Могу точно сказать, что до него дошел звон моей лжи, поскольку теперь он выглядит и злым, и удовлетворенным собой. Его лицо искажается в рычании, и он снова бросается на меня, на этот раз впиваясь зубами с другой стороны моей шеи. Боль пульсирует от груди к макушке, острая и безжалостная. Он отпускает меня.
– Да прикончи меня уже, – рявкаю я.
– О, нет-нет-нет, Саския, – Константин щелкает языком, его глаза прикрыты в экстазе. – Кормление – настоящее искусство. Оно похоже на оргазм. Все дело в контроле и в растягивании момента, в наслаждении им. Но я уже преподал тебе этот урок. Разве нет?
Константин смотрит на меня, и ясно, что он говорит о Большом театре. Вспоминает о том, как заставил меня балансировать на грани оргазма, пока сам не решил, когда мне кончить. Как же сильно я его ненавижу!
Он приближается ко мне и шепчет на ухо:
– Я выкачаю практически всю твою кровь, милая, снова и снова, удерживая тебя на волоске от смерти. Но не дам тебе погибнуть. Иначе в чем веселье?
Он наслаждается моими страданиями. Чувствую, как по горлу скользит желчь.
– Подумай, Саския. Зачем мне вообще тебя убивать? – говорит он мягким тоном. – Силы, которые я из тебя высосал, продержатся во мне столько же, сколько и кровь в моем организме, так что мне нужно будет поддерживать наличие твоих способностей. Однако все это закончится, как только я найду способ их синтезировать. Таблетки правды – что думаешь? В этом есть определенный смысл, ты не согласна?
Его слова обретают форму в моей затуманенной голове. Он хочет оставить меня висеть здесь бесконечно, как свою личную лабораторную крысу. Как долго? Ужас пронзает меня, и я дрожу.
– Ты сломлен, – тихо обращаюсь к нему. Мне нужно, чтобы он знал, что под слоями ужаса, под слоями ненависти притаилась моя жалость. – Впрочем, это неудивительно. Ведь твой отец бросил тебя, мать не заботилась о тебе, а когда твой брат узнает, что ты так же ужасен, как и твои родители, он возненавидит тебя больше, чем кто-либо другой.
Это работает. Его спокойный взор сужается, и я почти благодарна тому, что его клыки вонзаются в меня и весь мир погружается во тьму.
Глава двадцать седьмая
Константин кормился мной так долго, что в конце концов я потеряла сознание. Мои глаза распахиваются, и понимаю, что я все еще в клетке, но, по крайней мере, на этот раз не подвешена вверх ногами и не связана. Кто-то усадил меня на бетонную скамейку. Вокруг валяются пустые шприцы и маленькие стеклянные пузырьки.
Проклятье, чем они меня накачали?
Или это доктор Зло брал образцы моей крови, чтобы начать работу над таблетками правды? У меня ноет шея, но боль не такая уж сильная. Я провожу рукой, предполагая коснуться огромной раны, но дотрагиваюсь всего лишь до двух крошечных точечек, похожих на покрытые струпьями булавочные уколы. Они вкололи мне быстродействующие лекарства? Или стероиды, которые усиливают мою кровь? Я не веган, однако впервые в жизни четко осознаю, что чувствуют коровы на ферме, и это совершенно не мило.
При попытке встать ноги подкашиваются, я снова плюхаюсь обратно. Прекрасно. Меня не только заперли в Вампирской тюрьме на подземной частной парковке, куда никто не явится до наступления темноты, так еще и встать не могу.
Прислоняюсь головой к бетонной стене и кричу. У меня болит горло, но это наименьшая из моих проблем.
– Ау?
Тишина.
– Есть кто?
И чего я жду? Бэтмена, который неожиданно вломится сюда?
Слышу движение за соседней дверью. Что, если Константин все еще там? Вернется ли он за добавкой? Я не ела целую вечность, но чувствую, как подступает рвота.
Позади меня открывается дверь лаборатории, появляется пронырливый доктор Василий и кладет заполненный шприц на маленький столик у двери.
– Господин Волков попросил меня приготовить больше антидотов, – говорит он, указывая на инъекцию. Его лицо смертельно бледно даже для Вампира, а водянистые глаза покраснели. – Он скоро вернется, так что тебе лучше прекратить кричать.
Глядя прямо ему в глаза, я издаю такой громкий крик, на какой способно мое больное горло.
В мгновение ока он оказывается рядом со мной, его лицо в нескольких сантиметрах от моего, а Вампирские зубы оскалены. В отличие от толстых белых клыков Лукки, у доктора Василия они желтоватые и ничтожно тонкие. Меня одолевает искушение вырвать их из его отвисшей челюсти.
– Думаешь, что можешь угрожать мне этими клыками, похожими на булавки в виде члена? – произношу я. – От канцелярского степлера будет больше проку, чем от того, что у тебя.
– Продолжишь бухтеть, мелкая сучка, и я тебя прикончу!
– Нет, не сможешь, – отвечаю ему. – Константин нуждается во мне больше, чем в тебе.
Доктор скалится, оглядывая меня с ног до головы, словно какой-то кусок мяса. Хотя, после того, что они сделали со мной, думаю, я им и являюсь.
– В мире не так мало Ведьм, – огрызается он. – Ведьм, намного могущественнее тебя. Но не так много докторов вроде меня. Так что отдыхай и помалкивай. Господин Волков скоро вернется, и нам нужно, чтобы ты была послушной.
Губы доктора расползаются в улыбке, и мне хочется стереть ее с его лица стулом. Но в клетке нет ничего, кроме бетонной скамьи, прикрепленной к стене, и пола, заваленного мусором.
Доктор громко захлопывает за собой дверь, и я изо всех сил стараюсь не разрыдаться. Здесь холодно. Они даже одеяло мне не дали.
«Ну же, Саския, – говорю я себе, – ты выбиралась из ситуаций похуже, чем эта. Если ты смогла сжечь логово мафии Перевертышей и сразиться с королевой Сирен под водой, то сможешь выбраться и из этой клетки».
Без понятия, сколько сейчас времени, но должно быть утро, и, вероятно, именно поэтому доктор Вампир так раздражен, а мой настоящий мучитель либо в своем особняке, либо дремлет наверху в клубе. В гараже осталась только одна машина, да и она слишком показушная, чтобы принадлежать Константину. Я прищуриваюсь и… Минуточку. Быть не может.
Мне больно улыбаться, но улыбка все равно касается моих губ. Машина, которую я вижу, принадлежит Лукке. Это не его драгоценный желтый «Ламборджини», а еще одна розовая модель из его коллекции. Меня охватывает тошнотворное чувство при мысли, что, возможно, Лукка в клубе, что все это время он был во всем этом замешан, но стараюсь прогнать страх. Я провела с ним три ночи (и еще много времени днем), и он ни разу мне не солгал. Лукка понятия не имеет, что у меня неприятности. В этом я уверена.
Как он тогда говорил? Его машины – это его дети? Что-то об использовании каких-то лучших средств наблюдения за ними, чем обычные камеры?
Я поднимаю с пола один из пустых шприцев и взвешиваю его в руке. Если мне удастся попасть в машину, предупредит ли Лукку телефон о том, что кто-то пытается повредить его собственность?
Ноги меня не слушаются, но я, шатаясь, подхожу к прутьям своей клетки и со всей силы швыряю пустой шприц в машину. Он падает в метре от меня. Это даже близко не попадание. Вот почему я никогда не занимался в школе легкой атлетикой.
Хватаю с земли крошечный пузырек и кидаю его. Он тяжелее, поэтому улетает дальше, но это все еще дерьмовый выстрел, пузырек с легким грохотом приземляется на землю рядом с машиной.
Еще одна попытка. Надеюсь, что доктор Василий, находящийся за дверью рядом, не услышит шума. Все бесполезно, у меня не осталось вариантов. Весь мусор, который валялся в клетке, теперь перекочевал на парковку.
Я оглядываю скудную комнатку, подумывая о том, чтобы снять ботинки и бросить их, но замечаю полный шприц позади себя. Мне все равно не хочется, чтобы эта чертова штуковина находилась рядом со мной, особенно если ее наличие означает, что Константин еще раз попытается меня иссушить.
Мой единственный шанс. Если не попаду, то Лукка никогда не узнает о том, что со мной случилось и что мир будет наводнен Вампирами, которые также могут владеть магией Ведьм… и разгуливать под солнцем. К черту это все!
Взвешиваю шприц в руке. Он тяжелее остальных предметов. Я могу это сделать. Я должна это сделать. Глубоко вдохнув, пытаюсь пробудить в себе Китнисс[15] и прицеливаюсь. Бум! С желанным треском он попадает прямо в боковое зеркало автомобиля – к сожалению, сам шприц все еще цел и невредим.
С громким ударом дверь лаборатории вновь распахивается, и в этот раз доктор выходит со скорее измученным, чем сердитым видом. Кому-то нужно поспать в гробу.
– Что это за шум? – спрашивает Василий уставшим голосом.
Черт, он заметил, что я очистила пол клетки. Быстро, подобно молнии, доктор хватает мое лицо и придвигается ближе.
– Никто не придет тебя спасать, тупая Ведьма, – шипит он. – В течение всего дня ключ от гаража у Волковых, а они оба спят. Услышу еще один звук, и разбужу Константина, чтобы он мог разобраться с тобой сам.
Василий может говорить все, что захочет, но я знаю, что Лукка спит мало.
Спустя десять минут я убеждаю себя в том, что телефон Лукки не предупредил его или он просто не заметил сигнала. Затем проходит еще минут двадцать, и я начинаю твердить себе, что, возможно, он все-таки к этому причастен. Через тридцать минут боковая дверь в другом конце гаража медленно открывается, и я вижу изнуренное и озадаченное лицо Лукки.
Никогда в жизни не была так рада кого-то видеть.
Однако он не смотрит в сторону клеток, его взгляд обращен только на свою малышку на колесах. Он подбегает к машине и нежно проводит рукой по боковому зеркалу, поднимает с пола стекло и осматривается.
Мне хочется ему крикнуть, но я не решаюсь. Нельзя позволить доктору узнать, что мне удалось вызвать подмогу. Машу руками, и Лукка наконец-то замечает меня. Он собирается что-то сказать, но я подношу палец к губам.
– Помоги мне, – говорю ему шепотом. – Вытащи меня отсюда.
Лукка издает растерянный смешок и проводит рукой по своим растрепанным волосам. Вид у него полусонный. Его торс обнажен, на нем лишь мешковатые белые штаны, постоянный набор золотых цепочек на шее и пара адидасовских сланцев. Он спал наверху? Наверное, так и есть, потому что он не мог бы выехать из дома при дневном свете. Если только у него нет таблеток солнца. Константин уже рассказал ему о них?