Вампиры замка Карди — страница 122 из 123

— Гели не смогла от меня зачать потому, что я… возвращенный?

— Да. К сожалению, чтобы дать жизнь, ты должен обладать той энергией, которой нет в твоей крови.

— Что ж… Зато для вампиров я не аппетитен, — усмехнулся Гарри. — Но я не думал, что у них могут быть дети. У вампиров. Как-то несправедливо, что у них — могут быть, у нас — нет, хотя мы куда как безобиднее.

— Такое случается — но редко. И только у тех вампиров, которые только что были обращены. Женщина-вампир понести не может, но мужчина-вампир может зачать ребенка с живой смертной женщиной. Цыгане, румыны и болгары называют таких детей дампирами. Дампир — прирожденный охотник на вампиров. Он видит нежить. Он чувствует ее. Если вампир один раз попадется ему на глаза — он не сможет скрыться от дампира нигде и никогда. Дампир найдет его. И уничтожит. Ненависть к вампирам — у него в крови. Он никогда не встрянет на их сторону. И он не может стать вампиром. Для дампира кровь вампира — яд. Для вампира кровь дампира — источник великой силы. Так что он не только самый страшный их преследователь, но и самая лакомая жертва.

— Господи, Боже! — застонал Гарри.

— Ты огорчен? — удивился Джонни. — Но ведь это великая честь: вырастить человека, в самой природе которого заложено — стать борцом с таким мерзким проявлением зла, как вампиры! Возможно, для этого боги Рады и помогли мне вернуть тебя… Но ты должен будешь помочь ему. Поддержать. Объяснить, если он еще не понял…

— Так ты для этого меня позвал? Чтобы рассказать про Натаниэля?

— Нет. Я позвал тебя, потому что ты страдал, а твои мысли о смерти заставляли страдать меня. Я впервые вижу этого мальчика. Но когда я понял, кто он, я понял многое и о себе, и о тебе. Впрочем, возможно, мне только кажется, что я понял? Ведь воля богов неисповедима.

— А он знает? Натаниэль знает, что он… Дампир?

— Полагаю, что он должен знать что-то. Не знаю, когда он начал ЧУВСТВОВАТЬ. Оборотни обретают способность превращаться в зверей в период полового созревания. Возможно, так же дело обстоит и с дампирами. А может быть, дампир начинает осознавать присутствие зла вокруг с того времени, как начинает осознавать себя. Я мало знаю о дампирах. Я не могу тебе помочь. Но ты — ты должен помочь ему, Гарри.

— Я помогу. Я сделаю для него все, что возможно, — твердо сказал Гарри.

— Иди, Гарри. Мы обо всем уже поговорили, — сказал Джонни. — Иди к своей семье. Иди в свою жизнь. И попробуй, наконец, жить без тревог.

— Как мне теперь жить без тревог? Ведь я же теперь знаю, что Натаниэль… Что все вампиры мира хотят его сожрать! — насупился Гарри.

— Но ты знаешь и другое, Гарри. Ты знаешь, что сам никогда не станешь никого жрать. И мозги высасывать тебе не захочется.

— Да. Спасибо тебе. Я как-нибудь навещу тебя… Если вдруг что… Можно?

— Если вдруг что — я сам тебя навещу.

— Хочешь, я что-нибудь у тебя куплю?

— Не вздумай. И никогда не покупай эту дрянь. В ней слишком много силы. И, если не уметь этой силой пользоваться… Этот магазинчик только для черных. Для них это не так опасно. Потому что все они… Все мы… Впрочем, этого тебе лучше не знать.

— Пока, Джон! Спасибо еще раз, — с наигранной беспечностью помахал рукой Гарри, отступая к двери.

— Живи, Гарри. И постарайся получать от этого удовольствие, — сурово напутствовал его Джонни.

Звякнул колокольчик. Гарри вышел из лавки, шагнул в теплый вечер, в красный свет заката, в уличные запахи — выхлопных газов, нагретого асфальта и воздушной кукурузы. После запаха пыли и благовоний, царившего в лавке, эти живые запахи показались ему райским ароматом.

Гели встретила его испуганным взглядом. Он обнял ее и поцеловал бант на ее шляпке. С наслаждением вдохнул аромат ее волос и тонкий, свежий запах духов.

— Радость моя, — прошептал Гарри.

— Что случилось? — спросила Гели, пристально вглядываясь в лицо Гарри.

— Ничего. Просто друг… Которого я считал погибшим. Я потом тебе расскажу. Сейчас — не хочется.

Гели понимающе кивнула. Она вообще была удивительно покладистой женой. И Гарри в который раз подумал: как же ему повезло!

Через голову Гели он посмотрел на Натаниэля. Надо будет серьезно поговорить с ним. Объяснить все.

Не сегодня, конечно. Позже, когда они приедут домой. Когда Гарри сможет подобрать необходимые слова.

И, может, не пускать его в этот университет? В студенческом кампусе, среди чужих людей, к нему легче будет подобраться. Впрочем, Натаниэль так рвется учиться, что, наверное, не согласится даже с самыми разумными доводами Гарри. Надо будет что-нибудь придумать для защиты от этих тварей. У него же есть опыт. Семейный опыт! Надо посоветоваться с отцом по этому вопросу. Вдвоем они смогут решить эту проблему.

И все-таки Джонни был прав! Возникшая тревога за Натаниэля была ничем по сравнению с тем ужасом, который терзал Гарри все эти годы: по сравнению с возможностью превратиться в чудовище, пожирающее человеческие мозги. Несмотря на все свои родительские страхи, сейчас Гарри был счастлив. Абсолютно счастлив. Как только может быть счастлив обыкновенный человек.

5

Великая мудрость и великое благо в том, что человек — обыкновенный человек — не может предвидеть своего будущего. Натаниэль Карди окончил университет, преподавал английскую литературу в школе, не оставлял и собственных литературных экспериментов и, в конце концов, стал писателем, автором популярных романов ужасов, очень состоятельным человеком… И дампиром, разумеется, уйти от своего страшного и светлого дара он уже не мог. Натаниэль Карди был обречен бороться со злом.

И теперь уже он стал наследником древнего замка. Замка, о котором нынче и не вспоминали, потому что замок находился на территории социалистического государства, а каких-либо геополитических изменений на планете не предвиделось… Пока не предвиделось.

3. Победа Мити Данилова

Митя мечтал как можно скорее вернуться на родину, но до конца войны ему пришлось жить в Швейцарии в компании тех, кто вместе с ним спасся из замка Карди. Вообще-то это было неплохо: почти безопасно, спокойно, очень сытно.

Лорд Годальминг, усыновивший Мойше, хотел забрать с собой и Митю. И Гарри Карди тоже предлагал Мите поехать вместе с ним в Америку. Оба они говорили что-то о будущем, о возможностях, о преимуществах демократии перед тоталитарным строем, о том, что в Англии или в Соединенных Штатах ему будет жить и легче и проще, чем в Советском Союзе. Митя почти не спорил… Говорили-то по-немецки, а спорить сложно, когда единственный доступный язык — чужой для собеседников. А одного только утверждения, что его Родина самая лучшая, самая счастливая страна, было явно недостаточно. Они оба не поняли бы. Родившиеся и выросшие в стране, где одни люди безжалостно эксплуатировали других, и думали только о том, как заработать больше денег, Гарри и Джеймс просто не понимали, что может быть иначе. А чтобы понять — надо было видеть. Надо было хотя бы немного пожить в стране, где никакой эксплуатации не было и в помине, где не было богатых и бедных, где в почете было умение честно трудиться, где очень скоро — теперь-то уж совершенно точно очень скоро! — должно было воцариться самое справедливое и прекрасное, самое светлое коммунистическое общество. Как можно было предать и бросить такую страну?!

К тому же, где-то там, на почти уже освобожденной от фашистов Родине, Митю ждали мама и Лиля.

Он очень надеялся, что они его ждали, почему-то уверенный, что теперь все плохое в его жизни закончилось навсегда.

Мите было даже немного жаль мистера Гарри Карди, который с нетерпением ждал, когда же вернется в свои Соединенные Штаты. Но мальчик не сомневался, что пройдет время, может быть десять лет, а может быть даже двадцать и все в мире изменится. Что рабочие всех капиталистических стран соберутся с силами и свергнут правительство эксплуататоров, и коммунизм победит по всему миру, и не будет больше границ, и не будет больше вражды и непонимания, и Гарри Карди приедет в Советский Союз и они с Митей встретятся. И фрау Гели приедет тоже. И лорд Джеймс, и Мойше…

Расставаясь со всеми ними, Митя не думал, что расстается навсегда, поэтому — расставался легко.

На Родину он добирался долго, какие-то люди, знакомые лорда Годальминга, помогли ему пробраться через оккупированные земли до передовых частей Красной Армии, где Митя рассказал давно придуманную для него легенду о том, как ему удалось сбежать, когда его куда-то везли из Бухенвальда. Белоруссия была все еще оккупирована фашистами, поэтому из части Митю отправили в Москву.

Оказалось, организация, на которую работал лорд Годальминг, действует и в СССР, причем тут она тесно сотрудничает с властями: члены организации числятся сотрудниками особого тайного отдела Комитета Государственной Безопасности, многие из них носят погоны, и все они получают зарплату, как обычные советские служащие. Сначала Митю это удивило, но когда он слегка поразмыслил — это показалось ему очень логичным: ведь тот же Комитет, который ловит шпионов и вредителей, и прочих врагов народа, должен защищать людей и от темных тварей из мира невидимого, причем в такой передовой стране, как СССР, само государство и должно заниматься таким серьезным и нужным делом. А почему людям откровенно не говорят о том, что всякая нечисть и на самом деле существует? Чтобы не пугать зря, чтобы паники не было, и без того у страны период тяжелый. К тому же церковники наверняка этим воспользуются, утверждая, что существование темных тварей является доказательством существования Бога… А оно вовсе не является доказательством. Оно, может, научно объяснимо, просто пока объяснения не нашли. Но найдут. Со временем обязательно найдут. И поймут, почему именно крест и освященная вода так негативно на темных тварей действуют. А до тех пор не надо людям об этом знать.

Так объясняли Мите, а он молча кивал, делал вид, что во всем соглашается. Но в глубине души у него тлела искра сомнения. Потому что сам он считал, что вампиры и прочие твари как раз являются доказательством существования потустороннего. Всякого потустороннего. И темного, и светлого. Ведь его самого спас от вампира призрак отца Григория. И в замке Карди Митя видел, как боятся вампиры святого распятья. А значит — что-то во всем этом есть. Но спорить Митя не хотел. А если по-честному — просто боялся. Еще примут за врага… Они же не видели, как вампиры от креста шарахаются. И отца Григория они тоже не видели.