Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой
И с низменным злом,
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.
Свежая вечерняя сырость сквозила в дыхании заката, мягкая детская сырость с привкусом дыма, молока, листвы одинокого дерева с бугристой корой и причудливо изломанными ветками; и редкие капли уже зашептались в оживших листьях. Дерево… Как зовут тебя, дерево? Человек подошел и обнял теплый ствол, прижавшись щекой к шершавой коре.
— Я человек, Сарт?
— Да, Эри. Человек.
— Тогда ты можешь объяснить все это по-человечески?…
Назойливое насекомое шуршало у самого лица, крохотный упрямый странник, с подрагивающими чуткими усиками. Сколько стоит твое существование, Живущий?
— У варка нет тени, Сарт — ты, ты был моей тенью, ты вел меня по немыслимому лабиринту моей жизни… Зачем?
— Мне нужен был Живущий в последний раз. Наш мир обречен, Эри. Что ждет в нем человека — человека, щедро разбрасывающего смерти ценой в один браслет, что ждет его в конце, в тупике? Пустота, Эри, гнилье — или возможность стать Не-Живущим. Хотя правильнее было бы сказать — Не-Мертвым… Что ждет в нашем мире варка? — судорожно мечущегося в поисках крови, круг за кругом, всю свою бестолковую вечность: салары, Знаки, казни за родство, нижние, Верхние, пустота, сын мой, пустота и гнилье — та же пустота и то же гнилье, да еще, к несчастью, вечное!.. Мне нужен был Живущий в последний раз, ценящий жизнь, как никто иной, мне нужен был ты — чтобы открыть Дверь.
— И для этого ты протащил меня мордой по всей щебенке, какая нашлась — от Калорры до Сай-Кхона?!.
Сарт покачал головой.
— Нет. Я не тащил тебя, я лишь помогал идти по предназначенным кругам, и первым из них был круг Одиночества. Ты вступил в него, выйдя из матери. Одинок среди сверстников, в казарме, в борделе, — ты встретил Лаик — и вошел в круг Потерь. Отныне сотнику Джессике цу Эрль было что терять — и он терял; женщину, веру, друзей — и готов был потерять жизнь. Только жизнь стоила тебе слишком дорого, и, всаживая лопату в могильный холм, подставляя горло под поцелуи Лаик, ты добровольно вступил в круг Предательства, уходом к варкам предавая людей, и предавая варков нарушением Закона.
— С тобой трудно спорить, Сарт.
Ветер. Ветер и небо. Чужой ветер, чужое небо…
— Трудно спорить. Наверное, это потому, что ты прав.
Ветер.
— Да. Я прав. И варк Эри был прав, войдя в круг Выбора, где рвали его на части умирающая правда человека и рождающаяся правда варка, — в грязи рождающаяся, в крови, и самим рождением своим неизбежно вводящая в круг Крови. Пряный круг — кровь, Эри, вкус ее, запах, сладкий страшный запах! — и сладкие, страшные метания истерзанного существа в поисках третьей дороги, выхода, в жгучем кругу Поиска; разорванного ножом, вошедшим в грудь старого Шора, и Словом, Словом Последних, найденным и бессильным. Ложь, всюду ложь — и круг Лжи встретил обманувшихся; ты лгал, Эри — лгал Верхним своим покаянием, лгал мне, любой ценой прорываясь в Верхние, и ложь твоя стоила существований Третьему и Седьмому, ушедшим в Бездну Голодных глаз, чтобы вы могли занять опустевшие места; и, наконец, ты лгал самому себе, зная в глубине сердца, что никогда — никогда не согласится Верхний варк стать человеком, и нет среди Живущих способного заставить его!..
— Дождь, Сарт.
Сарт запрокинул лицо, и ласковые влажные руки тронули его разгладившийся лоб, звякнули бубенчиками колпака, взбили фонтанчики пыли под ногами.
— Да, дождь.
— Мокрый… Это незнакомец, Сарт. Совсем другой дождь сидел на подоконнике, когда Молодой стучался в мою дверь, и я оттаскивал рычащего Чарму.
— Да, Эри. Мы открыли Дверь. Слово Последних, Эри, Последних, а не последнего — одиночество, потери, предательство, выбор, кровь, поиск, ложь; путь Живущего в последний раз, путь ночного варка, путь Верхнего, и Слово замкнуло последний браслет.
Ты спаситель, человек Эри, спаситель, открывший Верхним дорогу через Бездну и впустивший их в рай, рай для варков — мир, где все живут в последний раз; и ты, человек Эри, и спутница твоя, вы проживете здесь свои жизни и умрете. Навсегда. Ты вошел в новый круг.
— Дождь, Сарт… Мир вокруг нас молод, и одна жизнь — это так мало; но Слова, Отец, Слова и Знаки, и, может быть, Вечным не долго осталось ждать изгнания из озверевшего рая. Я знаю, Сарт.
— Да. Ты знаешь. Девять ночей Верхние искали тебя, и ждала Лаик — я не ждал и не искал. Ты знаешь. И рай скоро озвереет. Девять выпавших ночей, девять желтеющих листков с дерева будущего… Возможно, и наш мир был молод, и люди в нем не сразу научились считать браслеты.
— Мы умрем, Сарт. Скажи мне, что — там?
— Я никогда еще не умирал, Эри. И я очень надеюсь, что когда-нибудь вы вернетесь, вернетесь через Бездну и ответите старому глупому Сарту на этот вопрос. Иначе… Я очень надеюсь, Эри.
— Дождь, Сарт…
— Дождь.
А упрямый маленький муравей все полз и полз по мокрому стволу сосны — круг за кругом, черный блестящий странник, живущий в последний раз…
Генри Лайон ОлдиКино до гроба и…
«Выройте мне могилу, длинную и узкую,
Гроб мне крепкий сделайте, чистый и уютный…»
Младший инспектор 4-го отделения полиции Джаффар Харири вышел из кабинета шефа изрядно побледневшим. Волосы его стояли дыбом. Этот факт, принимая во внимание природную смуглость лица Джаффара и жесткую курчавость волос — этот факт настолько изумил секретаршу Пэгги, что она на 22 секунды прекратила макияж левого глаза и вопросительно взглянула на инспектора уже накрашенным правым. В ответ Джаффар выразительно потряс кулаком, в котором была зажата тонкая папка, и не менее выразительно изобразил процедуру употребления данной папки, если бы…
Суть дела заключалась в следующем.
В павильоне киностудии «Триллер Филм Инкорпорейтед» был убит ассистент оператора Джейк Грейв. Его обнаружил заявившийся на студию налоговый инспектор. В задний проход Грейва был вбит деревянный колышек примерно пятнадцати дюймов длиной, дерево мягкое, волокнистое, предположительно липа или осина. Поскольку убийство произошло во время съемок сериала «Любовницы графа Дракулы» — убийце нельзя было отказать в чувстве юмора. Правда, несколько своеобразном. После осмотра места происшествия, замеров и фотовспышек, труп также проявил чувство юмора и исчез. Шефу 4-го отделения юмор был чужд и именно поэтому дело было передано младшему инспектору Джаффару Харири.
…Свернув за вторым городским кладбищем, Джаффар подъехал к воротам киностудии. Левее чугунных створок торчала покосившаяся будка. Предположив в ней наличие сторожа, вахтера или кого-то еще из крупных представителей мелкой власти, инспектор вылез из машины и направился к этому чуду архитектуры.
— Инспектор Харири. Мне необходимо видеть директора студии, представился Джаффар черному окошечку. В недрах будки нечленораздельно булькнуло.
— Мне нужен директор, — настойчивее повторил Джаффар.
— Это упырь? Этот кровосос? Мистер, наверное, большой шутник, — из дырки показалась всклокоченная борода и кусок заплывшего глаза. Джаффар отскочил от будки метрана два, но сразу взял себя в руки.
— А кого, э-э-э… кого, собственно, вы имеете в виду? — как можно деликатнее спросил он, пытаясь незаметно застегнуть наплечную кобуру.
— Как кого? — недра будки родили оставшийся глаз и часть щеки цвета бордо. — Директора имею в виду, вы же его спрашивали… Где ж это, мистер, видано, чтобы старый Том — и не мог хлебнуть глоточек на этом чертовом посту? Какими-такими инструкциями, во имя Люцифера и иже с ним…
Ржавые ворота заскрипели и стали раздвигаться. Джаффар поправил пиджак и зашагал к проходу. Дальнейшая беседа с пьяницей-сторожем не имела смысла.
— Эй, мистер, — донеслось из будки, — эй, мистер, пистолет-то, пистолет подберите… Чего ему перед входом валяться?…
«Вымерли они там, что ли?» — раздраженно думал инспектор, топчась перед матовыми дверьми холла и в тринадцатый раз вдавливая до упора кнопку звонка.
— И кому это не спится в такую рань? — послышался изнутри сонный женский голос. Джаффар с удивлением посмотрел на часы. Они показывали 17.28. Дверь распахнулась, и в ней соблазнительно обрисовалась блондинка с почти голливудскими формами. Она мило и непосредственно протирала заспанные глаза.
— Младший инспектор Джаффар Харири. Мне нужен директор.
— Так он, наверное, еще спит…
— Спит? А когда же он, простите, работает? Ночью?
— Естественно… Специфика жанра. Вы что, не в курсе, какие мы фильмы снимаем?
— В курсе. Вурдалаки всякие, упыри, колдуны там…
— Колдуны не у нас. Это на «ХХ век Фокс». Идемте, я вас провожу.
Они долго шли по полутемным анфиладам. Инспектор быстро привык к завываниям и леденящим душу стонам (раза два между ними вклинивался звонкий мальчишеский голос, повторявший одну и ту же идиотскую фразу: «Дядя Роберт, укуси воробышка!»), и теперь с любопытством взирал на плакаты, украшавшие стены. С них скалились клыкастые парнив смокингах и истекали кармином томные брюнетки. Нередко плакат сопровождался двусмысленной надписью, типа «Полнокровная жизнь — жизнь вдвойне», «Упырь упыря не укусит зря», «От доски и до доски» и тому подобное.
Размышления Джаффара о местных традициях и своеобразном юморе прервала его очаровательная спутница. «Вы пока в баре посидите, ладно, а я на минуточку. Мне очень надо. Очень…» — последнее «очень» она протянула крайне соблазнительно, обнажив при этом пару блестящих белых клычков. Видимо, инспектор не сумел скрыть свои чувства, потому что девушка звонко рассмеялась и, сунув пальчики в рот, одним движением сдернула накладную челюсть. Джаффар, проклиная разыгравшиеся нервы и свою работу, вошел в дверь бара. В углу крохотного помещения, погруженного в красноватый полумрак, трое сотрудников пили томатный сок из высоких бокалов. За стойкой дремал толстый опухший бармен с постинфарктным цветом лица. Дальний столик оккупировала активно целовавшаяся парочка.