домике, где мы работаем, и, главным образом, во мне.
В самом деле, у него, как и у меня, здесь много серьезных трудностей, которые надо
преодолеть.
Но трудности эти скорее заключаются в нас самих, а не в чем-либо ином.
Короче говоря, я считаю, что он должен твердо решить – оставаться или уезжать.
Но я посоветовал ему как следует подумать и взвесить свое решение, прежде чем начать
действовать.
Гоген – человек очень сильный, очень творческий, но именно по этой причине ему
необходим покой.
Найдет ли он его где-нибудь, если не нашел здесь?
Жду, чтобы он принял решение, когда окончательно успокоится.
566 note 72
Надеюсь, Гоген полностью рассеет твои опасения, в том числе и касающиеся наших
живописных дел.
Рассчитываю вскоре опять взяться за работу.
Прислуга и мой друг Рулен присмотрели за домом и все привели в порядок.
Когда я выйду отсюда, я вновь побреду своей дорогой; вскоре начнется весна, и я опять
примусь за цветущие сады.
Дорогой мой брат, я в полном отчаянии. Из-за твоей поездки и дорого бы дал, чтобы ее
можно было избежать; ведь в конце концов ничего серьезного со мной не произошло и тебе не
стоило так беспокоиться.
Не могу даже передать, как меня радует, что ты помирился и, более того, сошелся с
Бонгерами.
Передай это Андрису и крепко пожми ему руку за меня.
Как был бы я счастлив, если бы ты мог видеть Арль в хорошую погоду – ведь ты его
видел в черных тонах.
В общем, выше голову! Письма адресуй непосредственно мне – площадь Ламартина, 2.
Картины Гогена, оставленные им в нашем доме, отправлю по первому же требованию.
Мы должны возместить ему расходы по меблировке.
566 (оборот). См. письма к Полю Гогену.
567 [2 января 1889}
Чтобы рассеять все твои опасения на мой счет, пишу тебе несколько слов из кабинета
уже знакомого тебе доктора Рея, проходящего практику при здешней лечебнице. Я пробуду в
ней еще два-три дня, после чего рассчитываю преспокойно вернуться домой.
Прошу тебя об одном – не беспокоиться, иначе это станет для меня источником лишних
волнений.
Перейдем лучше к нашему другу Гогену. Уж не напугал ли я его и в самом деле? Почему
он не подает признаков жизни? Он ведь как будто уехал вместе с тобой. К тому же он, видимо,
испытывал потребность повидать Париж – там он чувствует себя дома больше, чем здесь.
Передай ому, что я все время думаю о нем и прошу его написать…
Читаю и перечитываю твое письмо насчет свидания с Бонгерами. Великолепно! Рад, что
для меня все остается так же, как было.
568
Сегодня, наверно, напишу не очень много, но во всяком случае хочу хоть известить тебя,
что я вернулся домой. Как я жалею, что тебе пришлось сорваться с места из-за такого пустяка!
Прости меня – во всем, вероятно, виноват только я. Я не предвидел, что ты так встревожишься,
когда обо всем узнаешь. Но довольно об этом. Ко мне заходил господин Рей с двумя другими
врачами – решили посмотреть мои картины. Они чертовски быстро уразумели, что такое
дополнительный цвет.
Собираюсь сделать портрет г-на Рея, а возможно, и другие, как только снова смогу
приняться за живопись.
Благодарю за твое последнее письмо. Я постоянно чувствую, что ты – рядом со мной;
но, в свою очередь, знай: я занят тем же делом, что и ты.
Ах, как мне хочется, чтобы ты посмотрел портрет Брийя работы Делакруа, равно как и
весь музей в Монпелье, куда меня возил Гоген! Поскольку на юге до нас уже работали другие,
мне трудно поверить, что мы всерьез могли сбиться с пути.
Вот какие мысли лезут мне в голову теперь, когда я вернулся домой…
Для того чтобы учиться мастерству, мне необходимы репродукции с картин Делакруа,
которые еще можно разыскать в том магазине, где продаются литографии старых и новых
мастеров по 1 фр. за штуку, если не ошибаюсь. Но я решительно отказываюсь от них, если они
стоят дороже…
Думаю, что нам следует повременить с моими работами. Конечно, если хочешь, я
пошлю тебе некоторые из них; но я рассчитываю сделать нечто совсем другое, когда стану
поспокойнее. Что же касается «Независимых», сообразуйся с тем, что сам считаешь нужным и
что предпримут остальные.
Ты даже не представляешь себе, как я огорчен тем, что ты до сих пор не уехал в
Голландию…
Что поделывает Гоген? Его семья живет на севере, его пригласили выставиться в
Брюсселе, и он, к тому же, пользуется успехом в Париже; поэтому мне хочется верить, что он
вышел, наконец, на верную дорогу…
Как бы то ни было, я искренне счастлив, что все случившееся уже прошло.
569
Надеюсь, ты не встревожишься, если я напишу тебе еще несколько слов, хотя уже
послал тебе письмо утром.
Я довольно долго был не в состоянии писать, но теперь, как видишь, все прошло.
Я набросал несколько слов маме и Вил, адресовав письмо сестре; написал я его с
единственной целью – успокоить их, на случай, если ты проговорился насчет моей болезни.
Ты, со своей стороны, сообщи им только, что я немного прихворнул; словом, поступи
так, как в былые времена, когда я в Гааге угодил в больницу. А еще лучше вовсе об этом не
распространяться, так как теперь я отделался только испугом и провалялся в больнице всего
несколько дней.
Таким образом, ты не вступишь в противоречие с той запиской, которую я послал
родным в Голландию.
Словом, давай избавим их от лишнего беспокойства. Надеюсь, ты сочтешь мой план
вполне невинной уловкой?
Можешь заодно убедиться, что я еще не разучился шутить.
Завтра снова сажусь за работу – начну один-два натюрморта, чтобы опять набить руку.
Рулен держался в отношении меня совершенно исключительно, и, смею думать, он
навсегда останется мне верным другом, к услугам которого я буду прибегать довольно часто –
он хорошо знает здешние края.
Сегодня мы обедали с ним вместе.
Если тебе хочется сделать доктору Рею что-нибудь очень приятное, я научу тебя, как
доставить ему удовольствие. Он слыхал о картине Рембрандта «Урок анатомии», и я обещал,
что мы достанем ему гравюру с нее для его кабинета. Надеюсь также написать его портрет, как
только почувствую, что у меня хватит на это сил. В прошлое воскресенье я познакомился с
другим врачом – тот хотя бы понаслышке знает, кто такие Делакруа или Пюви де Шаванн, и
стремится познакомиться с импрессионизмом…
Уверяю тебя, что несколько дней, проведенных мною в лечебнице, оказались очень
интересными: у больных, вероятно, следует учиться жить.
Надеюсь, что со мной ничего особенного не случилось – просто, как это бывает у
художников, нашло временное затмение, сопровождавшееся высокой температурой и
значительной потерей крови, поскольку была перерезана артерия; но аппетит немедленно
восстановился, пищеварение у меня хорошее, потеря крови с каждым днем восполняется, а
голова работает все яснее.
Поэтому прошу тебя начисто забыть и мою болезнь, и твою невеселую поездку.
570 note 73
Я только что получил твое ласковое письмо, а еще раньше, утром, твоя невеста
сообщила мне о вашем предстоящем бракосочетании. Я ответил ей самыми искренними
поздравлениями, которые сейчас повторяю тебе.
Теперь, когда окончательно рассеялись мои опасения, как бы мое нездоровье не
помешало твоей неотложной поездке, которой я так сильно и так давно желал, я чувствую себя
совершенно нормально.
Утром опять ходил на перевязку в лечебницу, а потом часа полтора гулял с г-ном Реем.
Говорили понемногу обо всем, даже о естественной истории.
Меня ужасно обрадовало твое сообщение о Гогене, а именно, что он не отказался от
своего замысла вернуться в тропики.
Это для него верный путь. Я отчетливо представляю себе, чего он хочет, и от всей души
одобряю его. Мне, естественно, жаль с ним расставаться, но раз для него это хорошо, большего
мне и не нужно.
Как насчет выставки 89 г. ?..
Мой товарищ Гоген ошибся в своих расчетах в том смысле, что он слишком привык
закрывать глаза на такие неизбежные расходы, как арендная плата за дом, жалованье прислуге и
куча житейских мелочей того же свойства. Все это бремя ложится, конечно, на наши с тобой
плечи, но, поскольку мы его выдерживаем, другие художники могли бы жить со мною, и не
неся подобных расходов.
Сейчас меня предупредили, что, пока я лежал в лечебнице, мой домовладелец заключил
контракт с одним хозяином табачной лавочки и решил меня выставить, чтобы отдать дом этому
субъекту.
Это не слишком меня пугает, так как я не склонен дать с позором выгнать себя из дома,
который я за свой счет покрасил изнутри и снаружи, оборудовал газом и т. д., словом, привел в
жилой вид, хотя достался он мне в весьма плачевном состоянии – в нем давно уже никто не
жил и он был заколочен. Пишу это в порядке предупреждения: если, скажем, и после пасхи мой
домовладелец будет упорствовать в своем намерении, я попрошу у тебя необходимых советов,
поскольку считаю себя в данном случае представителем наших друзей – художников,
интересы которых обязан защищать…
Физически чувствую себя хорошо: рана заживает быстро, а потеря крови восполняется
за счет хорошего питания и пищеварения. Самое опасное – это бессонница, хотя врач о ней не
упоминал, а я с ним на этот счет не заговариваю и борюсь с нею сам.
Борюсь я с нею сильными дозами камфары, которой пропитываю подушку и матрас;
рекомендую и тебе применять этот способ, когда не спится. Покидая лечебницу, я очень