На этот раз ей снились сны. Разрозненные обрывки событий. Картины. Лица. Какие-то диалоги… Она не все понимала. Но все запомнила, потому что все это имело какое-то отношение к ней.
Она вспомнила, что ее зовут Лизелотта Гисслер. Что она боится — боялась? — своего деда, безумного доктора, который находится в этом замке. Но этот замок — не их дом. Их дом далеко. И еще, кажется, у нее был муж? Но муж представал перед ней в трех лицах. То высоким, тонким, синеглазым юношей с породистым лицом и светло-русыми волосами. То — худощавым смуглым брюнетом с добрыми полными губами и теплыми карими глазами. То — очень молодым и очень красивым, атлетически сложенным блондином.
И всех троих затмевал ее возлюбленный Раду! Так что можно было о них забыть…
Еще у нее был ребенок. Худенький чернокудрый мальчик. Она его любила. Она не должна пить его кровь, не должна позволять другим сделать с ним это. Она должна его защищать!
Еще во сне и в воспоминаниях присутствовала женщина. Красивая женщина с рыжими волосами. И эта женщина — ее враг! Эта женщина хотела вреда ее мальчику. Она должна быть наказана.
И еще один враг вспоминался, лютый, жестокий враг, чью кровь она мечтала пить еще тогда, когда не была вампиром и не имела клыков. Отчего-то у этого врага был облик белокурого юноши, которого Лизелотта сначала вспомнила, как одного из своих мужей.
И все это было так странно… Но не причинило ей ни малейшей боли. Зря Раду тревожился — Лизелотте стало даже как-то спокойнее после того, как она все это вспомнила! Она почувствовала себя защищенной в своем новом состоянии. Проснувшись, она еще долго лежала в уютной темноте гроба. И, хотя гроб не был заперт, ей совершенно не хотелось выходить.
Она хотела дождаться Раду.
Она терпеливо ждала его.
Но Раду отчего-то долго не шел.
И в конце концов Лизелотта соскучилась так вот бездеятельно лежать. В ней пробудилось любопытство. Захотелось узнать — больше! К тому же где-то в глубине тела зашевелился голод, запустил ледяные щупальца под сердце. Лизелотта знала, что холод быстро растечется по всему телу, а голод сделается невыносимым.
А ведь Раду научил ее охотиться! Наверное, он будет доволен, если она сама найдет себе еду. Возможно даже, он и вовсе сегодня не придет, уверенный, что Лизелотта может сама о себе позаботиться?
И тогда она встала.
С изумлением ощупала себя — одежда была какая-то непривычная! Темно-гранатовое бархатное платье с завышенной талией и квадратным вырезом на груди. Под платьем — длинная рубашка из очень тонкого полотна. Вырез рубашки обшит кружевом, кружевная кромка выступает над вырезом платья. Странные плоские туфли из бархата того же цвета. И чулки телесного цвета — до колен, под коленями перехваченные очень красивыми подвязками! И больше никакого белья. Совсем.
А волосы? Что-то случилось с ее волосами! Они отросли и стали такими пышными! Лизелотта пожалела о том, что не может увидеть себя в зеркале. И вспомнила, как сожалел об этом Раду.
Лизелотта пошла по коридору. Потом свернула. Новый коридор упирался в лестницу. Она поднялась, прошла по какому-то темному залу, потом снова по лестнице — и вышла на открытую галерею.
Стояла ночь. Небо напоминало прилавок ювелира: черный бархат, усеянный многоцветьем камней. Прежде звезды не казались ей такими огромными — и разноцветными! Прежде все звезды были или белыми, или золотистыми. А сейчас — белые, золотые, голубые, розовые, красные! — они испускали длинные, трепещущие лучи, сливающиеся в широкую радугу. Ночная радуга! Прежде Лизелотта и представить себе не могла, что такое бывает.
А как одуряюще-сильно благоухали в ту ночь цветы! Лизелотте показалось, что она может различить в этом ночном букете каждый аромат, вычленить и определить каждую травинку. Она не знала их названий — но действительно чувствовала каждое растение в саду, в лесу и на далеком лугу.
Стрекотали сверчки. Посвистывали ночные птицы. Что-то шуршало в траве… Слух Лизелотты тоже удивительным образом обострился.
Она замерла, с наслаждением любуясь звездной радугой, слушая симфонию ночных звуков, вдыхая аромат ночного воздуха. И только сейчас поняла, что не дышит. Уже давно не дышит. Она даже разучилась дышать так, как дышала раньше — четь ли не каждый миг совершая вдох или выдох. Теперь она вдыхала и выдыхала, чтобы почувствовать запахи. И только. Но это ничуть не огорчило и не напугало ее. В этом была даже некая приятность. Как и в том, что сердце ее не билось и шум крови в ушах не заглушал другие звуки, и среди них — манящий стук десятков сердец, укрытых за замковыми стенами!
Лизелотта почувствовала, как у нее выдвигаются клыки. Она была голодна и готова к охоте. Она пошла в направлении самого близкого стука. Это был солдат. Молодой, сильный мужчина с некрасивым и грубым лицом типичного немецкого крестьянина. От него пахло оружейной смазкой и ваксой, которой он начищал свои сапоги. Слегка — но мерзко — пахло потом. И горячим гуляшем, который он съел на ужин. И еще от него пахло кровью. Горячей, молодой кровью, так сильно пульсировавшей под его грубой, обветренной кожей. Лизелотта облизнула клыки. Как ей напасть на него? Он выглядит таким сильным. Но она уже знала, что вампир — даже такой хрупкий, как она, — сильнее любого человека. Броситься ему на спину и впиться в шею? Он не сможет отцепить ее, если она присосется… Но, возможно, он будет кричать. Или отбиваться — и тогда шум привлечет других. А если их будет много… Кто знает, возможно, они сообща могут причинить ей какой-либо вред? Лизелотта не знала точно, могут ли люди убивать вампиров. Но проверять на собственном опыте не хотелось. Однако голод, ледяными струйками растекавшийся по телу, буквально выжигал ее изнутри! И лишал последних остатков рассудительности. Она должна попробовать крови этого солдата. Должна высосать его, как сочный, созревший плод! Если она прямо сейчас же не погрузит клыки в его шею — она умрет, умрет по-настоящему, сгорит в холодном пламени, так терзающем ее!
И тут ей вспомнился смех Раду — его таинственный беззвучный смех.
И слова: «Поставь его на колени. Просто мысленно прикажи — и все…»
Пристально глядя в спину солдату, Лизелотта собрала все силы — и приказала!
Такого эффекта она не ожидала! Солдат дернулся, словно от удара током. Затем выпрямился, напрягся, как натянутая струна. Медленно повернулся. Медленно опустился на колени. И запрокинул голову, открывая горло… Глаза его были пусты и бессмысленны — как у того, другого солдата, которого Раду приводил к ней в подземелье.
Лизелотта неспеша подошла к нему. Провела ладонью по рыжеватым волосам, по шершавой коже щеки. Постояла, наслаждаясь своею властью, жадно впитывая аромат его крови, ставший прямо-таки одуряющим. Серебро цепочки пронзительно сверкало на его шее. «Сними серебро!» — беззвучно скомандовала ему Лизелотта. Он покорился — торопливо сорвал цепочку с шеи, с запястий. И тогда она склонилась к нему и вгрызлась в артерию. Кровь горячей струей ударила в небо, заполнила горло, потекла внутрь, туда, к источнику холода, согревая ее.
Лизелотта сосала кровь долго, погрузившись в блаженное полузабытье, из которого ее вывел синкопический стук сердца. Это был тревожный звук — и Лизелотта отпрянула. Посмотрела в лицо солдату: он был бледен — смертельно-бледен! — глаза закатились. Лизелотта снова склонилась к его шее. Ранки кровоточили.
Как там учил ее Раду?
Лизнуть ранки, чтобы они затянулись…
Лизелотта расхохоталась. А потом впилась в шею солдата — и рванула… Она рвала и грызла его шею, как зверь. Кровь стекала ей на обнаженную грудь, на платье, на руки. Она купалась в крови и упивалась кровью. Жаль, в нем осталось не так-то много. Выпустив тело солдата, тяжело и бесформенно рухнувшее на пол, Лизелотта провела по лицу окровавленными ладонями, чувствуя, как кровь впитывается через поры кожи. Это было даже приятнее, чем просто сосать ее! Жаль только — такое красивое платье оказалось безнадежно испорченным.
Но она чуть было не забыла о цели своего визита в эту часть замка.
Лизелотта поднялась с колен и почувствовала, что сейчас в ее теле столько силы и легкости, что пожелай она — вспорхнет и полетит. Она действительно чуть-чуть приподнялась над ковром, повисла в воздухе. Почти как в детстве, во сне! И как же сладостны были эти сны, когда ей казалось, что она летает! Но сейчас ей не нужно было даже махать руками, чтобы лететь. Только напрячь все силы и толкнуть себя в нужном направлении… А направление она знала.
Лизелотта парила по коридорам замка.
Она направлялась к своему врагу.
У его двери на страже стояли два солдата. Но Лизелотта уже знала, что ей надо делать: она приказала — и они заснули. Оба. Заснули стоя, сжимая в руках автоматы. С полуоткрытыми глазами. Сейчас они ничего не видят и ничего не слышат, они абсолютно беззащитны. Лизелотта замерла рядом с ними, переводя взгляд с одного молодого лица на другое. Она чувствовала запах их крови. Но, к сожалению, она уже насытилась. Так что — в другой раз… Когда она будет по-настоящему голодна. А сейчас то, что осталось от ее голода, этот легкий холодок под сердцем — он принадлежит ее врагу! Сегодня она поделится с ним своим голодом… Сегодня, сейчас! Лизелотта замерла у двери, вслушиваясь, как он дышит, как ровно стучит его сердце.
Дверь не была заперта. К счастью — потому что Лизелотта чувствовала: перед запертой дверью ее власть кончается. А так — она продолжала наслаждаться своей властью.
Белокурый юноша спал, разметавшись на постели. На лбу, на верхней губе и на открытой груди у него сверкали бисеринки пота. Светлые волосы слиплись. На висках уже засохли дорожки от слез. Веки мелко дрожали: он видел сон. Должно быть, не очень хороший сон. Еще одна слеза выкатилась из уголка глаза и сбежала по виску.
Лизелотта коснулась пальцем слезы. Поднесла к губам, лизнула. Соленая. Но не такая соленая, как кровь. И тут Лизелотте остро захотелось хотелось крови этого юноши. Не убивать его, нет! Просто насладиться его кровью. Почувствовать его беззащитность. Да, пусть поймет, каково это. Пусть теперь он побудет в ее власти!