бы сохранить для себя свои работы, по крайней мере, этюды, и никогда бы не стал продавать
их. Но… В общем, остальное тебе известно.
P 46 note 44
Очень рад слышать, что из поездки ты привезешь множество новых вещей; из того же,
что ты сообщаешь о своих этюдах, я заключаю, что ты везешь немало полезных вещей.
Я очень жалею, что не видел твою картину «Рыбный рынок» хотя бы в начальной
стадии…
И все же, на мой взгляд, твой набросок соответствует картине в том смысле, что верно
передает соотношение пространства, занятого на холсте фигурами, и пространства, занятого
домами, улицей и пр. Так вот, мне сразу бросилось в глаза, что фигуры будут раздавлены всем
остальным и что они вступят у тебя в слишком жестокую борьбу с окружением. Да, чертовски
жалею, что не видел картину в начальной стадии.
Тем не менее – хоть ты и предполагаешь противное – я ни на минуту не забывал, что
картину делаешь ты, а не я; поэтому в своих рассуждениях о ней я основываюсь на
неоспоримом даже для тебя факте, а именно на том, что делаешь ее ты.
Картина, кто бы ни писал ее, должна по преимуществу выражать только одну мысль и
притом выражать совершенно ясно.
Помнится, я как-то сказал ван дер Вееле, что, вопреки общему мнению, ценю ту его
картину, за которую он получил медаль в Амстердаме, именно потому, что ему удалось так
хорошо сохранить в ней единство стиля, несмотря на многообразие изображаемых в ней
вещей, и что она действительно и доподлинно представляет собой картину, иными словами,
нечто совершенно иное, чем реалистический этюд с натуры.
Но, в конце концов, мне ничего не известно о твоем первоначальном замысле, за
исключением этого маленького торопливого наброска, и я нисколько не сомневаюсь, что
многое в картине будет достойно похвалы. Тем не менее я не отступаюсь от того, что сказал, и
хочу снова подчеркнуть: боюсь, что твой передний план, например, не выдержит тяжести
всего находящегося на нем – он может оказаться слишком перегруженным краской или
некрепким и рыхлым, иначе говоря, «вялым».
Этим летом такая же штука получилась у меня с комнатушкой ткача, которую я так и не
закончил, потому что все слишком вылезло на передний план: к несчастью, картина начиналась
с того, что должно было быть вторым планом, первого же плана, прочного основания,
недоставало. И я упрекал себя точно так же, как сейчас упрекаю тебя. Это – опасность, которая
очень часто угрожает почти каждому художнику; порою получается даже так, что спасти
картину можно, лишь перенеся ее на холст более крупного размера.
P 57 note 45
Только что получил твое письмо и набросок твоей картины. Это, конечно, прекрасный
сюжет, и у меня нет возражений против композиции с точки зрения ее уравновешенности.
Но разреши мне сказать одну вещь, о которой я умолчал бы, если бы картина была
закончена и ее было бы уже трудно изменить, но о которой я говорю, потому что в картину
могут быть еще внесены известные изменения, не нарушающие линий. Дело вот в чем: фигура в
центре – женщина с граблями расположена хорошо. Но пройтись граблями по этому месту –
действие настолько маловажное, что его не должна выполнять главная фигура. По этой
причине я лично предпочел бы, чтобы центральной фигурой переднего плана была та, что несет
камни (это действие было бы здесь очень выразительно и мотивировано композицией в целом),
а фигура на втором плане (которая сейчас несет камни и играет в композиции второстепенную
роль) держала бы в руках грабли.
Возможно ли это с точки зрения хода твоей работы? Если нет, все равно подумай над
этим: обстоятельство, отмеченное мною, немаловажно и может дать повод к критике. То, что
фигура стоит, выпрямившись, – хорошо; но нельзя ли придумать для нее более интересное
действие, и притом так, чтобы не изменять линий. Не обижайся, пожалуйста, на мои
предложения – они, по-моему, не могут принести вреда, поскольку картина еще находится в
стадии создания. Не думаю, что это означает навязывать тебе мое мнение. Я считаю
чрезвычайно важным, чтобы действия фигур были выразительными – в особенности если
картина будет большая. Я понимаю, что это означает предъявлять тебе большие требования: я
ведь знаю, каким первостепенным фактором являются линии и равновесие их.
Но линии эти могут остаться красивыми и спокойными. Нет, я не заблуждаюсь: твоя
главная фигура в опасности; вот почему я не посмел скрыть от тебя свои впечатления. Я хотел
бы предложить, если ты, конечно, не сочтешь мои требования чрезмерными, чтобы одна из
женщин, несущих камни, нагнулась и выкладывала их, то есть чтобы они обе не были заняты
одинаковой работой. Впрочем, это ничего не изменит, потому что тогда у тебя будут две
наклоненные фигуры. Словом, мое замечание, в конце концов, не имеет большого значения – я
просто высказал то, что сразу же почувствовал.
Что касается моей работы «Едоки картофеля» (литографию ее ты видел), то это сцена,
которую я попытался написать, будучи вдохновлен своеобразным эффектом света в мрачной
хижине. Она написана в такой темной красочной гамме, что, например, светлые ее краски,
положенные на белую бумагу, выглядели бы чернильными пятнами; но на холсте они
выделяются своей светлостью благодаря силе противопоставленных им, например прусской
синей, которая накладывается совершенно несмешанной. Мои собственные критические
замечания касаются, главным образом, того, что, уделив внимание цвету, я упустил из виду
форму торсов. Головы и руки, однако, были сделаны очень тщательно, а так как наибольшее
значение имели именно они, все же остальное было почти совсем темным (и потому совершенно
иным по эффекту, чем на литографии), то манера, в какой я написал картину, извинительна в
гораздо большей степени, чем ты думаешь. Кроме того, сама картина отличается по рисунку от
любого из грубых набросков к ней, которые я до сих пор храню и которые сделал в хижине при
свете маленькой лампы; то же самое относится к литографии.
Далее хочу сообщить тебе, что после твоего отъезда отсюда я нарисовал целый ряд
голов, а кроме того, множество крестьян: землекопов, полольщиков, жнецов. Цвет – вот
главное, что прямо или косвенно занимало меня при этом. Я имею в виду смешение цветов –
красного с зеленым, синего с оранжевым, желтого с фиолетовым, комбинации дополнительных
цветов, их влияние друг на друга. Природа так же полна ими, как светотенью. Другая проблема,
которая каждый день заново поглощает меня и к которой, как мне кажется, ты утверждаешь, я
утратил интерес, – это передача формы и выявление ее крупными линиями и массами, когда о
контуре думаешь не в первую, а в последнюю очередь…
Продолжая сосредоточивать все внимание, прежде всего, на бедных крестьянках, я
каждый божий день должен справляться еще с пейзажем. Когда Венкебах зашел навестить
меня, я только что кончил писать хижины.
Что касается гравюр на дереве, то у меня буквально нет ничего нового, за исключением
четырех больших композиций Лермита. Для меня этот человек – второй Милле в полном
смысле этого слова: я обожаю его работы не меньше, чем работы самого Милле, а талант его
считаю таким же крупным, как талант последнего.
Здесь был мой брат. Он кое-что рассказал мне о событии, ставшем в Париже гвоздем
сезона и глубоко порадовавшем меня, – об успехе выставки Эжена Делакруа. Очень
заинтересовало меня и то, что он сообщил о Рафаэлли, живописце фигур, и Клоде Моне,
пейзажисте плюс колористе.
Что же до всего остального, то ты убедился на своем опыте, что век для художников
сейчас не столько золотой, сколько железный. Хочу этим сказать только, что им не так-то легко
выжить. По крайней мере, что касается меня, мой удел misere ouverte; 1 но, несмотря на это, мое
мужество, а может быть, и мои силы скорее возросли, чем уменьшились в сравнении с
прошлым. Не думай, что ты единственный, кто считает или считал своим долгом критиковать
меня до полного уничтожения; напротив, такая критика – пожалуй, единственное, что я до сих
пор слышал. А поскольку ты – не единственный, кто говорит или говорил со мной таким
образом, твоя критика ассоциируется у меня с критикой со стороны других людей, которой я
все более горячо противопоставляю убеждение в том, что мои попытки имеют свой raison
d'etre…
1 Неприкрытая нищета (франц.).
Я не всегда могу сохранять хладнокровие: по временам мне кажется, что люди
раздирают мое тело – так сильно меня захватывают эти вопросы и настолько мои убеждения
являются частью меня самого.
В названной выше литографии, равно как и в моих других работах, есть недостатки, это
бесспорно. Но моя работа ясно доказывает, что я передаю то, что вижу; поэтому, когда люди
судят о моей работе не в целом, без широты взгляда и не принимая во внимание цель моих
стремлений – писать крестьян в их повседневном окружении, – я не могу извинить моих
критиков и считать их позицию честной.
Ты, например, считаешь мою работу в совокупности крайне слабой и со всеми
подробностями доказываешь, что ее недостатки значительно перевешивают ее достоинства.
Так ты судишь о моей работе, а значит, и о моей персоне.
Ну, а я не принимаю такой оценки, решительно нет. Работа, о которой идет речь, –
изображение крестьян – так тяжела, что крайне слабый человек просто не возьмется за нее.
Я же, по крайней мере, взялся за дело и заложил некоторые основы для него, что
является отнюдь не самой легкой частью всякой работы! В рисовании, равно как в живописи, я