.
Я схватил зеркало и поднял к своему лицу, в то время как крики моих родителей заполнили воздух пустыни.
Вот он я.
Циско.
Я.
Слезы угрожали размыть мой образ. Мой четкий образ. Я вытер их, и вот он я.
Мои брови были черными. Густыми. Они почти срастались в центре. Свободной рукой я провел по мостику моего носа, к широким ноздрям, к моим губам, потом к скулам. Нижнюю половину моего лица покрывал пушок. Мне придется начать бриться? А вампиры вообще бреются? Папе приходилось подстригать мне волосы, так что…
Я так многого не знал. Столько вопросов я даже не думал задавать.
Но я также никогда не видел этого.
Это был я.
– Вы говорили мне, что я умру, – сказал я, обращаясь к своим родителям, но не глядя на них. – Вы говорили, что если я не буду следовать вашим правилам, меня заберут.
Папи начал что-то говорить:
– Циско…
– Что еще было ложью? – завопил я. – Что еще неправда?
– Ты должен понять, – сказала мама. – Мы должны были защитить тебя.
– Что еще неправда? – повторил я.
– Это не важно, – сказал папи. – Лишь часть. Достаточная, чтобы ты нам доверял.
Ирония. Они лгали мне, чтобы я доверял им.
– Есть еще много, – сказал Куан, – так много всего о нас, чего ты не знаешь. Так много о тебе.
Папи прекратил плакать. Вытер остатки слез. Он встал прямо, поднял подбородок и окинул меня пристальным взглядом.
На моем лице отчетливо читалось: заявление; крик души. «Пожалуйста, мне нужно это сделать».
Он покачал головой.
– Еще слишком рано, – сказал он.
Но потом заговорила мами:
– Рано ли?
И моему папи, всегда такому уверенному, всегда получавшему такое удовольствие от истории, у которого всегда были ответы, было нечего на это ответить. Я видел, как его губы складывают слова, но ничего не произносят.
Лица родителей были искажены от боли.
А потом… смирение.
Мами улыбнулась мне.
Папи вставил слово:
– Азлё[63].
Мами расплакалась еще сильнее, но тоже кивнула.
Едва заметно.
Я дал Куану руку.
Его пальцы обхватили мои.
В них расцвело желание, рожденное не только нашей коллективной силой, но и страстью. Когда парень так касался меня? Никогда. И я этого тоже хотел.
Сделай это.
Он увлек меня за собой, и я обернулся взглянуть на них, лишь один раз.
Они улыбались.
Было ли это благословение? Возможно. Но они не преследовали меня. Они не пошли за мной.
Они позволили мне уйти.
Сейчас мы в машине. Я никогда раньше не сидел в машине. Куан сказал, что так мы быстрее доберемся до следующей остановки. Мы кого-то подберем по пути.
Еще одного из нас.
Батарея на телефоне Куана почти села. Я должен вернуть его ему.
Я больше не буду ничего писать.
Я свободен.
МожноЯЗакричу: Ух ты. Это и вправду конец?
ПламяМоря: Вот это история. Кому-то еще показалось после этого, что вампиры на самом деле существуют?
НастоящийФанатЭннРайс: Чушь. Увлекательно, но… не может всё это быть реальным.
НиктоНеЦелуетсяКакГастон: Возвращайся. Пожалуйста! Я не могу жить без новостей о тебе. Пожалуйста, вернись, Циско.
5125 оценок
Отражения,или «Но сначала дай я сделаю селфи»Зорайда Кордоваи Натали С. Паркер
Зеркала окружены суевериями и преданиями. Нарцисс влюбился в свое отражение, и оно поглотило его. Во многих культурных традициях по всему миру все зеркала и отражающие поверхности закрывают, когда семья держит траур по умершему. Считается, что, если разбить зеркало, последуют семь лет неудач. Даже Злая королева верит, что может узнать правду из зеркала. И один из старейших мифов о вампирах заключается в том, что они ни в чем не отражаются. Корни этого мифа – как раз то, что обнаруживает Циско в этом рассказе: большинство старых зеркал имели подложку из серебра, которое, в некоторых традициях, может причинить вред вампиру или даже убить его. Поэтому – никаких отражений! Это настолько известная часть мифологии, что она появляется снова и снова в современных рассказах о вампирах, но причины развиваются вместе со сказками. Еще один вид отражений – то, какими в историях мы видим себя и кому удается увидеть свою жизнь и свой опыт отраженными. Марк соединяет предание о вампирах со своим вопросом: кому вообще удается увидеть отражение. Действительно ли вампиры ни в чем не отражаются или это только история, которую рассказали Циско? Название этого рассказа позаимствовано из работы доктора Рудин Симс Бишоп о детской литературе.
Как в рассказах о вампирах отражаются ваша жизнь и ваш опыт?
Дом черных сапфировДониэль Клейтон
Поговаривали, что женщины Тёрнер из Дома черных сапфиров немного странные. Что они уж слишком красивые. Что они замышляли что-то недоброе.
Поговаривали, что женщины Тёрнер – вампиры.
И как только кто-то произносил это слово, пора было уходить. Жар-птица Тёрнеров заводила свою скорбную песню, сидя на подоконнике; она знала, когда слишком многие смотрели, шептались и изучали прекрасных Черных женщин, вплывавших и выплывавших из особенного, превращенного в аптеку дома. В их вечно движущееся подобие гроба.
Беа ненавидела слово «вампир», и стоило им только прибыть в новый город – прямо как сейчас, – она готовилась к тому, что все другие бессмертные станут относиться к ним предвзято, хотя Тёрнеры явно отличались от остальных.
Вся ее семья и их тринадцать чемоданов заполнили сиденья из красного дерева в новоорлеанском трамвае. Мама сказала, что они направляются в Район Вечности, одну из пяти версий города, где заправляли исключительно такие, как они. Что это был дом. Тот, который Беа никогда прежде не видела. Тот, насчет которого мама была не уверена, что захочет увидеть его снова.
Но, глядя на людей, снующих вокруг, Беа думала, что всё здесь выглядит нормальным. Запах вспотевшей кожи смертных и звук их бьющихся сердец заставляли зазубренный язык Беа пылать. Ей не терпелось покормиться после такого долгого путешествия. Пока они пробирались по Канальной улице, липкий бриз цеплялся к ней, и у нее никак не получалось осознать, что они направлялись к прекрасной, возвышенной версии этого места.
Пять сестер Беа возбужденно отмечали всё подряд. Ее старшая сестра, Куки, жаловалась на то, как неопрятно и по-простецки все одеты. Сора хотела зайти в каждый парфюмерный магазин во французском квартале, а Энни Рут охотилась на лучшие книжные лавки. Мэй болтала о том, как могла бы увековечить красками все эти разноцветные здания, галереи из металлического кружева и балкончики, а маленький мозг Птички не поспевал за ее языком, пока она комментировала каждую странную вещь, которую видела. А вот Беа грустила из-за того, что им пришлось покинуть Чарльстон в Южной Калифорнии. Ей понравился этот милый городок с его галечными улицами, плакучими деревьями и плетеными корзинами. Целовать Рэджинальда Вашингтона тоже было не так уж и плохо, потому что на его губах всегда был вкус персиков, что росли на дереве в саду его матери. В ее комнате там была собственная ванна на львиных ножках, которая никогда не покрывалась пятнами, даже после бесчисленных кровавых ванн. Окно выходило на старую церковь Вефиль. Кто знает, какой вид из окна будет в их следующем доме. Хоть бы он был так же чудесен. Они пробыли в Чарльстоне так долго, что Беа уже было решила, что их птица, их Хани, никогда больше снова не запоет, и они останутся там.
Может, на этот раз она найдет вечную любовь.
Они с сестрами делали ставки, какой город будет следующим и сколько лет, десятилетий или тысячелетий они смогут оставаться там, пока песня жар-птицы не разбудит их, напоминая, что пора уходить. Беа прекратила считать. Больше никаких часов. Никаких календарей. Мама запретила их, и это было правильно. Всё, что у них осталось, – песочные часы, и их было достаточно.
Как бы ей хотелось вернуться в Париж. Прошла по меньшей мере сотня лет. В приоконных ящиках в это время года наверняка цвела герань, на улице стояла жара. Может, она бы встретилась с Аннабель – девочкой, которую кусала и целовала, когда ей было скучно, – узнала бы, как ей вечная жизнь, и не ей ли суждено стать великой вечной любовью Беа. Они уехали слишком рано, чтобы Беа смогла понять.
– Скоро будет остановка, – сказала мама. – Конечная.
– Что-то не похоже, – сказала младшая сестренка Птичка. Ее длинные перекрученные пряди перевешивались через окно трамвая.
Мама щелкнула пальцами:
– Сиди спокойно, дитя.
Каждый раз, когда они приезжали в новый город, вопросы Беа менялись, колода карт перетасовывалась, и новая вытащенная карта становилась ее теперешним наваждением. На этот раз она никак не могла перестать думать о любви. Это был город, в котором познакомились ее родители. Где ее мама много-много лет назад укусила ее отца, и они стали партнерами по вечности.
Это было место, где мама влюбилась.
И она была намерена тоже найти свою любовь. Здесь у нее получилась бы великая любовная история. Желание гудело в ней, пронизывая до костей.
Трамвай остановился. Водитель, словно робот, встал и вышел.
– Комендант может зайти в любую минуту. – Мама повернулась лицом к Беа и ее сестрам. Сердце Беа сжалось в ожидании. – Этот район полон плохой воды и плохих новостей. Это место разобьет ваши сердца. – Ее темные глаза задержались на Беа, в пронзительном взгляде пылало предупреждение. Которое томящейся от любви Тёрнер стоило взять на заметку. – Мы выждем наше время, а потом поедем дальше.
Это был город, которого мама боялась.
Но Беа была намерена выяснить почему.
Белый мужчина, одетый во всё черное, вошел в трамвай.
– Кто это? – спросила вторая по старшинству сестра Беа.
– Комендант, – прошептала мама. – А теперь – тсс. Ни слова ни от одной из вас. Пока мы не пройдем через это. – Она встала, поприветствовала его и пригладила свое платье спереди.