десятки лет.
Я Теолинда Сесилия Ромеро де Рейес, и мне есть что терять. Я подтираю пальцем кожу вокруг стрелок, чтобы убрать потеки, обновляю помаду на губах и выхожу обратно в зал.
Музыка звучит глубже, словно металлическое сердце, бьющееся в размеренном ритме, и все смотрят на меня, как будто ждали, когда же наконец я покажусь.
– Мы начинаем волноваться, – говорит Имоджен, вставая с диванчика для двоих.
У девушки в неоновом платье-бандо одежда испачкана кровью. Пожилая женщина на поводке наклонена вперед под неестественным углом, она не двигается, и хотя со мной говорит Имоджен, всё, о чем я могу думать, это – «Я не хочу умирать. Я не хочу умирать».
– Где Бриттани? – спрашивает парень с усами.
– Откуда мне знать? – говорю я, пытаясь казаться храбрее, чем я есть на самом деле.
Я чувствую растущее напряжение, в то время как каждый вампир в этом месте поворачивается ко мне, а я облокачиваюсь на бар. Раздается тихий стон, я поворачиваюсь и обнаруживаю бармена, обмякшего между двумя вампирами, с закатившимися глазами, в то время как они пьют из обоих запястий. Я закрываю глаза и взвизгиваю.