— Но вы излечитесь?
— Да. Постепенно. Мы можем залечить почти любые раны. Просто нужна кровь. Свежая кровь.
— Возьмите Густава. От раны в живот так быстро не умирают, он наверняка еще жив. Но все равно не жилец, — предположил Конрад. — Да и нельзя оставлять в живых врагов, которые могут пожелать мести. Я точно добью его, прежде чем уйти. Так что лучше вы… Вам он принесет пользу. Выпейте его!
Конрад не смог скрыть восторженного предвкушения: ему так хотелось посмотреть, как вампир будет пить кровь из Густава Лабе!
— Он мертв, — мрачно ответил Рихард. — Слуга и его хозяин связаны кровными узами. Хозяин чувствует боль слуги и ослабевает, если слугу убить. Но слуга просто не может жить, если умирает его хозяин. В тот момент, когда я пронзил ее сердца, его сердце тоже остановилось.
— Значит, быть слугой опасно.
— Имеются свои преимущества. И потом, он же любил ее.
— Вы говорили — она его заворожила.
— Да. Но по силе чувства, рождающегося у смертного, это все равно что любовь.
— Хотите моей крови?
— Что?!
Рихард удивился так явно, что Конрад не сдержал улыбку.
— Вы ранены. Вам нужна кровь. Я молодой и сильный. Идеальная пища. Она так считала. А мне кровь ведь уже не нужна, да? Вы поедите, а потом обратите меня в вампира. Или вам нужно больше сил, чтобы меня обратить?
Рихард задумчиво посмотрел на Конрада, потом подошел к нему вплотную. Обхватил здоровой рукой основание шеи юноши — сжал, но слегка, словно для того, чтобы почувствовать пульс. Конрад стоял тихо, преданно смотрел на Рихарда, и думал, что вот прямо сейчас вампир может его убить. Но чтобы что-то получить, надо рисковать. А этой ночью он может получить свой самый лучший, самый желанный подарок — бессмертие!
…Когда Рихард толкнул Конрада на кровать, юноша явно ощутил, что сила вампира — даже такого израненного — все же многократно превосходит его собственную силу. Рихард мог бы раздавить ему горло одной рукой. А то и голову оторвать. Но вместо этого он резко повернул голову Конрада вправо, и опустился на него сверху. Чувствуя тонкое, странно легкое тело Рихарда, Конрад с некоторым сожалением подумал о тех усладах, которые могла бы даровать ему на этой кровати красавица Анна, если бы он не струсил и не позвал Рихарда слишком рано. Однако рисковать было нельзя. Она могла его убить. А ему необходимо было выжить — чтобы получить из уст Рихарда обещанное бессмертие.
Рихард провел языком по шее Конрада, задержался над пульсом, прижался губами, втянул кожу, словно бы в поцелуе. Чуть сжал зубами — и отпустил. Это было страшно и как-то противоестественно-эротично — волна дрожи пронзила Конрада от затылка и прошла вдоль позвоночника.
— Помнишь, там, в ресторане, я сказал тебе, что все вампиры пьют кровь, но не все убивают? — прошептал Рихард.
— Да, — ответил Конрад, чувствуя пальцы вампира на своем горле, губы вампира на своей коже.
— Я не очень точно выразился. Видишь ли, мальчик, все вампиры убивают людей. Нет такого вампира, который не убил хотя бы однажды… Это в нашей природе. Мы просто не можем этому противостоять. Но одни убивают больше, другие — меньше. И убийство дает нам слишком много… Слишком много, чтобы наши Хозяева позволили нам делать это часто. Однако же все мы — убийцы. Чтобы стать вампиром, нужно быть к этому готовым.
— Я готов.
— Я знаю. Это-то мне и не нравится. Тебе слишком сильно хочется убивать. Я тебя чувствую, как хищник чувствует другого хищника. Только, понимаешь ли, мы с тобой хищники разных видов. Если я — волк, то ты — крокодил. Инстинкт убийцы в тебе сильнее всех прочих инстинктов. Ты будешь опаснее, чем Анна. Она хотя бы убивала ради цели. А ты будешь убивать потому, что убивать тебе приятно. И чтобы почувствовать власть над чужой жизнью. И свою силу. Ты боишься быть маленьким и слабым. Тот вампир, который похитил тебя, глубоко ранил твою душу.
«Не вампир. Дядя Август и дядя Отто. И я действительно хочу быть сильным. Самым сильным», — подумал Конрад. Он не очень понимал, чего это Рихард вдруг разговорился. Кусал бы скорее!
— Ты ведь надеешься получить бессмертие, когда я обращу тебя? — усмехнулся Рихард, словно прочтя его мысли. — Но на самом деле тебя ждет скорая смерть. Мой Хозяин не потерпит в своем гнезде такого опасного птенца. Да и мне ты — такой — не нужен. Тебя мог бы обратить разве что кто-то из диких, не повинующихся законам. Кто-то, кто рискнет одарить бессмертием и вечным голодом такого, как ты… Но я все же возьму твою кровь, которую ты так любезно мне предложил. Она мне необходима. И в награду за твою сегодняшнюю помощь я оставлю тебя в живых, хотя мне полагается убить смертного, который узнал о нас. А еще я сделаю так, чтобы ты никогда больше не смог меня заметить. Ведь теперь мы будем связаны кровными узами!
…Конрад пытался сбросить с себя Рихарда, вырваться из его паучих объятий, но это оказалось невозможно. А когда Рихард вонзил в него клыки, присосался к его шее, Конрада охватила такая сладостная истома, что ему больше не хотелось сопротивляться. Он закрыл глаза и растворился в этом блаженном ощущении.
Глава седьмая
Собираясь тайком от отца и Магды в путешествие, Гели думала о том, как здорово, что в карпатском замке будет Лизелотта. Милая, милая Лизелотта, ее единственный друг на всем белом свете. То, что Лизелотта была старше Гели на целых шестнадцать лет, ничуть не смущало девочку. Какое значение имеет возраст! Главное — родство душ. А у них с Лизелоттой оно было. Лизелотта наверняка ее поможет, спрячет, если надо будет спрятать… На Лизелотту можно положиться.
Магда часто ругала Гели за симпатию к Лизелотте. Намекала на некую страшную тайну в прошлом, навеки опозорившую Лизелотту и вычеркнувшую ее из мира порядочных людей, на некое преступление, совершенное Лизелоттой и оставившее на ней неизгладимое клеймо. Да, поначалу Гели даже представлялось, что на левом плече Лизелотты обязательно обнаружится клеймо в виде лилии, как у Миледи в романе Дюма. Но, разумеется, таким клеймом не клеймили уже давно. А в Германии не клеймили лилиями и вовсе никогда! Но то, на что постоянно намекала Магда, конечно, не было настоящим клеймом, выжженным каленым железом, это было какое-то событие, какой-то поступок. Лизелотта не говорила о своем прошлом. А Гели не осмеливалась спрашивать, боясь огорчить подругу. Лизелотта всегда была так грустна… Незачем добавлять ей огорчений.
Как-то раз Гели спросила у отца, плохая ли женщина Лизелотта — ведь из-за чего-то Магда запрещает ей, Гели, общаться с милой грустной Лизелоттой. На что папенька ответил, что Лизелотта не плохая, а несчастная, что ее следует не отталкивать, а жалеть, что Магде не хватает душевной тонкости, чтобы понять страдания такой женщины, как Лизелотта. Тогда Гели, осмелев, спросила, что же за тайна, что за преступление таится в прошлом Лизелотты. На что он, помявшись, сказал, что сама Лизелотта никакого преступления не совершила, но ее муж был очень-очень нехорошим человеком и из-за него Лизелотта вместе со своим ребенком попала в тюрьму, и оставалась там долго, пока доктор Гисслер их не вызволил, и вот с тех пор Лизелотта такая бледная, худая и грустная, и что Гели лучше никогда и ни с кем не поминать эту историю, а особенно в присутствии Лизелотты, чтобы не огорчать ее еще больше. И, разумеется, Гели послушалась. Она уже давно поняла, что отец всегда дает разумные советы. Иногда даже слишком разумные. Обычно она не слушала его и поступала по-своему, то есть с точностью до наоборот. Но в этот раз отец абсолютно прав: не надо поминать при Лизелотте о тюрьме, преступнике-муже и всем прочем. Достаточно того, что остальные шарахаются от Лизелотты, как от прокаженной — Гели видела, как это печалит и без того грустную Лизелотту, и сама скорее умерла бы, чем причинила бы ей новое расстройство.
Гели любила Лизелотту и считала ее своим единственным на свете другом.
Потому что Лизелотта спасла ей жизнь.
Нет, больше чем жизнь: Лизелотта спасла ее честь в тот ужасный день, перед балом в замке Гогенцоллернов.
Лизелотте Гели была обязана всем на свете.
Без Лизелотты Гели уже бы просто не было в живых!
И без Лизелотты Гели не смогла бы появиться на том балу…
Гели хорошо помнила все подробности тех событий.
Хельмут с Магдой были приглашены на бал по случаю бракосочетания кого-то из семейства Гогенцоллернов. Это было серьезное событие и отмечали его со всей торжественностью. Магда не хотела, чтобы Гели ехала с ними, но отец настоял. А Гели очень хотелось увидеть настоящий бал. И еще сильнее хотелось увидеть Конрада, который непременно должен был быть там.
Они остановились не в самом дворце Гогенцоллернов, а в доме доктора Гисслера, у которого Магда работала в секретной лаборатории, — до дворца недалеко, а куда как комфортнее! Там же остановились и профессор фон Шлипфен с племянником — Конрадом.
Само присутствие Конрада под одной крышей с нею приводило Гели в состояние мечтательного экстаза. А завтра ей предстояло оказаться на первом в ее жизни балу.
Гели уже представляла себя — королевой бала.
Представляла, как восхищенно ахнут все, когда она войдет в зал, как будут перешептываться — «Кто эта прелестная девушка? Вы ее не знаете? Она просто чудо! Настоящее событие этого сезона! Какое изящество, какая свежесть — и какой мудрый взгляд! Сразу чувствуется недюжинный ум! А сколько грации в каждом движении! А сколько скромности! Настоящая аристократка!» — ну, и тому подобные приятные вещи, как в романах Марлитт.
Представляла, как Конрад будет танцевать с ней, только с ней, как будет развеваться ее роскошное платье (правда, Магда приготовила для нее всего лишь новый матросский костюмчик с короткой юбкой, но в мечтах ему места не было), и как Конрад выведет ее на балкон — отдышаться — и как она будет стоять с шампанским в хрустальном тоненьком бокальчике, вдыхая ароматы летней ночи, а Конрад будет пылко шептать ей… Нет, на него не похоже. Он всегда такой холодный и молчаливый — он не будет болтать лишнего. Конрад, смущаясь и запинаясь, потому что не привык говорить длинные речи, скажет ей… Нет, с чего бы ему смущаться? Он просто четко, по-военному, прямо глядя ей в глаза своими прекрасными голубыми глазами скажет ей, что любит, всю жизнь любил только ее, не видит жизни без нее и мечтает о том, чтобы она вышла за него замуж. И Гели, чуть помедлив, томно опустив ресницы, ответит ему… ДА! ДА! ДА!