И в этот момент я осознаю, что с Луккой Волковым все будет хорошо. Он отстраняется от меня так внезапно, что я приваливаюсь спиной к окну машины.
– Уезжай, – с рычанием в голосе произносит Лукка. – Напиши свою историю.
Мы вместе выходим из машины, и он протягивает мне мой чемодан. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Лукка тянет меня назад, вкладывая что-то в мою руку.
– Спасибо, – шепчет он.
Я разжимаю кулак. Это кулон «Черного кролика», принадлежавший Асель. Мой уже лежит в моей сумке. Пытаюсь хоть что-то сказать, но не могу произнести ни слова. Я закрываю глаза, думая о своей подруге – девушке, которая заслуживала лучшего. Все, что Асель пыталась сделать, – это дать своей семье шанс на жизнь. Она много работала, как ее брат и парень, и теперь они мертвы, как и бесчисленное множество других жертв. Корм. Пешки. Дешевая рабочая сила и бесплатная кровь для богатых и могущественных.
– Ты присмотришь за братом Асель? – спрашиваю Лукку. – Теперь у него ничего не осталось. Он потерял все.
Лукка кивает мне в ответ, и я ему верю. Он нежно целует меня в лоб, и я закрываю глаза. Как только снова их открываю, Лукки рядом уже не оказывается, и все, что остается, – это холодное прикосновение его губ к моей коже и хриплый рокот его нелепой машины, поглощенной тьмой русской ночи.
В самолете холодно, но я уже привыкла. Достаю свой ноутбук из сумки и делаю глубокий вдох. Мне предстоит длинный перелет домой, но больше по ночам мне не спится. Я начинаю писать.
Вы когда-нибудь задумывались, по чему вампиры скучают больше всего? По человечности? Близким, которых они потеряли из-за времени и старения? По тем, кем они были раньше?
Артист балета Константин Волков (34 года) скучал по солнцу. И он был готов заплатить немалую цену, чтобы вернуть его себе. Даже если этой ценой была кровь сотен Вампиров и сотен людей…
Продолжаю писать, пока не заканчиваю весь рассказ, и я горда тем, что у меня получилось.
Ради Лукки я слегка подправила статью и позволила Раду взять на себя вину за смерть Константина. Ради человечества и всех Ведьм не упоминаю об амбициях Константина, касательно противоядия Ведьминой крови, и масштабе его разработок. Никому не нужно знать, насколько реально было создание таблеток солнца, иначе кучка подражателей повылезает из гробов и попробует свои силы в фармацевтике. Поэтому я описываю его проекты как обреченные на провал с самого начала.
Эпилог
На улице середина марта, я в летней одежде, но после проведенных недель в Москве, пасмурный весенний день в Нью-Йорке ощущается как середина августа. В метро, как обычно, безумно, однако людская суета даже успокаивает. Я не желаю видеть ни снег, ни еще один бетонный блок до конца своих дней.
Сегодня утром Джексон вызвал меня в офис, и, как послушная девочка, я вылезла из своей выношенной пижамы и накрасилась. Думала взять такси, но, по правде говоря, мне хочется быть рядом с людьми. Уже несколько недель я провожу в одиночестве, и моему психическому состоянию это совершенно не помогает.
Протискиваюсь рядом с коляской и, проходя мимо мамы с ребенком, натянуто им улыбаюсь. Обычно меня раздражают переполненные поезда, но так я чувствую себя в безопасности. Ведь прямо сейчас меня мало что может уберечь. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу разорванное горло Асель и бьющееся сердце Константина в руке его брата.
Прошел месяц после моего возвращения из Москвы. Джексон сказал мне не приходить в офис, пока все не уляжется – на тот случай, если узнают, что это я написала историю, и захотят проследить за мной до штаб-квартиры. Моя история была опубликована три недели назад, и за это время я никак не контактировала с внешним миром, лишь получала новости от Джексона. По всей видимости, Лукка был очень сговорчив и заверил моего босса, что обрубил все концы. Не представляю, что это значит. Больше мертвых Вампиров? Меньше врагов? Уничтожение лаборатории? Надеюсь, что так.
Выхожу из поезда на своей станции. Я рано приехала. Не могу поверить, что спустя столько времени, всего через пару минут снова встречусь с Джексоном и узнаю, как у меня получилось справиться с заданием. Несколько месяцев назад я была на грани увольнения. Мой босс сказал, что история либо поможет мне, либо сломает. Тогда я и не подозревала, что это действительно может меня сломать.
Как только мой телефон начинает вибрировать, достаю его из кармана. Я никогда не давала Лукке свой номер, и все же, когда мне приходит сообщение, внутри все сжимается от мысли, что оно может быть от него. Но это всегда кто-то другой. Он был прав – не стоит объединять пламя со льдом. Лукка – мое прошлое.
Бросаю взгляд на телефон. Это мама. Можно было не сомневаться.
Почему не отвечаешь на звонки? Ты нужна мне в Барселоне. АМ в опасности, и ты должна быть здесь.
Я вздыхаю. Она серьезно? Ни «привет, как дела»? Лишь перечень команд. Мы долгое время не разговаривали, особенно после исчезновения Майкелы в Лос-Анджелесе полтора года назад. Иногда мама присылает мне беглые сообщения, иногда я спрашиваю ее, смогла ли она что-то узнать о моей сестре, но обычно все наши переписки выглядят простыми и формальными. Она названивала мне последние два дня, а я игнорировала ее, полагая, что, если будет что-то действительно важное или связанное с Майкелой, она мне напишет. И вот это мама считает чрезвычайной ситуацией – призыв приехать в штаб-квартиру Ассоциации магов? Я так не думаю.
Направляюсь к выходу с вокзала, погруженная в активный внутренний монолог с моей матерью в духе: «почему я должна делать тебе одолжение, если ты ничего для меня не делаешь?», и, вытаскивая из кармана железнодорожный билет, останавливаюсь. Моргаю. Быть не может. На другой стороне платформы Майкела. Моя сестра на другой стороне платформы!
Я плохо спала, и психотерапевт, с которым разговаривала по телефону, сказал мне, что галлюцинации могут быть признаком посттравматического расстройства. Снова бросаю взгляд, но Майкела все еще там, ее длинные вьющиеся волосы рассыпаны по плечам, она смотрит на меня. На ней фетровая шляпа, которая всегда меня раздражала. Та самая, с зеленой каймой.
– Майкела! – выкрикиваю я.
Мне все равно, кто на меня смотрит, я должна до нее добраться. Но она не отвечает и не машет рукой, просто стоит там и улыбается, будто ждет меня уже целую вечность.
Бегу вдоль платформы к выходу, чтобы перейти на другую сторону и добраться до сестры, но в эту же секунду мимо меня на полной скорости проносится поезд. Я пристально смотрю сквозь его размытые окна, но происходит невозможное. Как только поезд ушел, исчезла и Майкела.
– Ты как себя чувствуешь? – спрашивает меня Джексон.
В последнее время он часто так делает – спрашивает о моих чувствах в каждом письме, которое высылает мне. На него это не похоже.
Мои руки все еще дрожат от видения в метро, от того, что после я бегала еще пятнадцать минут, выкрикивая ее имя.
Кладу дрожащие руки на колени. Моему боссу не нужно знать, что вместе с бессонницей, ночными кошмарами (в тех редких случаях, когда мне удается заснуть) и странными паническими атаками, я теперь могу добавить в свой список галлюцинации.
– Все в порядке, – отвечаю ему.
– Ты хорошо справилась. – Джексон бросает на меня свой знаменитый взгляд. Словно он одновременно горд и разочарован и словно я сижу перед ним голая. Что в итоге заставляет думать о нем голом. И что совершенно не помогает мне с той комбинацией настроений, с которой я сейчас имею дело.
– Твоя статья имела большой успех. У нее рекордное количество просмотров, – произносит он со своим глубоким английским акцентом.
– Рада, что мой предсмертный опыт увеличил твои доходы от рекламы, – отвечаю я.
Он смеется, и понимаю, как сильно скучала по этому придурку.
– Саския, я бы не отправил тебя в Москву, если бы знал, что все будет так плохо. – Он наклоняется вперед, соединяя кончики пальцев в форме домика. Его глаза вспыхивают желтым, и я вспоминаю, что он такой же Перевертыш, как и Димитрий. За исключением того, что, когда смотрю на Джексона, все, что вижу перед собой, – это гладкие мускулы пантеры. Он бы никогда не причинил мне вреда.
– Я могу за себя постоять, – говорю ему.
– Конечно, можешь. Шпилька? Там так было написано? – Он опускает взгляд на мои ботинки и корчит рожицу. – Рад, что сегодня ты не на шпильках.
В умении сказать то, что обычно не выразить словами, ему нет равных. Не существует такого понятия, как «слишком рано», если речь заходит о Джексоне и неуместных шуточках.
– Лукка в порядке? – спрашиваю я.
Он утвердительно кивает.
– Ты правильно поступила, – говорит Джексон. – Мистер Волков сообщил нам, что он приказал своей команде узнать, как далеко Константин зашел с изготовлением наркотиков. Знаешь, если бы ты проникла в лабораторию неделей позже, лекарства от солнца были бы доступны Вампирам по всему миру. Ты спасла много жизней, Саския.
– Недостаточно, – отвечаю я, думая об Асель и ее парне.
– Для того, кого попросили лишь написать историю, ты справилась очень хорошо. К сожалению, число твоих жертв возросло, но зато у тебя получилась сенсация.
Знаю, что он шутит, но это правда. Русалки, Перевертыши, Вампиры. Кого еще мне придется взорвать или убить, чтобы докопаться до сути? Затем мысли возвращаются к Майкеле и к тому, что сказал Константин. Он слышал о ней. Я видела ее в метро. Она где-то есть!
Мои расследования приводят меня в самые темные места в этом дерьмовом Сверхъестественном мире, но знаю, что именно в нем у меня получится найти свою сестру. Поэтому мне нужна эта работа и поэтому я никогда не прекращу ее искать.
– У меня есть для тебя работа, – обращается ко мне Джексон. – Если ты готова.
Я киваю и жду. Он молчит.
– Ты выглядишь взволнованным, – говорю ему, наблюдая, как лоб Джексона хмурится. – Скажи, что мое следующее задание связано с Фейри, уклоняющимся от налогов в Нью-Джерси, или с котенком-Перевертышем, пропавшим без вести в Бостоне. Сейчас я справлюсь с любой легкой работенкой.