Скоро напишу снова – на моей улице живет один антиквар, он уверяет, что у него на
примете есть одна работа Монтичелли.
464
Жизнь здесь пока что не так выгодна для меня, как я надеялся; тем не менее я уже
написал три этюда, что в это время года мне едва ли удалось бы сделать в Париже…
Если увидишь Бернара, скажи ему, что покамест я трачу здесь больше, чем в Понт-
Авене; надеюсь, однако, что, если хозяева согласятся предоставить мне полный пансион, я
сумею кое-что сэкономить. Как только осмотрюсь, я сообщу Бернару среднюю стоимость
здешней жизни.
Иногда мне кажется, что кровообращение мое восстанавливается – не то что в
последнее время в Париже, где я был уже на пределе.
Краски и холст мне приходится покупать то у бакалейщика, то у книготорговца, а у них
есть далеко не все, что нужно. Надо съездить в Марсель – поглядеть, как там на этот счет. Я
возымел и до сих пор питаю надежду разыскать там хорошую синюю – в Марселе ведь все
материалы можно купить из первых рук…
Этюды я написал такие: старуху арлезианку, снежный пейзаж, улицу с лавкой мясника.
Женщины здесь, кроме шуток, очень хороши. А вот арльский музей – сущая насмешка: он
отвратителен и достоин Тараскона.
Есть тут и музей античности, уже настоящий.
465
Не прочтешь ли мое письмо к господину Терстеху? Если найдешь, что я поступаю
правильно, перешли это письмо ему и добавь кое-что от себя…
Как тебе известно, английские дела – родная стихия Терстеха; поэтому вполне
вероятно, что сбыт новых картин в Англию пойдет именно через него. Таким образом, мы
могли бы устроить постоянные выставки импрессионистов: Терстех и лондонский
представитель фирмы – в Лондоне; ты – в Париже; я, если удастся, – в Марселе. Но для
этого нужно, чтобы Терстех многое увидел своими глазами. Очень желательно, чтобы ты
поводил его по мастерским, попутно разъяснив ему всю важность дела.
Объединение художников легко осуществимо лишь при условии, что Терстех не будет
ему противиться, а мы примем к сердцу интересы художников и, прежде всего, постараемся
поднять цены на картины: ведь то, что ничего не стоит, никто и покупать не станет. Об этом, во
всяком случае, пора заговорить в полный голос…
Как видишь, главным театром военных действий я считаю Англию. Если художники не
хотят продавать свои работы за гроши тамошним торговцам, они должны объединиться и сами
выбирать своих деловых представителей – людей умных и не стяжателей. Обдумай все
хорошенько и поступи, как сочтешь нужным, – либо отправь письмо, либо сожги. Что лучше
– не знаю, но мне очень хочется впутать Терстеха в это дело – он достаточно авторитетен.
466
Получил письмо от Гогена. Он пишет, что был болен и пролежал две недели, а сейчас
сидит без гроша – пришлось срочно платить долги. Он спрашивает, не продал ли ты что-
нибудь для него. Писать тебе он не хочет, чтобы тебя не беспокоить. Ему так нужно хоть
сколько-нибудь заработать, что он готов опять снизить цены на свои картины.
Я, со своей стороны, могу помочь ему только одним – письмом к Расселу, которое
отправлю сегодня же.
Мы уже пробовали убедить Терстеха купить что-нибудь у Гогена… Прошу наперед:
вскрывай все письма на мое имя – так ты быстрее познакомишься с их содержанием и я не
должен буду тебе его пересказывать.
Не рискнешь ли ты приобрести марину для фирмы? Если это возможно, он на какое-то
время спасен…
Здесь по-прежнему мороз и всюду лежит снег. Я написал этюд – снежные поля и город
на заднем плане. И еще два маленьких этюда – ветка миндаля; он уже зацвел, несмотря на
холод.
467
Наконец-то погода переменилась и с утра потеплело. Теперь я хорошо знаю, что такое
мистраль – я уже не раз бродил по окрестностям города, но работать из-за этого ветра так и не
смог.
Небо было ослепительно синее, ярко сияло солнце, снег почти весь стаял, но ветер был
такой сухой и холодный, что мурашки по коже бегали.
Тем не менее я посмотрел кое-что интересное – развалины аббатства на холме,
поросшем остролистом, соснами и серыми оливами.
Надеюсь, мы скоро за все это возьмемся.
Покамест я закончил этюд вроде того, что подарил Люсьену Писсарро, только на этот
раз с апельсинами.
Итак, сделано уже целых восемь этюдов. Но они не в счет – я ведь до сих пор работал
на холоде и мне было не по себе.
Письмо Гогена – я собирался тебе его послать, но думал, что сжег его вместе с другими
бумагами, – отыскалось. Прилагаю его к своему письму. Сам я уже написал Гогену и сообщил
ему адрес Рассела, а Расселу послал адрес Гогена – пусть, если хотят, пишут друг другу
непосредственно.
Но какое все-таки трудное будущее ожидает многих из нас, в том числе, конечно, тебя и
меня! Я, разумеется, верю в конечную победу, но воспользуются ли ею художники? Настанут
ли и для них лучшие времена?
Я купил грубый холст и велел так загрунтовать его. чтобы достичь эффекта матовой
поверхности. Теперь я достаю тут все, что надо, и почти за те же деньги, что в Париже. В
субботу, вечером, меня навестили два местных художника-любителя: один из них –
бакалейщик, он торгует заодно и материалами для живописи; другой – мировой судья, человек
добрый и неглупый…
Если потепление наступило и в Париже, оно пойдет тебе на пользу.
Ну и зима! Я до сих пор не решаюсь скатать мои этюды – они еще не высохли…
Бедняга Гоген, до чего же ему не везет! Боюсь, что выздоровление его продлится
дольше, чем те две недели, которые он пролежал.
Черт побери, когда же, наконец, народится поколение художников, обладающих
физическим здоровьем? Иногда я просто лопаюсь от злости, глядя на самого себя: мне мало
быть ни больным, ни здоровым, как другие. Мой идеал – такая конституция, чтобы дожить до
восьмидесяти лет и чтобы в жилах текла кровь, настоящая здоровая кровь.
Если бы хоть знать, что следующее поколение художников будет счастливее нас! Все-
таки утешение…
468 [10 марта 1888}
Что ты скажешь о смерти императора Вильгельма? * Не ускорит ли она ход событий во
Франции? Останется ли Париж спокоен? Это еще вопрос. И как все это отразится на торговле
картинами? Я читал, будто в Америке собираются отменить пошлины на ввоз картин. Это
правда?
Может быть, проще убедить кое-кого из торговцев и любителей объединиться для
покупки картин импрессионистов, чем объединить самих художников и уговорить их делить
выручку от продажи картин? Тем не менее самый лучший выход для нас – создать ассоциацию
и передавать ей свои картины, а выручку от продажи делить, с тем чтобы ассоциация
гарантировала своим членам хотя бы возможность работать.
Почему бы Дега, Клоду Моне, Ренуару, Сислею и К. Писсарро не взять на себя
инициативу и не сказать: «Мы впятером даем каждый по десять полотен (вернее, даем каждый
полотен на 10000 франков по оценке экспертов, скажем, Терстеха и тебя, которые также
являются членами ассоциации и, со своей стороны, вкладывают в дело определенный капитал в
форме картин). Кроме того, мы обязуемся ежегодно давать полотен на энную сумму и
приглашаем вас – Гийомен, Сера, Гоген и др. присоединиться к нам (оценка ваших картин
будет производиться теми же экспертами) «.
Передавая свои холсты в собственность ассоциации, импрессионисты с Большого
бульвара сохранят свой престиж, а другие лишатся возможности упрекать их в том, что они
присваивают себе все выгоды, которые дает известность, достигнутая, разумеется, с помощью
личных усилий и одаренности, но подкрепленная, упроченная и поддерживаемая картинами
целой армии художников, доныне прозябающих в беспросветной нужде. Как бы то ни было,
хочется верить, что все это сбудется и что вы с Терстехом (а может быть, и Портье тоже)
станете экспертами ассоциации…
Я все время думаю о таком сообществе, план его у меня созрел, но необходимо, чтобы
нас поддержал Терстех – успех во многом зависит от него.
Художников мы, пожалуй, сумеем убедить, но без помощи Терстеха дело не пойдет: без
него нам с утра до вечера придется одним выслушивать всеобщие жалобы, каждый будет
требовать от нас объяснения, поучать нас и т. д.
Не удивляюсь, если Терстех держится того мнения, что без художников с Большого
бульвара не обойтись и что их надо уговорить взять на себя инициативу создания ассоциации,
то есть передать свои картины сообществу и отказаться от права личной собственности на них.
Если с их стороны последует такое предложение, Малый бульвар, на мой взгляд, сочтет
себя нравственно обязанным поддержать их.
Господа с Большого бульвара сохранят свой теперешний престиж лишь при условии, что
лишат «малых» импрессионистов возможности бросать им заслуженный упрек: «Вы все кладете
себе в карман». Нужно, чтобы они могли возразить: «Нет, напротив, мы первые объявили, что
наши картины принадлежат всем художникам».
Если только Дега, Моне, Ренуар, Писсарро скажут это, оставив себе при этом широкую
личную свободу в практическом подходе к решению вопроса, им простят любое высказывание,
более того – даже полное молчание и невмешательство в дело.
469
Что касается работы, то сегодня я принес домой холст размером в 15 * – подъемный
мост с проезжающим по нему экипажем на фоне голубого неба; река тоже голубая; на
оранжевом берегу, поросшем зеленью, – группа прачек в цветных корсажах и чепцах.
Написал я и другой пейзаж – деревенский мостик и опять прачки.
И, наконец, платановую аллею у вокзала. Всего, со дня приезда сюда, 12 этюдов.
Погода здесь неустойчивая, часто бывает пасмурно, и дует ветер, но миндаль уже