Когда началась война Георгий Иванович одним из первых пошел в военкомат. Он записался добровольцем в пехоту и было так странно видеть его одетым в защитную форму и с винтовкой за плечом…
Георгий Иванович наверное поверил бы Мите, решись он рассказать о том, что случилось с ним в замке, а больше никто не поверит, никто во всем Советском Союзе, даже пытаться не стоит! Митя бы сам не поверил, расскажи ему кто-нибудь такую чушь.
Отец говорил, что в попы идут те, кому лень на заводе работать, и кто предпочитает кормиться за счет полоумных старух, Митя всегда думал, что так оно и есть, ведь слова отца звучали так правильно и логично. А теперь он вдруг подумал, что Георгий Иванович наверное и правда верил в то, что Бог есть. По настоящему верил! И может быть, даже это знал?.. И может быть, не просто так махал он кадилом в маленькой церкви, не потому, что был бездельником и сволочью, может быть, он спасал их город от нечисти? От злобных тварей с рубиновыми глазами, жрущих людей?
Был бы здесь сейчас Георгий Иванович, не были бы страшны никакие вампиры! Но его нет. Может быть, вообще уже нет на свете. А если так, то он должно быть у Бога, всевидящего, всезнающего.
Митя прижал к груди серебряную палку, посмотрел в потолок и прошептал:
— Георгий Иванович, то есть отец Григорий… Если вы и правда там, помогите мне, пожалуйста, ладно?
Ему самому было странно произносить подобные слова, они звучали как-то смешно и совсем не так, как надо бы! Но Митя не знал, как надо! Совсем не знал. Он помнил, что молитва должна начинаться словами: «Боже, еси на небеси», но, наверное, этого было недостаточно, чтобы обратить на себя внимание неведомого грозного Бога, который представлялся не иначе, чем одетым в хитон лохматым Громовержцем на троне, что изображен в учебнике то ли по истории, то ли по литературе. Ну станет ли такой обращать на него внимание после жалкого «еси на небеси»? А Георгий Иванович — Митя был уверен в этом — если сможет, поможет непременно, смог бы только.
Митя вышел в сад через ту самую дверь с прогнившим засовом, в которую прошлой ночью они с Мойше влетели, едва не сбив с петель, спасаясь от вампира (который, впрочем, похоже, их не преследовал). Было уже совсем темно, только на западе, над самыми верхушками деревьев небо было все еще темно-синим, что указывало на то, что ночь едва только началась и рассвет нескоро. Хорошо еще, что на дворе конец июня, и ночи короткие, была бы зима, совсем туго пришлось бы.
Отойти от калитки и углубиться в сад было равносильно подвигу, Митя топтался на месте, поглядывая то вправо, то влево, от страха все внутри его сжалось, как сильно закрученная пружина и подлая мысль бросить все и бежать в укрытие все сильнее и сильнее звучала в воспаленном мозгу. Митя вспомнил о Тане, порывисто вздохнул и, стараясь не шуметь, отправился по шелковой, мягкой траве, прекрасно заглушающей шаги… куда-то.
В обычном саду не бывает так тихо, даже ночью — стрекочут какие-нибудь цикады, соловьи поют, совы ухают, да мало ли ночных тварей! А в этом саду было так тихо, что Митя подумал бы, что внезапно оглох, если бы не слышал своих шагов, своего дыхания… Впрочем, может быть поэтому он так издалека услышал голоса.
Говорила какая-то женщина и… и…
Митя замер, боясь дышать, потом все-таки пошел дальше. С каждым шагом страх отступал, сменялся непонятной эйфорией, странной бесшабашностью, кружащей голову радостью… предвкушением! Не таясь он вышел на тропинку, откуда увидел одну из расставленных по саду скамеек — может быть даже ту самую, на которой прошлой ночью вампир съел Мари-Луиз, — на скамейке сидела молодая темноволосая женщина, она приветливо улыбнулась, глядя на вышедшего из чащи мальчика, и махнула ему рукой, иди, мол, сюда, не бойся.
Рядом с женщиной, теряясь в складках ее пышного платья сидел мальчик, Митя сразу узнал его, это было один из драчунов, маленький чех Милош. Он тоже улыбался и тоже звал Митю.
— Зачем тебе палка? — удивленно и обижено спросила женщина, и Митя вдруг подумал, что она чем-то похожа на его маму — милая, нежная, со светлой улыбкой.
— Неужели ты хочешь нас обидеть?
— Нет, — сказал Митя хрипло, но палка почему-то словно приросла к его пальцам, никак не хотела падать на землю.
— Ну иди же сюда, садись рядом с нами! — попросила женщина, ее голос был по прежнему нежен, но чувствовалось в нем какое-то нетерпение, — Только брось, наконец, эту палку! Или ты драчун?!
— Нет, — снова сказал Митя.
Он пребывал в растерянности. Он чувствовал странность происходящего, и в то же время невыносимо хотел бросить палку, сесть на скамейку рядом с этой милой тетенькой, так похожей на маму… маму…
Да нет же, это и есть мама!
Это же мама!!!
— Мамочка! — выдохнул Митя.
Мама улыбнулась, она распахнула ему объятия, и Митя, всхлипнув, бросил палку, кинулся было к ней… Но тут как будто тяжелая рука легла ему на плечо, придавила к земле, не позволяя сделать ни шага, мешая упасть в объятия гневно оскалившейся упырицы с глазами горящими как раскаленные уголья.
Темноволосая красавица, которая почему-то казалась Мите похожей на маму, вскочила вдруг и с нечеловеческой быстротой отпрянула от лавочки. Зашипев от ярости, она выставила вперед тонкую руку, как будто защищаясь. Она не хотела уходить, бросать уже выпитую почти, но еще не до конца жертву, маленького мальчика, который лишенный чар, побледнел, закатил глаза и шлепнулся со скамейки на землю. Она держалась сколько могла, но рука ее задрожала, и она отдернула ее, и отступила, прошипев:
— Проклятый священник!
И вдруг исчезла, унеслась прочь туманным облаком.
А Митя все стоял и стоял, хотя ничто уже не давило его к земле, наверное, он простоял был так до рассвета — с остекленевшими глазами и разинутым ртом, пока его не нашли бы немцы, если бы вдруг кто-то не пихнул его сзади в спину.
— Ты что здесь делаешь? — услышал Митя шепот Мойше, — Ты что, с ума сошел?!
Митя молчал, потому что в голове его царил плотный молочный туман… Туман без конца и края.
Митя проснулся как просыпаются от наркоза, долго не понимая, где они находятся, что с ними произошло, и кто они есть на самом деле.
Он открыл глаза. Было темно. Очень.
— Ох, — сказал он, потому что молча лежать в темноте ему было странно, — Сколько времени? Вставать еще не пора?
Щелкнула кнопка фонарика, и в тускло-желтом дрожащем свете обозначилось лицо лохматого чумазого мальчишки, который спросил на непонятном языке:
— Ты чего? На каком языке говоришь?
Митя тупо уставился на мальчишку, размышляя, что если он понял вопрос, значит язык, на котором он был произнесен, на самом деле ему известен.
— А, Мойше… Это ты? — пробормотал он, заставляя себя снова думать и говорить на немецком.
— Ну наконец-то! Очнулся? Что с тобой?
«А что со мной?» — удивился Митя.
— Не знаю. А где это мы?
Воспоминания нахлынули бурным потоком, заставив встрепенуться и проясниться мозги.
— А! Вспомнил! — воскликнул Митя, приподнимаясь на матрасе, глядя с ужасом и изумлением на скептичное лицо Мойше.
— Вспомнил?.. Ну и что ты вспомнил? Что понесло тебя в сад?!
— В сад?.. — призадумался Митя.
Он помнил, зачем отправился в сад — он должен был спасти кого-то из своих, он шел по саду, шел… шел…
— Я ничего не помню! — пробормотал он, — Я не помню того, что было в саду!
Мойше кивнул.
— Вампиры загипнотизировали тебя.
— Вампиры?..
— С тобой невозможно разговаривать, — проворчал Мойше, — Ты еще, похоже, не пришел в себя. Облил бы тебя водой, да нету.
— Я правда ничего не помню, — обиделся Митя, — Знаешь что-то, так расскажи! Может, я и вспомню тогда!
Мойше вздохнул.
— Я случайно тебя заметил, когда шел через сад. К тебе, между прочим, шел. Ты стоял столбом в нескольких шагах от скамейки, возле которой лежал мальчишка.
— Милош! — вдруг встрепенулся Митя, — Где он?
— Он был мертвым, Митя, и я оставил его там, где он лежал. Тем более, что я все равно не смог бы дотащить его, и не успел бы! Дед и остальные всегда наблюдают за тем, как вампиры пьют кровь у детей. Они боятся выходить, если вампиры поблизости, но если бы они уверились, что им ничего не угрожает до тех пор, пока мы с тобой не успели бы скрыться, нам пришлось бы очень плохо.
— Значит они видели меня?! — ужаснулся Митя.
— Видели. И меня тоже. Мне теперь уже нельзя возвращаться.
— Нас будут искать?
— Наверняка.
— Что же делать?
— Не бойся, — махнул рукой Митя, — Мама не подпустит их ко мне, а значит и к тебе. Она очень сильная… теперь.
— Мойше… ты уверен?! — ужаснулся Митя, — Твоя мама…
— Уверен, — ответил мальчик деревянным голосом, — И не будем больше об этом, хорошо?
Митя кивнул.
— Меня знаешь что интересует, как ты смог напугать вампиров, Митя? Так сильно напугать, что они от тебя убежали.
— Я?! Я напугал вампиров?!
Мойше хмыкнул.
— Ну да. Они не тронули тебя, и мальчишку того бросили.
Митя в растерянности покачал головой.
— Ничего не помню!
— Я думаю, позже ты вспомнишь. Может быть не все, но большей частью. Хорошо бы побыстрее, неплохо нам было бы знать, как отпугивать вампиров. Я, видишь ли, не знаю, как долго мама будет помнить, что меня надо защищать, а не есть.
За истекший день произошло довольно много интересных и значительных событий, и мальчишки поспешили поделиться ими друг с другом. Митя рассказал Мойше о своих исследованиях подвала и о сложенных в одном из помещений телах убитых фашистов, Мойше подтвердил его подозрения, что среди остающихся в живых зреет паника, готовая в скором времени вырваться наружу и, возможно, подарить мальчикам шанс на спасение.
— Они не знают, куда пропадают солдаты, потому что исследовать замок боятся. В первые дни солдаты пропадали по одному, а теперь по несколько за ночь, несмотря на то, что ходят кучей, все в серебре и чесноке. И, ты знаешь, мне кажется, не только моя мама стала… вампиром… Конрад… Есть там такой, преследовал маму своей идиотской любовью, он долго болел, как и мама, перед тем, как она… А потом он пропал. А еще пропала Магда, помощница деда. Но она не болела, просто пропала, так что ее может быть, просто съели. Надо нам бежать отсюда, Митя, боюсь, в скором временем здесь никого живых не останется. Сколько там еще детей в подвале?