– Я не уеду из этого города без партнера по вечности, – заявила Куки.
Тихий шепот отозвался эхом в голове Беа: «Как и я».
– Я приняла решение. Я готова к собственной жар-птице и собственному дому. Пришло время мне жить самой по себе. – Куки победоносно улыбнулась.
– А мама знает? Ты ее спросила? – отозвалась Энни-Рут. – Вряд ли она на это согласится.
– Ты этого не знаешь, – ответила Куки.
– Тебе бы перестать быть такой привередливой, – уколола ее Сора.
– Ты тот еще подарочек… Жалуешься на каждого встречного мужчину, – добавила Энни-Рут.
– Они всегда недостаточно интересные. Это вообще редкость для мужчин, что младше двухсот лет, – огрызнулась на нее Куки. – Мне нужно найти для обращения кого-то, похожего на папу.
– Здесь нет смертных, – возразила Сора. – Я не чувствую даже их запаха. В этом месте живут только бессмертные.
– Ну, может, тогда я заполучу вампира. – Куки прошлась по кругу с напыщенным видом, изображая белокожих вампиров, расхаживающих так, будто они владеют всей землей, на которую ступала их древняя нога.
Птичка охнула. Беа прикусила нижнюю губу. Это им никогда не будет позволено.
– Мама не хочет, чтобы мы смешивались с ними. Ты знаешь историю. – Мэй соскочила со своего кресла, словно потягивающаяся домашняя кошка. Она слегка оттолкнула Коки и Беа в сторону, чтобы прикрепить к бутылькам ленточки с ценами.
– Мы все знаем, что ей это не нравится. Мама не позволит нам забыть. – Беа протерла пыль с полок, чтобы недремлющее око Куки осталось довольно.
Все они по очереди изобразили серьезный тон мамы, к которому она прибегала каждый раз, когда заново рассказывала, как их кровная линия стала Вечной – белокожие вампиры-рабовладельцы кусали своих рабов ради забавы – и как предки отправили жар-птиц, чтобы спасти их от усугубляющейся ситуации, превратив в другой вид бессмертных существ: Вечных.
– Если ты выйдешь замуж за вампира, у тебя не будет дочерей. Тебе нужно выйти замуж за смертного, как папа, а потом обратить его после рождения последнего ребенка. Это единственный путь, – напомнила Беа. – Или выйти замуж за Вечного мужчину и не иметь детей.
– Откуда нам знать, правда ли это на самом деле? Мама просто терпеть не может…
Тихий звон дверного колокольчика прорвался в комнату.
– Откуда у нас уже могут быть посетители? – Куки направилась к стеклянным дверям. – Никто даже не сказал тетушкам, где мы остановились.
Они все подбежали к обнесенному решеткой балкону, чтобы посмотреть вниз. Справа и слева всюду была вода, загроможденная лодками, водными экипажами и трамваями, плывущими в разных направлениях.
Молодой человек в черной высокой шляпе держал в руках, на которые были надеты белые перчатки, красный конверт. На его смуглой коже поблескивали капли пота, словно мед на орехах пекан. Для его одежды стояла слишком жаркая погода, и из-за своего костюма он выглядел неподходящим для этого места; безделушка из другого времени, совсем как они. Они никогда не давали объявлений, всегда стараясь смешаться с населением, насколько могли, и сохранить классическую изысканность, как того хотела мама. Но он, казалось, гордился своим выдающимся видом, словно перепрыгнул через время и оказался у их нового крыльца.
Мама вышла на улицу, чтобы поприветствовать его.
– Она нервничает, – прошептала Мэй.
Беа пригляделась. У ее сестры Мэй был талант чувствовать эмоции, но Беа заметила, как мама крепко сжала свои руки, чтобы скрыть дрожь. Только натренированный взгляд смог бы заметить этот легкий трепет пальцев. И Беа стало еще любопытнее, кем же был этот красивый молодой мужчина.
– Кто это? – спросила Птичка.
– Никогда раньше его не видела, – ответила Сора. – Но он напоминает мне Тристана Хилла. Помните его? Когда мы жили в Гарлеме. Мне так нравилось, как он целовал мою шею, прежде чем найти дорогу к моим губам. Надо было выбрать его моим партнером по вечности. Я всё думала, что появится кто-нибудь поумнее, но этого так и не случилось. А сейчас он, наверно, уже лет сто как мертв. Я упустила свой шанс. – Она наклонилась над перилами еще дальше. – Но этого бы я укусила.
– Нет, не укусила бы, – ответила Куки.
– Откуда ты знаешь? Ты всегда пытаешься сказать нам, что бы мы сделали или не сделали, попутно сообщая, что мы должны или не должны делать. Просто потому, что ты старшая. Постоянно ведешь себя так, будто ты мама, – огрызнулась Сора.
Куки шлепнула ее по ноге, и Сора взвизгнула.
– Это Барон Тени, дурочка.
Молодой мужчина приподнял свои солнечные очки и посмотрел вверх. Они все умолкли. Он улыбнулся, коснулся пальцами шляпы, неторопливо прошелся по пирсу и уселся обратно в свою лодку.
Бароны Тени были смертельными врагами Вечных женщин. Они были Ходоками дорог мертвых, готовыми с помощью своей трости забрать тех, кто обманул смерть или слегка зажился на этом свете. Они были хранителями перекрестков.
Беа не сводила с него глаз, пока он не отдалился настолько, что стал крошечным, как зернышко черного перца.
Она хотела знать о нем абсолютно всё, до мельчайших деталей.
– Что это будет за праздник, мама? – спросила Беа, когда три ее старших сестры, Куки, Сора и Энни-Рут, стояли у края их придомового пирса в ожидании водного экипажа, нанятого мамой.
– Я сказала всё, что тебе нужно знать, – ответила она, осматривая каждое из платьев, которое для них выбрала. – Мы показываем наши лица. Мы всегда делаем так, когда приезжаем в новое место. Мы проведем там не больше часа, так что не расслабляйтесь.
– Кто едет на бал на такое короткое время? – недовольно спросила Сора.
– Мы, вот кто. – Мама поправила жемчужины на колье Куки и пригладила сатиновый воротничок ее платья. – Это не дружеское приглашение. Это требование явиться – и женщины Тёрнер сделают одолжение, но на этом всё. Они здесь руководствуются другими правилами. Сейчас сезон Марди Гра[64]. На это празднество все Районы собираются вместе. Предполагается объявление временного перемирия. Это помогает особенным народам мира смешаться.
– Но… – начала Сора.
– Мы не знаем, как долго мы пробудем в этом проклятом месте, так что лучше поладить с некоторыми местными и быть предусмотрительно дружелюбными. Здесь все перемешаны, так что потребуются определенные манеры.
С того дня, как молодой человек оставил то приглашение, Беа размышляла, какие еще бессмертные народы жили во всех версиях этого города. Обычно, когда они приезжали в новые места, мама организовывала небольшой праздничный ужин, приглашая других Вечных чернокожих женщин – по большей части ее сестер, если они были где-то поблизости, – или Неувядающих, если рядом были их представители, или кого-то еще. Иногда мама даже приглашала нескольких тщательно отобранных белых вампиров, разделяя утонченный ужин с настоянными на крови коктейлями, бурно бьющимися сердцами – собранными Птичкой – и замороженными кровяными пудингами. Беа больше всего любила посиделки с дегустацией крови, когда Сора по указанию мамы делала кровяные настойки со специями и травами. Они раскрывали глубокие оттенки вкуса и усиливали таланты и воспоминания, скрытые в гемоглобине смертных, в результате даруя самое восхитительное наслаждение.
Но они никогда прежде не были на балу. У нее внутри всё сжалось. Беа доводилось читать о них только в книгах. Танцы, шампанское и прекрасные люди. Влюбленные, встречающиеся в темных углах. Влюбленные, говорящие о рассвете. Влюбленные, целующиеся до сбивчивого дыхания. И здесь она будет искать всё это.
– Не таращиться. Не разбредаться. Не задавать назойливых вопросов. Не совать нос, куда не надо. Мы не должны никого настраивать против нас, – добавила мама.
Водный экипаж прибыл, и они погрузились в него, словно в теплую ванну с кровью, очень осторожно, чтобы не испортить свои прекрасные наряды. Его фонари закачались из стороны в сторону, создавая россыпь света над головами мамы и сестер. Беа подумала о том, что никогда раньше не видела их такими красивыми. Куки была в наряде из белого шелка, который обтягивал ее торс, расширяясь книзу в виде расшитого бусинами русалочьего хвоста. В этом платье она легко могла бы отправиться на свою свадьбу. Сора всегда носила только черное, и ее наряд расходился темными волнами тюля, словно она была балериной, сбежавшей из подземного мира. Платье Энни-Рут было средней длины, и под его кружевными деталями виднелась ее идеальная кожа.
На их матери было платье из бархата, красная лента повторяла каждый изгиб ее фигуры, напоминавшей песочные часы. Ее алая помада сообщала всем, что она может укусить. Ее зубы были острее, чем у всех остальных. Беа казалось, что она никогда не будет выглядеть так неотразимо, как Эванджелин Тёрнер. Мама обычно одевалась элегантно, но так – никогда, словно она хотела, чтобы ее увидели, словно хотела стать бурей, раскатом грома и вспышкой молнии посреди зала. Беа опустила взгляд на свое собственное платье, желтое, оттенка светлого меда, пропускающего солнечный свет, и в ней не было уверенности, что мама сделала правильный выбор.
Водный экипаж скользил вперед, и его сверкающий нос прорезал лодочное движение, пока они направлялись в Садовый квартал. Дома выглядели как изысканные пирожные на серебряных тарелках; одни цвета красных роз, другие бледно-голубые, и еще несколько мятно-зеленых и цвета индиго на закате. Гирлянды и приоконные ящики украшали их, словно затейливо нанесенная глазурь.
Беа поняла, в какой дом они едут, прежде чем они свернули на Сент-Чарльз-авеню. Энергия потянула ее за кости, словно к ним были привязаны веревки, едва не сбив ее с ног.
Четырехэтажный полуночно-черный дом тянулся ввысь. Три обнесенных решеткой балкона были заполнены людьми, одетыми лучше, чем когда-либо доводилось видеть Беа. Роскошные водные экипажи причаливали к двойному пирсу, высаживая элегантных пассажиров.
– Вы это чувствуете? – спросила она.
– Чувствуем что? – отозвалась Энни-Рут.